Дочь полка

– С… Собойленко… – узнал убитого Сергей. – Их же всех должны были перевезти.

Бойцы одновременно посмотрели вдаль и увидели неподалёку торчащую перебинтованную ногу, застывшую в согнутом состоянии. Они стали медленно пробираться вперёд. Чем дальше они заходили, тем чаще встречались тела убитых товарищей. А вон и водители ГАЗА – 55: Кузнецов с прострелянной головой и убитый в спину Важатов, лежащий в ногах Антона. Они были все окостеневшие, начинающие разлагаться. У них было одно или несколько пулевый ранений. Конечно, фрицам даже целиться не пришлось. Что бы им раненые сделали? Осталось только подойти и выстрелить самым бессовестным образом в грудь, спину или голову. Убитых раскидали по зарослям, чтобы скрыть следы. Собойленко, Колотыев, Петров… Все они были убиты нечестно, скверно и жестоко.

– Напали на безоружных! – проговорил сквозь зубы Мимотенко, кипя от ярости и обиды. На его глазах выступили слёзы, он снял шапку. – Нелюди, фашисты! Ребятки ехали лечиться, а оказалось, что на верную гибель!

Сонтынков тоже снял головной убор:

– Как же так? – он оглядел всю эту драматическую картину ещё раз. – А где, тогда, машина?

Бойцы вышли к дороге, но ГАЗА – 55 там не было. Скорее всего, немцы забрали его себе. Не пропадать же добру? Тут Роман заметил тоненькую руку, торчащую из колючих кустов. Бойцы обошли заросли и застыли со слезами на глазах. Там лежала на спине молоденькая медсестричка. Она вся пожелтела, стала похожа на куклу, но никак не на человека. Тело полностью окостенело, пальцы застыли в скрюченном состоянии. Её глаза невидяще смотрели в небо. Её аккуратно когда?то заплетённые волосы, растрепались и спутались с листьями и землёй. Даже её не пожалели, а ведь она слабая девушка.

– Мрази! – воскликнул Роман. – Твари! Фашисты! – он всхлипнул и задрал голову к небу. – Не простим! Мы этого им не простим! Они все заплатят! Я им лично головы поотрываю!

* * *

Катя сидела на корточках и от скуки рисовала различных животных на земле. Работы пока для неё не было, и девочка занималась всякой ерундой. Да… С рисованием у неё тоже не ладилось: кот был похож больше на собаку, а собака на кота, у коровы была настолько длинная шея, что это была уже не корова, а настоящий жираф. Рисуешь одно, а получается другое. Девочку это не сильно волновало, она даже не сильно старалась. Все мысли были заняты предателем. «Интересно, как там справляется командир?» – подумала она. – «Есть ли у него план?» В лагере было спокойно, что бывало очень редко. Бои шли очень часто, и такая замечательная обстановка в батальоне была настоящей благодатью. Никто не кричит от боли, не пахнет кровью и смертью, все общаются, шутят. Катя посмотрела на свою корову и вспомнила про свой дом, как ходила с матерью доить Майку в сарай, и как у неё ничего не получалось. Тогда скотина ещё была, и в Лесково во всю текла бурная деревенская жизнь. В то время девочке это не очень всё нравилось: все куда?то несутся, скотину нужно было постоянно пасти, мать и отец были в хлопотах и возвращались только поздно вечером, а ещё и братья…Но сейчас, она отдала бы всё на свете, лишь бы вернуть всё это назад и окунуться в прошлую жизнь с головой. Только после смерти отца, оккупации немцами деревни и потери всего, что ей было дорого, Катя начала ценить то, что у неё было. Девочка добавила корове ещё пятнышек. «Ладно, будешь жирафом», – сказала рисунку она. Тут послышались тихие звонкие аккорды гитары. Катя обернулась: «Это, наверное, Евгений играет», – подумала она и пошла на звук. Её догадки подтвердились: это и правда был Василенко. Вокруг бойца уже собралась небольшая компания солдат. Все они запрашивали у товарища различные песни:

– Давай «Тачанку», – сказал Летаев.

– Я её вам не сыграю, – покачал головой Евгений.

– Жаль, – с досадой произнёс Михаил Макаренко. Он уже вернулся из медпункта в строй и выглядел, как новенький, правда раны на голове ещё не до конца зажили и были ещё видны.

– Давайте, братцы, что?нибудь для души, – опустил голову на руки Липтенко.

– Давайте, – подтянул струну тот. – Сегодня что?то не хочется мне весело играть.

– Тогда, – задумался Руслан Матеренко, – тогда «Спят курганы тёмные?»

– Знали бы вы, какие у нас в Грузии хорошие песни, – мечтательно вздохнул Лукиан и что?то стал напевать себе под нос.

– Ну, давайте про курганы, – поудобнее уселся Василенко, и поддев большим пальцем шестую струну, стал играть.

