Безымянный подросток с окраины города

Чтоб надежда, которую ты мне подарил,
Воскрешала людей из духовных могил.

Ты мен спас… Да, ты меня спас!
Яд ты разбавил пламенем страсти.
И вдруг все несчастья, проблемы, ненастья
Силы утратили – я больше не в власти
Собственных страхов, я свободна теперь!
Я смеюсь наконец-то! Улыбаюсь, Андрей!

Своими губами энергию ввёл
Под губы мои, палящим огнём
Рёбра поджёг, дрогнуло сердце,
Открылось из серости навстречу мне дверца,
И я вновь зажила, пахнуло как!
Сиянье твоё разбавило мрак!

Но это лишь мне так повезло.
А сколько людей всё же решились
Покончить с собой миру назло,
Жизни прекрасной так глупо лишились?

Я сохраню твою красоту
В книге своей, я постараюсь
В строки вложить всю ту наготу
Чувств и эмоций надежду, мечту -
Этим я жизни спасти попытаюсь.

Книга моя будет тобой
Для сломленных жизнь, чьею судьбой
Дьявол и Бог играют на карте,
Кто слишком ослаб новый дать бой,
К кому не придёт подобный такой -
Моя книга для них будет тобой.

В страницах её будут сиять
Твои же глаза, какие блестели
В ту самую ночь, когда убежать
Я жаждала к смерти прочь от постели.

В строках, абзацах твой будет взгляд,
Надежда поможет заблудшим душам.
Твой голос, слова их вытащат ад
Из них же самих, борьба будет там,
Где правили страх, катакомбы смятения;
Твоя красота их будет спасением.

Я счастлива так, что встретились мы,
Счастлива, что у мира есть шанс
Сотни и сотни исполнить мечты,
Ведь сколько таких реанимируешь ты?

Твоя красота никогда не умрёт.
Она будет жить надежду даря.
Ты научишь людей идти лишь вперёд,
Научишь любить, как тебя люблю я.


    Твоя Лиза

Лиза закончила читать, остановилась и еле заставила себя поднять глаза на Андрея. Хоть в полумраке, чуть разбавляемом светом огней гирлянд, видно этого не было, но тем не менее всё лицо Лизы залилось краской, она чувствовала, как вся горит, отчего-то стыд пожирал её с ног до головы. Она не видела глаз Андрея, потому что он, упершись локтями в колени, склонился и уставился в пол. И молчал… Долго молчал. С каждой секундой втягивать внутрь воздух становилось тяжелее, Лизе казалось, она задыхается, лёгкие сжимаются в маленький комок, душно так, словно в воздухе почти стопроцентная влажность, а сердце всё бьётся, бьётся, без устали бьётся, а Андрей всё молчит! Прошла минута, другая, но тишина продолжала пожирать комнату, и в какой-то момент Лиза не выдержала:

– Тебе не понравилось? – Она чуть склонилась – так, чтобы видеть его глаза, – но он, казалось, не замечает её. – Если не понравилось, так и скажи, Андрей, только не молчи, пожалуйста! Я не понимаю твоего молчания!

Но он словно не услышал её, а всё так же смотрел в пол, сцепив руки в замок, игнорируя весь мир. Листы в ладонях Лизы, влажных от пота, медленно сминались, буквы прилегали друг к другу, уродовались. Сама она не отрывала глаз от Андрея, а в голове тем временем бились об стенки последние две строчки.

Ты научишь людей идти лишь вперёд.

Научишь любить, как тебя люблю я.

Наконец Андрей встал, подошёл к своей куртке, висящей в прихожей, достал из кармана зажигалку, пачку сигарет, вернулся в комнату и, вновь не заметив Лизу, приблизился к окну. Вставил одну сигарету в рот, закурил, приоткрыл окно – все действия он выполнял молча, словно был здесь один. И так, будучи напротив приоткрытого окна, за которым двор издавал звуки лающих вдали бродячих собак и смех подростков, втягивая в себя табачный дым, не говоря ни слова, Андрей стоял и стоял, пока шли секунды, минуты, а жар всё больше поглощал Лизу. Никогда в жизни ей не было ТАК стыдно. Она возненавидела, проклинала себя!

