Дочь полка

– А вот с этого поподробнее, – резко остановил признание Родникова Александр. – Что ты говорил про оккупантов?

Сорокин, нарезавший, уже, наверное, сотый круг по палатке, замер и взглянул на друга.

– Я предупредил их о том, что вы будете рядом и они отошли в подкрепление к своим и устроили ловушку нашим, заложив мины.

Резанцев выпрямился и застыл в одном положении. «Так вот как», – подумал он.

– А это село случайно не носило название «Лесково»? – спросил медленно Иван, доставая из кармана мешочек с табаком.

– Носило, – кивнул Николай и со страхом на миг взглянул на командира, а затем снова всунул голову в плечи и закрыл глаза.

– Так это из?за тебя погибло столько беззащитных людей? – смотрел в одну точку Резанцев. Он опустил голову и нахмурил брови. – Из?за тебя у Кати больше никого не осталось?! – командир снова устремил взгляд на связанного, который готов был сравняться с землёй, лишь бы не быть сейчас здесь. – Каждый день общался с ней, даже «молодым организмом» её окрестил. И тебя абсолютно ничего не коробило? Да что ты такое?!

– Сань, дай я ему втащу! – закатал рукав Иван.

– Я тоже хочу, – отвлёкся от письма Игорь.

– Я не знал о том, что они всех убьют! – стал защищаться Николай, вертя головой из стороны в сторону. – Даже про ГАЗ – 55 не знал, я думал, что они просто высадят всех и машину заберут! Я! Я не знал ничего! Меня самого обманули! Меня вообще заставили всё это делать!

– Хватит нам брехать! – не выдержал Иван. – Как будто ты не знаешь о том, что фрицы делают с нашим народом и солдатами. Не знал он! Всё ты знал!

– С ним бесполезно об этом говорить, – сказал Александр, затем, повернулся снова к связанному и задал давно крутящийся в голове вопрос. – И всё?таки зачем? Мне просто интересно, что тобой двигало? Что они тебе такого предложили, за что ты продал Родину, предал товарищей? – его тон понизился.

Кажется, все ждали ответа на этот вопрос и испытывающе смотрели на Николая, ожидая ответа. Но ответа так и не последовало. Бывший повар продолжал сидеть с наклонённой вниз головой.

– Деньги? – наконец спросил командир.

Родников нехотя кивнул головой.

– И сколько, мне интересно, тебе предложили? – облокотился на стол тот.

– Много, – сухо ответил Николай. – Я для вас всегда был всего лишь поваром и поваром бы и остался. А там мне предложили лучшую жизнь в обмен на информацию.

– Ты не только информацию им сдал, – подошёл к связанному Иван. – Ты людей сдал на гибель! Людей! Товарищей, медсестру, детей, женщин, стариков! – он не выдержал и врезал от души по лицу Николая кулаком.

Тот не застонал. Даже, наверное, не удивился. Из его сломанного носа потекла кровь. Предатель съёжился на стуле и продолжал, уже обречённо, смотреть в пол.

– Извини, Сань, не сдержался, – сжимал и разжимал руку Сорокин. – Прям полегчало! Хотя, ему мало. Очень мало, – он бросил полный ненависти взгляд на связанного.

Александр, ничего не сказав другу, продолжил допрос.

* * *

Катя вышла из медпункта на улицу и с удовольствием вдохнула, уже привычный ей, хвойный воздух. Наконец, она закончила помогать медсёстрам со стиркой бинтов для раненых. Но девочку никто не заставлял, сама вызвалась. С момента событий, описанных ранее, прошёл один день. И всё это время батальон питался тушёнкой и прочими консервами. Конечно, главного по кухне ведь не было. Бойцы отреагировали на новость о Родникове смятением и непониманием. Они не могли принять тот факт, что их Колян мог быть способен на такое. Этого человека даже не подозревал никто. А что его подозревать? Обычный повар, кашевар. Никогда на поле боя не был, под пулями не ходил. Ему и незачем это было. Но, как оказалось, такая профессия как повар, очень удобна в деле предателя. А что? Готовишь себе спокойненько, а параллельно слушаешь полезную для врага информацию. Не воюешь, в медпункте не бываешь. Ты не привлекаешь внимание. Ты тень. Кто заметит под улыбчивой физиономией повара подвох? Да никто! Даже командир ничего не понял, а он человек внимательный. На роль предателя первым делом ставили Лунатика, даже Фокина, но ни него. Катя бросила задумчивый взгляд на полевую кухню, на которой уже больше не «летает» их любимый всеми Родников. Да… Теперь кличка «молодой организм» приобрела для девочки другой смысл. Она испытывала отвращение к этому прозвищу. Но теперь её никто так точно не назовёт, особенно после этой ситуации. Катя вспомнила, как разговаривала с ним, как он ей улыбался, как ласково и тепло звучал его голос. Даже для неё он никак не мог подходить на роль врага, хотя она знала его совсем немного, в отличии от остальных. Что случилось дальше с Николаем, Кате было неизвестно. Видела только, как вчера его вывели из палатки связистов и скрылись с ним куда?то. Больше она его не видела. Хотя ей было по?детски любопытно куда его отправили или что с ним сделали. Её мысли вдруг прервал голос Резанцева:

– Привет, – подошёл к ней он.

Катя повернулась к нему и тоже поздоровалась.

– О чём задумалась? – спросил командир и тоже бросил нечитаемый взгляд в сторону полевой кухни.

– О Родникове, – наклонила голову влево та.