Сначала музыканты пропел своим высоким красивым голосом первые несколько строчек:

Спят курганы тёмные, солнцем опалённые,

И туманы белые ходят чередой…

Тут уже подключились и остальные:

…Через рощи шумные и поля зелёные

Вышел в степь донецкую парень молодой…

И снова Катя ощутила эту силу, снова почувствовала то, что находится не просто в батальоне, а в настоящей семье. К хору стали подключаться ещё бойцы, желающие тоже попеть вместе с другими и погреть душу этой замечательной песней. Даже Горнеева и Мамонтова не удержались, подсели рядом и запели чистыми высокими голосами. И песня зазвучала ещё красивее. Тут девочка вспомнила про то, что среди этих бойцов, возможно есть и враг. Ей стало не по себе. Тепло и сплочённость сразу же отстали от неё. А солдаты всё продолжали петь, синхронно покачиваясь в стороны от удовольствия. Пели все, за исключением Кати и Лукиана, которые попросту не знали таких песен.

* * *

Александр наблюдал за небольшим хором со стороны и курил самокрутку вместе с Сорокиным. Они ничего не говорили и были погружены в свои мысли. Иван, конечно же, курил табак своего друга, так, как свой у него уже давно кончился. Резанцев сам много не курил, только иногда. Но, несмотря на это, табак у него заканчивался также стремительно, благодаря его товарищу.

– Это же «Курганы»? – спросил Сорокин.

– Да, «Курганы», – стряхнул пепел тот и переменил тему. – Вчера ещё должны были вернуться эти товарищи.

– Ты про Мимотенко и Сонтынкова? – переложил самокрутку из одного уголка рта в другой Иван. – Думаешь они могли быть… – он хотел сказать «предателями», но командир опередил его.

– Тсс, – заткнул его тот, – не здесь.

– Хорошо, хорошо. Но, вполне возможно, что они задерживаются просто вот и всё.

Тут они увидели героев своего разговора: Сергея и Романа.

– Как знали, Сань, – потушил окурок Иван.

Резанцев тоже потушил самокрутку и направился в сторону прибывших бойцов. Вид у них был уставший и подавленный. Они отдали честь командиру и встали ровно.

– Вы должны были вернуться ещё вчера, – раздражённо заметил Александр. – Как вы объясните своё отсутствие?

– У нас были причины, товарищ командир, – снял шапку Сонтынков. – Мы решили сначала сделать крюк, чтобы избежать неприятности, а затем… – он прервался, – мы наткнулись на убитых товарищей.

– Каких ещё товарищей? – не понял Резанцев.

– Тех, которых отправили на машине в больницу, – ответил тот. – Водители тоже были там. Их тела разбросали по зарослям, а машину угнали. Фрицы постарались.

Они не заметили того, как замолчала гитара и все неподалёку. Бойцы сняли с себя шапки и опустили головы. Некоторые резко встали и ушли в неизвестном направлении. Тут Резанцев вспомнил записку, которую нашли в лесу. «Так вот, за какой машиной они отправились», – с ненавистью подумал он. – «Напасть на безоружных. Нет. Выдать безоружных и раненных товарищей! Это зашло слишком далеко. Эта гнида получит по заслугам».

Глава 16

А дело всё никак не идёт…

Отдалённые выстрелы и взрывы вновь стали слышны. Катя сидела на деревянном ящике лицом к деревьям и всматривалась в заросли. Они как будто заворожили её – девочка не могла оторвать от них взгляда. Шум боя для неё отдалился ещё. Погода, как часто последнее время, стояла омерзительная: густые тучи не пускали солнце, которое и без них жадничало и не давало больше тепла. Сила холодного ветра лишь немного доставала до лагеря из?за деревьев, но по гнущимся от его порывов верхушкам елей и сосен можно было увидеть его мощь. Щёки и руки сильно кололо от мороза, нос не дышал уже как несколько дней. Погода и не планировала дарить хоть один хороший солнечный денёчек. Наоборот, только становилась противнее и холоднее. Приближалась суровая зима. Пока в медпункте нечем было помогать, Катя не хотела возвращаться туда. Девочка последнее время совсем не высыпалась. Спать не получалось не только из?за тревожных мыслей о предателе. Ей стала всё чаще сниться семья, прошлая жизнь. Начинался сон всегда хорошо, но затем он перерастал в очередной кошмар и заканчивался горящим амбаром, мерзкими воронами и миной. Как бы девочка не молилась, не просила мать и свою семью больше не приходить к ней – всё было без толку. И если даже сон хороший – так было обидно просыпаться потом не в своей родной избе, а в медпункте под звуки выстрелов. Как будто теряя всё снова и снова. Катя просто боялась спать. Но организму очень хотелось. Да ещё и мысли о предателе наседали и не давали покоя, словно противные жужжащие мухи в жаркую летнюю ночь.

