Дочь полка

Резанцев сел за стол, подпёр голову рукой и посмотрел на пришедших. Сорокин крутил самокрутку, Макаренко не делал ничего, но было ощущение, что он пьян – от усталости у него были наполовину прикрыты глаза, боец смотрел исподлобья и время от времени клевал носом вниз. Фокин опёрся на стену возле выхода, сложив руки. Воробьенко потирал веки. Небольшая компания из четырёх человек собралась ночью в землянке командира, чтобы обсудить текущие дела.

– Медлить нельзя больше, – начал Александр. – Нужно ловить языка.

– И как ты его поймаешь, этого языка? – выпустил дым Сорокин.

Рядом стоящий с ним Михаил очнулся от полудрёмы и развеял его, поморщившись:

– На поле боя что ли? Как это выглядеть будет? – он прокашлялся, и слезившимися от дыма самокрутки глазами, посмотрел на Ивана, который, видимо, не обращал на товарища никакого внимания.

– И не факт, что абсолютно все фрицы об этом знают, – вмешался в разговор Фокин. – Может быть они это держат в секрете.

– У вас есть идеи лучше? – оторвал голову от руки командир.

– Может быть расставить в лесу засаду? – предложил Макаренко.

– Опять на те же грабли? – стряхнул порох с самокрутки Иван.

– Нет, в нескольких местах, – пояснил тот. – Авось, на немца наткнёмся.

– Некогда нам на «авось» надеяться, – сказал Александр. – И так много времени на этого гада потратили. Одно дело устраивать засаду одному человеку, а тут вас будет несколько. Как это всё объяснить? – он постучал большими пальцами по лбу, пытаясь откопать хоть какую?нибудь мысль, но всё было безуспешно.

– Не факт, что фрицы, которые передают эти послания, знают его в лицо, – сказал Иван.

– Ну это уже слишком, мне кажется, – помотал головой Фокин и стал мыслить в слух. – На карауле спрашивали.

– Там ничего мы не достали. Каждого, кто выходит из лагеря, ставить в подозрение бесполезно. Кто воду идёт набрать, кто ещё что?то, – проговорил тот.

Почти вся землянка наполнилась дымом, который улетучится ещё не очень скоро. От него не только хотелось спать ещё больше, но и слегка начинало подташнивать даже тех, кто курил на постоянной основе. Резанцев сделал выводы, что дымить в землянке – плохая идея и что он больше не будет позволять Ивану так делать, даже несмотря на то, что это его лучший друг.

– Так что…– собирался продолжить командир, как вдруг снаружи послышался шорох и отдаляющиеся медленные шаги. Их бы в обычное время и не услышали, но ночью, когда всё стихло, вполне было возможно. К тому же, человек снаружи очень сильно шаркал по вялой траве, что тоже невозможно оставить без внимания.

Фокин и Александр одновременно прислонили пальцы к губам. Все устремили взор в сторону выхода. Резанцев вскочил на ноги и вооружился пистолетом. Все остальные тоже взяли оружие. Командир выглянул из землянки и огляделся: никого не было. Кто же это тогда ходил? За ними следили? Их разговор подслушивали? Александр вылез наружу полностью, за ним все остальные.

– Всё? Каюк? – прошептал Сорокин.

– Нет, не каюк, – вдруг сказал Макаренко и указал в сторону поваленного дерева, к которому вялой и весьма странной походкой направлялась фигура.

– Лунатик, – с облегчением произнёс Фокин, – опять бродит.

– А не Лунатик ли предатель? – прищурился в темноту Сорокин.

Все обернулись и вопросительно взглянули на него.

– Да не может быть! – сказал вполголоса Михаил. – Он же дрыхнет. Даже сопит, когда бродит.

– Вдруг он вовсе не страдает от лунатизма? – продолжал размышлять тот, не слыша товарища. – А что? Прикрытие, весьма, хорошее.

– Вряд ли кто?нибудь на здравую голову будет жрать свою шапку, – защищал Липтенко Макаренко. – Если бы я притворялся лунатиком, то выбрал бы себе занятие получше.

– А как он тогда Гитлеркапутнул в Лунова? – повернулся к Макаренко Иван. – Может это было намеренно?

Александр, который всё это время был практически между ними, который уже устал терпеть то, что в одно ухо ему бубнит Сорокин, а другое – Макаренко, наконец шикнул, выйдя из ступора:

– Такие вещи нужно обсуждать не здесь – это раз, Лунатика нужно вернуть назад – это два. Ничего ещё не доказано, а он может во сне куда?нибудь уйти и будем его искать всем батальоном посреди ночи.

– Ну не всем батальоном, – направился Фокин к Матвею, – но это тоже верно.

Пока Егор отводил ночного гуляку на место, в землянке стали обдумывать и эту версию. Пока Макаренко и Сорокин продолжали спорить, Александр задумался: «А ведь я его встречал той ночью», – вспоминал он. – «Мимо землянки моей проходил. Может документы своровать пытался? Может он серьёзно не спит?»

Внутрь спустился Фокин и обратился к Резанцеву, опередив Сорокина, который уже намеревался что?то сказать:

– Товарищ командир, – сказал он, – но не может он быть предателем! Ну видно же, что спит. Голос сонный, мелит какую?то ерунду.

– И что хоть на этот раз он бубнил? – зевнул Иван.

– Ерунду, сказал же.

– А чем он там занимался? – спросил Макаренко.

* * *

– Что я делал? – чуть не выронил котелок Липтенко.

– Раскладывал грязь под деревом, – повторил Михаил. – Так Егор сказал, он тебя отводил.