– Ааа, – протянул Александр, – о нём сейчас все думают. И ещё долго будут думать.

Александр замялся. Девочка с непониманием взглянула на Резанцева. Знала она его, конечно, мало, но ей показалось, что командир говорит и ведёт себя как?то неуверенно, как будто не может подобрать слова. Катя не стала тянуть и спросила:

– Вы хотели мне что?то сказать?

– Да, – всё ещё смотрел в сторону полевой кухни Резанцев.

Девочка тоже посмотрела туда. Значит, разговор будет связан с предателем. Что ж, девочке было любопытно что стало с Николаем и зачем он перешёл на сторону врага. Но Александр начал разговор совсем с другого:

– Речь о твоём селе. Вернее, о том, что с ним стало. – командир тяжело вздохнул.

«Причём тут это?» – подумала Катя. – «Как это может быть связано?»

– Ты никогда не задумывалась о том, почему так резко оккупанты покинули деревню? Почему ничего не взяли, оставили целыми дома?

– Не задумывалась, если честно, – вспоминала события та.

А ведь и правда. Почему так резко немцы приняли такое решение? Почему даже о ней забыли и подожгли амбар без неё? Девочку настолько заглушило горе, что о такие вещи ей даже близко в голову не приходили. Она ещё раз взглянула на Резанцева. Было видно, что ему было трудно с ней об этом разговаривать и он пытается объяснить всё максимально спокойно:

– Дело в том, что Родников передал немцам информацию, что мы будем возвращаться через село. Оккупантам было приказано быстро покинуть деревню и оставить мины для нас в качестве ловушки, а жителей убить. В общем и целом, смерть твоих родных и близких лежит на руках Николая тоже. Если бы не он, оккупанты бы ничего не узнали. И мы бы смогли вам помочь, – он перевёл взгляд с кухни куда?то вдаль. – Я долго думал сообщать тебе это или нет, но решил, что ты должна знать.

Катя стояла в оцепенении. В голову нахлынули воспоминания о том, как её окрестили «молодым организмом», как Родников общался с ней, угощал хлебом, говорил, что ей нужно расти. Всё это время она разговаривала не только с предателем. Она разговаривала с убийцей её матери! С убийцей её младших братьев и других близких ей людей! Если бы не он… Если бы не он, то она жила бы сейчас в своём доме, а не лагере, просыпалась бы от голоса матери, а не от звука стрельбы и взрывов! А Николай ей улыбался. Для него она была не ребёнком, а чудом выжившей жертвой! Девочка не испытывала боли, не испытывала обиды. В душе разгоралась ненависть, чистая обжигающая ненависть. Она сжала кулаки и спросила уже другим сухим низким голосом:

– И что с ним сейчас?

– Его расстреляли вчера после допроса, – ответил Александр.

– Так вот зачем вы его уводили, – вспоминала вчерашний день Катя.

Они ещё немного помолчали, вслушиваясь в повседневную суету в лагере, которая для девочки звучала как?то отдалённо и глухо. Катя взглянула на небо. С одной стороны, эта новость была для неё шоком, но с другой, она почувствовала облегчение от того, что хоть один человек, причастный к смерти её близких был наказан. Конечно, родных ей это не вернёт, но смерть этого человека стала неким утешением в данной ситуации. Мать всегда говорила, что плохие люди попадают в Ад и там отбывают наказание за свои грехи. Сейчас девочка всей душой желала, чтобы это наказание заставило почувствовать Николаю ту же боль, какую испытала в тот день её родные.

ЭПИЛОГ

Яркое солнце, наконец, стало господствовать на небе, которое большую часть времени предпочитало носить скучные серые тучи. Луч светила попал на блестящий снег, который являлся первым в этом году. Наступила зима. Утренний морозец колол нос и щёки. В батальоне, несмотря на такой ранний час, а сейчас в нашей истории на дворе стояло раннее утро, было шумно. Здесь работа уже закончена. Эту территорию бойцы с огромными потерями и неудачами, но отстояли. Поступил приказ двигаться дальше. Складывались палатки, покидались землянки. Пора было уходить из этого места, в котором произошла такая необычная и удивительная история. Александр стоял возле своей пустой землянки и курил папироску. Он задумался о чём?то своём. В другой руке у него было письмо, адресованное домой в родной Лихвин. В нём, пока было написано следущее:

«Привет, Танюш! Со мной всё хорошо, можешь не волноваться. Жив, здоров, как говорится. Несколько дней назад мы нанесли сокрушительный удар по фрицам и разгромили их лагерь. Ты бы видела, как они бежали от нас, как ошпаренные. Но их поражение далось нам очень нелегко. Сколько хороших ребят полегло – пересчитать невозможно. Наконец мы здесь закончили. Но радоваться ещё нам рановато. Прости, что не писал тебе так долго, просто была очень веская на то причина, о которой я, возможно, тебе расскажу. Теперь отправляют нас в другое место. Очень скучаю по тебе. Но ты там не унывай, я обязательно вернусь. Сообщу тебе сразу же, когда прибудем на новое место, куда писать. Не забывай отправлять письма. Это для меня настоящий праздник. Но в данный момент мне нужно разобраться кое с каким моментом. И решение в нём буду принимать не я, а другой человек. Мне же осталось только предложить».

Александр задрал голову к небу и, зажмурившись, выдохнул дым.

– Приятного курения, – послышался сзади знакомый голос.

Резанцев обернулся:

– Спасибо, – он взглянул на самокрутку, которая была в губах у друга, – тебе тоже.