– Этого в программе не было, – тихо сказал Ворон, после чего взглянул на водителя, самого главного в их шайке. Тот сразу, как взгляды пересеклись, постучал двумя пальцами по часам и поджал губы. – Я понял, понял, – так же тихо сказал Ворон. – Боитесь за свои задницы. А на мою вам насрать. Как и всем в этом городе. Всем друг на друга насрать. И ради чего мы живём в таком мире?
В 18:59 Ворон вышел со двора, направляясь к банку.
***
В 19:00 в банк, находящийся на Василевском острове, ворвалась тень, образ которой уже впился в разум петербуржцев клином: чёрная кожаная куртка, скрывающая жилистый торс; такого же цвета джинсы, туго зашнурованные берцы, пропитанный мглою шлем, вместо глаз, обычных человеческих глаз – равнодушное ко всему стекло, окунутые во тьму кожаные перчатки и, конечно же, орудие смерти – пистолет. В первую очередь именно его увидел охранник, сидевший у самого входа в банк.
– ВСТАТЬ! – рявкнул Ворон. – ЖИВО ВСТАТЬ! РУКИ ЗА ГОЛОВУ И НА КОЛЕНИ!
Всё напоминало дешёвую театральную постановку, где актёров подобрали с улицы и кинули на сцену, велев импровизировать. Глаза у охранника мигом расширились (о да, страх, я вижу в его зрачках страх), и хоть он был проинструктирован полицейскими на подобный случай, всё же его руки поднялись вверх, а сам он вскоре опустился на пол и, дабы полностью угодить грабителю, склонил седую голову к кафельным плитам. Сотрудницы начали мешкаться. Женские ручки задёргались в воздухе, некоторые уже нырнули под стол.
– СТОЯТЬ! – Грабитель зыркнул на сотрудниц, и одного этого взгляда хватило, чтобы выбросить все дурные мысли из их голов. На их место следующей ночью придут кошмары. – СТОЯТЬ, БЛЯТЬ, РУКИ НА СТОЛ! ВОТ ТЫ! ТЫ, ЧЁРНЕНЬКАЯ, ПОДОЙДИ СЮДА. ЖИВО!
Брюнетка, на которую упал ствол пистолета, сначала ничего не понимала, а лишь тупо смотрела на качающийся перед ней чёрный круг, и только когда громко щёлкнул предохранитель, что-то щёлкнуло и в её сознании. На негнущихся ногах она поднялась и медленно, словно протискиваясь сквозь вязкую массу, поплелась в обход регистрационных столов.
– БЫСТРЕЕ! БЫСТРЕЕ, МАТЬ ТВОЮ!
Брюнетка ускорилась, свет флуоресцентных ламп отразился бликами от покрасневших глаз. Клиенты банка вжимались в красную обшивку сидений, каждый из них был наслышан о Вороне, о его немыслимой жестокости, видел, как кувалдой он опускал своё кулак на размозжённое лицо охранника, и каждый считал, что его это не коснётся, конечно, ведь всё, что связанно со смертью, должно пролетать мимо нас, потому что мы особенные.
И от того страх становится сильней.
Когда внезапно осознаёшь, что ты до нелепости смертен.
Брюнетка уже побежала к грабителю. Со стороны она могла показаться возлюбленной, которая долго ждала его, например, с войны, а слёзы, стоящие в её покрасневших глазах, – это слёзы счастья… да, вполне могло бы так показаться, если б не пахнущий смертью «глок» и равнодушное ко всем эмоциям чёрное стекло вместо человеческого лица. Оно пугало больше всех. Когда грабитель, держа и сотрудниц, и клиентов, и охранника банка в поле зрения, стянул с себя пустой рюкзак, выражение его «лица» ни разу не поменялось. Словно он не был человеком, а лишь лишённым чувств существом, монстром, чудовищем, а потому просить у него пощады было бессмысленно. На каком-то интуитивном уровне Ворон давал всем понять, что торговаться с ним бесполезно. Он – исчадье ада. Подтверждение тому – видеоролик, на котором гончие сорвались с цепей.
Он кинул рюкзак одной из сотрудниц, та не успела сразу поймать брошенное, так что рюкзак заехал ей по лицу. К чёрту! Ворон схватил подбежавшую брюнетку, развернул спиной к себе и со всей силы прижал к телу, положив ладонь на тоненькую как трость шею. К этой же шее подполз пистолет. Холодная сталь поцеловала кожу.
У обоих пробежали мурашки.