Не одна она страдала от бессонницы. Вторым таким счастливцем, носившим круги под глазами, был никто иной, как командир. Может в их команде неспящих были ещё люди, но девочка заметила только его. Наверное потому, что она стала чаще его видеть и он один из немногих, кому девочка могла довериться? Расследование никак дальше не продвигалось. Да, они приняли много попыток вывести продажную крысу на чистую воду, но все они были безуспешны. Даже Кате приходилось участвовать во всём этом деле: она передавала некоторую информацию, услышанную от бойцов. Но всё это никак не было подозрительным. Среди солдат не было никаких изменений, всё шло так, будто предателя вообще в батальоне не существовало. Но успехи немцев, нападение на раненных бойцов нельзя просто забыть. К тому же, недавно обнаружилось, что некоторые бумаги Александра пропали. Вот это уже была проблема. В группу, знающих о предателе входили: Сорокин, Фокин, непосредственно командир, сама Катя, Михаил Макаренко, Матвей Воробьенко, Булынченко Евгений, которые всё это время пролежали в медпункте. Семь человек, включая её, мучились над одной общей проблемой. Чего только они не перепробовали: устраивали засаду в том месте, где Егор и девочка нашли записку. Для этого специально пришлось выдумывать ложную информацию. Но либо предателя это не впечатлило, либо место для передачи записки изменилось. Как нам уже известно, командир был склонен больше к второму варианту. В конечном итоге всё зашло в тупик. Бойцы далеко не были сыщиками из детективов, которые только по одному движению глаз или рук могли определить говорит правду человек или нет. Они были обычными солдатами, да и людей было больше, целый батальон. Попробуй уследи за поведением каждого, это же с ума сойти можно! В общем и целом, никто не знал, что предпринимать.

Катя, наконец, отошла от ступора и огляделась по сторонам. Девочка засунула ладони под подмышки и съёжилась. Прогремел очередной взрыв. Затем на небе сверкнула молния и звук повторился ещё раз, только с большей силой. Катя задрала голову к небу и поняла, что это был гром. Ей порой было трудно отличать звуки отдалённого боя от выступлений погоды. Скоро начнётся гроза, и судя по темнеющим тучам, она только?только набирала обороты. Поняв, что сильно замёрзла, девочка решила всё?таки вернуться в медпункт. Не успела Катя зайти внутрь, как Мамонтова сразу же вжала голову в плечи и прищурилась:

– Заходи быстрее! Не пускай холод сюда! Его тут и так хватает! – сказала она, и взяв со стола пачку спичек, зажгла наполовину утонувшую в воске свечу, потухшую от потока воздуха, который пришёл с улицы.

Многие солдаты забылись крепким сном, от которого их невозможно было пробудить абсолютно ничем. Порой Кате казалось, что если даже рядом кто?нибудь пальнёт из огромной пушки – эти люди всё – равно будут спать дальше. Просто солдаты уже привыкли к этому ритму жизни. И если в некоторые редкие моменты наступала тишина – они не могли провалиться в дрёму при всём своём желании потому, что привыкли к постоянной суете и шуму. Девочка завидовала тому, что бойцы могут так крепко спать без ночных кошмаров и знаний о том, что в батальоне есть вражеский помощник. Не зря в народе говорят: «Меньше знаешь – крепче спишь». Через некоторое время стали заносить раненых и всё понеслось по новой: запах крови, стоны, испачканные гимнастёрки, марля, недосушенные на буржуйке старые бинты и прочее.

Бой закончился спустя часа четыре, так, по крайней мере, показывали заводные наручные часы, которые, иногда могли обманывать, опаздывая или спеша на несколько минут. Свеча на столе давно уже догорела, её место заняла новая. Сегодня в пациенты попала Горнеева. Медсестра заслонила собой раненного бойца и получила пулю в плечо. Сейчас Василиса лежала без сознания по соседству с Дмитрием Павленко, которого она смогла спасти и доползти с ним до окопа. Не только мужчины способны на подвиги в такие времена. Без коллеги медсёстрам пришлось ещё тяжелее. Катя сидела возле неё и не сводила глаз с бледного, чуть вытянутого лица девушки. «Ну как так можно?» – задавалась вопросом она. К подруге подошла Маренко. Алёна вздохнула так, что девочка смогла почувствовать её печаль, и взяла Горнееву за запястье:

– Отдыхай, Василис, – сказала она, нехотя отошла от раненой и вернулась к работе.

Павленко, лежащий на соседней койке, был в сознании. У него было ранение в живот. Но оно не настолько значительное. Ему, можно сказать, повезло. Боец повернул голову к своей спасительнице. Было видно, что его мучает чувство вины. Он, как и Катя, ждал пока медсестра очнётся. Но видимо, это произойдёт ещё не скоро.

* * *