– Чёрт… – сказала она. – Я знала, что тебе не понравится. Господи, что за бред я написала? Я… – Она посмотрела на листы бумаги, украшенные строфами стихотворения, и губы её судорожно сжались. – Я дура! Боже, Андрей, прости меня, я испортила весь праздник, не знаю, что на меня нашло, оно как-то само… Ну и бредятина… Я, прости, была не в себе, вот решила, что это сойдёт за подарок… Господи, что я написала? – Лиза согнулась и спрятала лицо в наполовину смятых листах бумаги, чувствуя, какое горячее у неё лицо. – Хочешь, я сожгу его? – говорила она в бумагу. – Я могу порвать, выкинуть, сжечь – всё что скажешь. Прости, пожалуйста, Андрей, мне очень стыдно. Такого больше не повторится. Прости, я… Я не хотела ничего такого, Боже, какая я глупая!

– Это правда? – Лиза опустила руки и, подняв голову, увидела стоящего перед собой Андрея. Он уже был без сигареты, окно закрыл, отчего в комнату вновь вернулась тишина, и только сейчас, смотря на него снизу вверх, Лиза заметила, что глаза Андрея покраснели. В них то и дело отражались огни гирлянд. – Это правда? То, что ты написала в стихотворении, – правда?

– Ну, – Лиза замялась, буквы в её ладонях тихо зашуршали, – конечно правда. Я ж писала от души. В искусстве нельзя врать, никогда. Я не врала. Я написала… всё как есть.

Он не отпускал её глаза. Вглядывался в них, словно что-то жаждал там найти, но никак не находил, мышцы лица были напряжены, казалось, оно – маска, которая вот-вот треснет. А ещё задрожали губы. Лиза сразу это заметила, от неё не укрылось и то, как дёрнулся левый глаз Андрея. Глядя на него снизу вверх, она видела всё того же Андрея, что зашёл в квартиру, что выглядел нездоровым, испуганным, и тут мигом стыд утонул в волне тревоги и жалости. Глаза… Взгляд… Андрей никогда так не смотрел.

– Ты чего? – Лиза отложила листы бумаги и взяла ладони Андрея в свои. Почувствовала холод. – Ты чего, Андрей? Всё хорошо. Всё в порядке, это просто стих.

И наверняка бы он сдержался, наверняка! Он смог бы пересилить себя, сглотнуть слёзы и твёрдым голосом сказать: «Извини, просто растрогался. Очень красивый стих, мне приятно», – всё это он мог бы проделать, если б Лиза (своим чудесным, таким родным голосом) не заговорила и не взяла его за руки. Как только это произошло, внутри Андрея прорвало дамбу, и он почувствовал, как против его воли к глазам подступают слёзы.

Не вздумай. Сейчас. Зарыдать!

– Садись рядышком, – Лиза мягко потянула Андрея к себе, и он подчинился, опустившись на кровать вблизи той, в груди которой сейчас в тревоге дрожало сердце.

Несколько секунд они просидели молча, пока Андрей, глядя куда-то в пустоту, не сказал:

– Это неправда. Какая… какая у меня может быть красота? О чём ты вообще, Лиза? – Их взгляды встретились. – Зачем ты мне врёшь? Какую, нахрен, красоту ты во мне увидела?

– Я не вру! И почему ты злишься? Я ведь написала, что действительно думаю. Я вижу это в тебе – красоту. Не увидела бы, не написала б.

– Как ты ошибаешься… – Андрей отвернулся, сияние гирлянд вперемешку с тенями подчеркнуло контуры челюсти на его напряжённом лице. Глаза, казалось, ещё больше налились кровью. – Я не заслуживаю таких слов… мне очень неловко перед тобой. Ты, оказывается, видишь во мне то, чего нет.

– Это ты просто не видишь…

– Да вижу! – Андрей взревел, и когда он резко повернулся к Лизе, та мигом отпрянула. В голубых глазах вспыхнул страх. – Я вижу больше твоего, поверь! Весь твой стих – враньё, потому что он о каком-то другом человеке, а не обо мне. Я… у меня внутри… ты не представляешь, насколько я уродлив, Лиза. А ты мне затираешь про красоту.