Матвей вздохнул так досадно, что товарищам стало стыдно над ним смеяться, и ударил себя по лбу ладонью:

– Я?то думал, почему у меня руки в земле, – сказал он.

– Да не грусти ты так! – подбодрил друга Царенко. – Не ел же ты её.

– Спасибо и на этом, – опустил голову вниз тот.

– Мужики, что вы там встали? – послышалось сзади.

Они все стояли в очереди к полевой кухне. Колян, как всегда, был добр и подбадривал солдат. Конечно не обошлось без особого приветствия «молодого организма», при котором у героя этого прозвища, то есть у Кати, всегда загорались от застенчивости щёки. Она улыбалась и прятала взгляд. А бойцы дружески похлопывали её по плечу и тоже подшучивали. Да, при раздаче еды без этого никак не обходилось. Эта тема до сих пор была актуальна, несмотря на то, что «молодой организм» уже не выглядел, как молодой организм с бледной кожей, красным от насморка носом и синяками от бессонницы под глазами. Зря девочка надеялась на то, что прозвище от неё быстро отклеится. Не тут?то было. Но, она была благодарна и за то, что оно употреблялось только одним человеком и только при трапезах в то время, как Лунатик был Лунатиком круглосуточно и без перерыва. Редко Липтенко называли по имени. Но эта кличка не была злой. Её произносили больше с дружеской, ласковой интонацией. Так, что обижаться тут было не за что. Без внимания он тоже не остался – ночную прогулку тоже успели обсудить. Правда, не настолько масштабно, когда Матвей ел шапку, но всё же. За завтраком Катя сидела сонной мухой. Трапезничала она вместе с Сорокиным. Александр куда?то ушёл ещё до завтрака. Они оба засыпали на ходу, но больше всех дремала девочка. Её веки, казавшиеся ей слишком тяжёлыми, уже давно были закрыты, голова неумолимо клонилась вперёд. Хватка, которой она держала котелок с кашей потихоньку ослаблялась, а волосы, заплетённые в две косы, готовы были вот?вот окунуться в содержимое посуды. Тут к ним подошёл командир и сел рядом. Он вопросительно посмотрел на спящего ребёнка, и перевёл вопросительный взгляд на Сорокина, мол, почему она спит. Тот только пожал плечами, поджав губы. Катя в полудрёме даже не заметила пришедшего. Сорокин, чтобы, по его словам, взбодриться, стал крутить самокрутку. Александр предпочёл покурить потом. Он, по сравнению со своим товарищем, мог воздержаться от табака. Тот же совершенно не мог отказать себе в потребности, которую, наверное, уже и зависимостью назвать трудно. Где бы он не находился – папироска или самокрутка всегда была с ним. Только во время боя не курил, но тут уж понятно по какой причине. Ещё бы и в этот момент заботился об этом. Катя уже зависала где?то в своём пространстве с прикрытыми глазами. Она чуть не уронила кашу со своих колен, но Резанцев вовремя разбудил её. Девочка придержала посуду и помотала головой, пытаясь проснуться.

– Почему ты, Катя, опять не спала? – спросил Александр.

– Товарищ командир? – удивилась та. – Но вы же…

– Он тут несколько минут, – сказал Сорокин и сделал затяжку.

Резанцев обвёл взглядом местность и остановился на Липтенко, который в это время сидел вдали от всех с грустным видом. Так бывает часто после того, как он узнает о своих ночных похождениях. Тут к нему подошёл Летаев, и приятельски толкнув друга в бок, повёл в компанию к другим бойцам, где сидели Васазде, Фокин, Василенко и другие бойцы. «Ну вот как в таком дружном батальоне может быть враг?» – задавался вопросом командир. Александр вновь повернулся к девочке, которая снова ушла в сон и легонько потряс её за плечо:

– После завтрака иди отоспись, – сказал командир.

Катя убрала свои косы подальше от каши и потёрла глаза. Она посмотрела боковым взглядом в сторону Резанцева и увидела вместо командира своего отца: он сидел, опёршись локтями на колени, и, как обычно, смотрел вдаль с серьёзным видом, зажимая губами папиросу. «Бред какой?то!» – сказала себе сама Катя и снова помотала головой. Перед ней уже сидел не черноволосый, строгий отец с серьёзным выражением лица, а светловолосый, как обычно спокойный командир, устало смотревший на бойцов. Катя в последнее время невольно стала сравнивать его со своим родителем и делала выводы, что Александр – полная противоположность её отцу. Ну, по крайней мере, ей так казалось. Во – первых – внешне очень различаются, во – вторых – несмотря на то, что оба серьёзные и ответственные, характеры разные. Резанцев будет по – спокойнее и она не видела, чтобы командир хоть раз выражался, но это, наверное, из?за того, что она ещё ребёнок. Перечислять можно долго, но это основное на что первым делом обращалось внимание. Если копать дальше, конечно, найдётся ещё несколько деталей, но это не нужно. «Видимо, мне и правда, нужно поспать, а то мне уже и наяву сны видятся», – подумала она и ещё раз, на всякий случай, помотала головой. Вырубилась Катя фактически сразу, даже до того, как её голова коснулась подушки. Медсёстры ей ничего не сказали, даже были за то, чтобы она поспала так, как видели в каком состоянии девочка находится последнее время. Катя познала секрет крепкого сна бойцов: она не реагировала на разговоры, игру в карты, ходьбу медсестёр из стороны в сторону. Девочка даже толком не разделась: плюхнулась на кровать в телогрейке, даже не расстелив постель. Солдаты ненадолго отвлеклись на неё, а затем продолжили играть в дурака.