Дочь полка

– Может и не понимает, – сидел тихо Важатов, опасаясь злить своего старшего товарища. Он вытянул и так длинную и тоненькую шею, чтобы посмотреть вперёд. – Нам ещё долго здесь?

– Да, – ответил тот, и услышав вновь настойчивые стуки Зайцевой, вздохнул и обратился к рядом сидящему. – Володь, постучи этой неугомонной бабе и скажи, что дорогу мы никак не выпрямим.

– Хорошо, – быстро кивнул тои, и повернувшись к стенке, крикнул. – Люба! По?другому мы не можем проехать! Потерпите чуть?чуть!

Стуки прекратились. Медсестра, видимо, наконец, угомонилась.

– Володь, – достал одной рукой из кармана зелёную пачку папирос с надписью «БЕЛОМОР» Кузнецов, – подожги.

Владимир пошарил по карманам руками и достал железную зажигалку. Он откинул крышечку и стал давить на колёсико. Первое время появлялись только искорки, но с пятой попытки, наконец, вспыхнуло пламя. Боец зажёг папиросу друга. Тот сделал длинную затяжку и выпустил большое облако дыма. Важатов закашлял и стал махать ладонью, разгоняя дым. Кузнецов сидел с каменным лицом.

– Ты что?то серьёзный сегодня какой?то, – облокотился головой на стекло Владимир.

– Я всегда серьёзен, – сказал тот.

– Ну, после того, как мы приехали в лагерь, ты сильно изменился. С командиром не поладил или что?

– С командиром я как раз вот поладил, выпустил ещё раз пар Кузнецов, тут дело в другом.

– И в чём же?

– Да девочка там была одна. На Маруську мою очень похожа, только моя Машка чуть старше будет и волосы у неё каштановые. А эта младше и черноволосая. И уже с проседью.

– Я тоже удивился, – вспомнил тот. – Что ребёнок забыл в батальоне?

– Она единственная выжила из всей деревни. Фрицы всех сожгли. Помнишь мальчишку видели в тот раз? Тоже единственный выжил.

– Который в печке успел спрятаться?

– Да, – кивнул тот. – Ему лет четырнадцать есть, а уже винтовку в руках держит. Удивляюсь я нынешним детям, – тут им попалась кочка, ГАЗ – 55 подскочил. – Ох ядрёна! Да что же это такое?!

Тут послышался свист пуль, и круглая фара покосилась в сторону. Кузнецов резко остановил машину.

– Это что? – тихо спросил Владимир. – Фрицы?

– Да, – сказал Кузнецов и собирался достать пистолет, как на дорогу выскочили немцы и взяли их в окружение. Гадов было больше десяти человек точно.

– Выходайтэ из машины! – послышалось с улицы. – Быстро?быстро!

Важатов со страхом взглянул на товарища:

– Что делать будем? – прошептал он. – Антон? У нас машина раненными забита, да ещё и Любка!

– Выходим, Володь, – с этими словами Кузнецов дрожащей рукой вынул изо рта папиросу и сжал её. Боец был весь бледен, как смерть, он смотрел, не отрываясь прямо. Солдату всё?таки удалось незаметно вытащить пистолет. Антон повернулся к другу последний раз и прошептал. – Мы должны дать нашим хоть какой?то шанс. Будем держаться до последнего.

В это время медсестра вместе с остальными притихла в кузове.

– Это кто это там? – очнулся наконец Собойленко.

– Немцы, – побледнела Люба, услышав чужую речь. Она прижала дрожащие ладони ко рту. В её округлённых от ужаса глазах застыли слёзы. – Это немцы! – прошептала девушка и всхлипнула.

Бойцы застыли, не зная, что делать.

– Так, надо подниматься, братцы, – сказал Петров и попытался пошевелиться, но нога отнялась и места не было, чтобы слезть.

Снаружи послышалась череда выстрелов, похожих больше на хлопки. А вместе с ними и мужские крики. Затем наступила пугающая тишина. Всем стало ясно одно: водителей в живых уже нет. Медсестра схватилась за сердце, её лицо искривилось в ужасе. Губы Семёна дрогнули, он посмотрел на товарищей, которые были точно в таком же положении. Они ничего не могли сделать, у них не было оружия, тяжёлые ранения и тесное пространство не давало встать. Голоса фрицев стали приближаться. Двери медленно отворились и дневной свет проник внутрь. Немцы что?то говорили на своём языке, но наши совсем ничего не понимали. Фашисты направили на них винтовки. Люба решительно протиснулась между полок и расправила руки защищая раненных солдат. Молодая хрупкая девушка еле держалась на ногах. Она шаталась, как тростинка на ветру, готовая в любой момент сломаться. По щекам Зайцевой катились слёзы, она умоляюще смотрела на немцев, но те лишь улыбнулись этой «жалкой» сцене.

– Отпустите её! – крикнул Колотыев. – Она же безоружная и слабая девушка!

Один из фрицев спросил товарища о чём?то. Тот, бросив взгляд на медсестру, что?то произнёс. Немец, стоящий впереди всех, опустил оружие, и глумливо скалясь, стал подзывать к себе Любу, словно, это был не человек, а дворовая собачонка, которой предлагают еды:

– Gehen – gehen! Zum Fub, Puppe! (Иди – иди! К ноге, куколка!) – манил он её рукой.

Раздался отвратительный хохот его товарищей.

– Ах ты, сука! – приподнялся Колотыев, но сильная боль в животе заставила его с хрипом повалиться назад.

Люба ничего омерзительней в своей жизни никогда не испытывала. Её переполняла ярость, ей хотелось убить на месте это, настолько гнилое существо, что даже человеком его назвать сложно. Но девушка понимала свою беспомощность, у неё не было ни оружия, ничего, это сильно бесило и было жутко обидно. Почему судьба распорядилась именно так?! Всё, что она могла в этот момент – защищать собой раненых. И всё. Но это ненадолго. До них вскоре тоже доберутся. Её товарищи уже лежат мёртвыми на земле. Медсестра и солдаты были обречены. Девушка почувствовала, как сжалось её сердце. Как от переполняющих эмоций, становилось всё труднее дышать. Ей казалось, что всё вокруг неё становится тесным и давит со всех сторон. Это накрывала подоспевшая паника. Но не до неё было сейчас. Зайцева ещё раз взглянула на эту гадкую улыбку с кривыми передними зубами. Она плюнула в лицо немцу, и, не сдержавшись, истерически и громко всхлипнула. Раненые, несмотря на сильнейшую боль, пытались что?то предпринять, но это был уже конец. Фриц, которого хорошенько «умыли», замер, медленно утёрся рукавом. Он выдержал паузу, а следом резко поднял винтовку и три раза выстрелил в грудь медсестре. Люба вскрикнула, её голова задралась кверху, глаза широко раскрылись, по щекам быстро скатились слёзы. Последнее, что она успела увидеть в своей короткой жизни – взлетающих чёрных воронов над острыми верхушками елей. Медсестра выпала лицом вниз из машины в грязь. Немец перевернул её ногой и пнул бездыханное, но ещё тёплое тело. По мужской форме, которую носила девушка, расплылось бордовое пятно.

– Мразь! – кричали наши бойцы. – Я тебя убью!

Их душила бессильная ярость. Эти нелюди застрелили невинную хрупкую девушку, которая защищала их – мужчин и солдат Красной Армии, своей грудью, а они ничего не могли сделать. Оставалось только в бессилии наблюдать за действиями этих гадов. Но долго им возмущаться не суждено было. Фашисты не стали медлить и открыли огонь по оставшимся.

Глава 14

Будь проклята война!

Солнце ещё не проснулось, да и, наверное, не собиралось вставать. На небе и так сгущались коварные тёмные тучи. Было только три часа ночи. В окопах тихо сидели наши бойцы и смиренно ждали сигнала. Летаев в полудрёме кивал головой вниз. Он поспал сегодня очень мало, как и все остальные в батальоне. Васазде, увидев спящего Фёдора, пихнул его локтем в бок:

– Не спать! – сказал он.

– А? А? Что? – вздрогнул тот. – Да я не сплю! Я вообще… – солдат помотал головой, – вообще не собирался даже!

– Да тихо вы оба! – шикнул на них Шевченко.

– Извиняй, Антон, – зевнул Летаев, – тут этот нападает.

– Лунатик наш спит? – спросил Сорвунов.

– Да по нему не понятно, – кивнул в сторону Липтенко Дымов. – Спит, не спит – всегда на ногах.

– Да не сплю я, – обиженно буркнул Матвей.

– Ты так даже когда лунатишь говоришь, а потом «Гитлер капут» в Ваську.

– Или шапку на ужин, – подхватил Фёдор.

Сорокин грустно усмехнулся, слушая их тихую беседу: «Настроение перед боем поднимают», – думал он, – «Молодцы, ребятки. Юмор – это полезно».