– Три сотрудницы – вот ты, – он указал на ту, которой кинул рюкзак, – и ещё две слева от тебя, – наполняете мой ранец деньгами с банкоматов. Берёте ключ, открываете и работайте. На всё про всё у вас полторы минуты, и если мне что-то, сука, не понравится, вы увидите фонтан крови из шеи вашей подруги. ЯСНО?! – Ворон сильнее вдавил ствол пистолета в шею и тут же почувствовал, как под сталью заиграли мышцы – брюнетка судорожно закивала. Да, ей-то конечно всё ясно, она уже рыдает взахлёб, и благодаря её слезам понимание пришло и к коллегам – все дружно закивали… действительно, как в дешёвой театральной постановке.
Как будто всё не по-настоящему.
– Время пошло, – сказал Ворон, после чего три названные сотрудницы, словно плохо играющие актрисы, с искривлёнными от сдерживаемого плача лицами, ринулись к банкоматам так, будто пистолет был приставлен к шее каждой из них, а не к коллеге. Когда ограбление банков превращается в регулярную работу, волей-неволей пропитываешься цинизмом и равнодушием к женским слезам и всхлипам, а грабить приходится в основном женщин.
Поэтому стоит стараться быть вежливым.
– Послушай меня, – шлем Ворона чуть склонился над ухом дрожащей от страха брюнетки. – Я не причиню тебе вреда, я не хочу делать тебе больно. Просто мне надо было их напугать… понимаешь? – Голос, вылетавший из-под шлема, старался быть мягким, бархатным, но отчего-то брюнетка затряслась ещё сильнее, казалось, у неё начался припадок. – Я не убью тебя, пистолет даже не заряжен. Просто нужно, чтобы ты рыдала, чтобы был какой-то рычаг воздействия на твоих подруг. Прости меня, – прошептал Ворон, вдавливая ствол пистолета в тоненькую шею. – Прости, что пугаю. Я не плохой человек, просто так получилось. Когда всё закончится, ты меня больше не увидишь.
Может, она и не услышала его слов поглощённая страхом, адреналином, дрожью во всём теле, но потом, на допросе, когда заботливый следователь, ведущий дело о Вороне, попросит ей рассказать произошедшее, слова с поразительной чёткостью вынырнут в её сознании и она вспомнит, каким был его голос – голос зверя, ворвавшегося в банк, чтобы принести с собой ужас.
Сотрудницы справились с задачей за минуту, три пары рук, пусть и трясущихся, наполнили рюкзак шелестящими купюрами до самых краёв, и когда места совсем уж не осталось, одна из девушек – та, что казалась спокойнее остальных, – подняла голову, с невысказанным в глазах вопросом посмотрела на грабителя, спрашивая, мол, что дальше. Что нам делать, командир?
Кто их учил такому взгляду?
– Молодцы, – ответил глазам грабитель. – А теперь несите рюкзак сюда. Без резких движений. Если кто-то из вас дёрнется – любая из вас, – я мигом спущу курок и прострелю ей шею, – чёрные пальцы сжали горло. – Выполняйте. Ранец мне в руки.
И снова происходящее показалось неумело поставленной театральной пьесой с дурацкими декорациями и не знающими сценария актёрами. Сотрудницы подобно дрессированным пёсикам поспешили выполнить приказ: две из них замерли, не отрывая глаз от высокой тени, а та, что смогла заглянуть за чёрное стекло, встала с колен (все трое собирали деньги, стоя на четвереньках) и с забитым до отказа рюкзаком направилась к Ворону. Он тут же отпустил заложницу и выхватил из женских рук свой рюкзак, заметно прибавивший в весе. Брюнетка упала в руки одной из сотрудниц, и на мгновение Ворон услышал, какой жалостливый всхлип сорвался с губ заложницы. Его это волновать не должно. Только деньги. Эмоции и чувства – это для людей. Он – ничто. Он – тень. Он – монстр.
Я управился за две с половиной минуты.
Не говоря ни слова, грабитель нацепил на спину ранец и направился к выходу.
Шаг.
Второй.
Третий.
Что-то больно ударило по сердцу.
Ворон остановился, сам не понимая, почему ноги перестали его нести. Разум вопил, истерил – кричал, что медлить нельзя! – но нечто другое (может, то, что люди называют интуицией) заставило замереть. Просто замереть. И никуда не спешить.
Чёрный шлем чуть опустился.
До предела напрягся слух.
И тем временем маленький колокольчик не переставал бить по стенкам сердца.
Не было слышно шума работающего мотора. Ворон по одному только звуку мог узнать Рэкки, его ласковое мурлыкание или яростный рёв, не спутал бы ни с одним другим мотоциклом. Рэкки у входа не стоял. Джек, подогнав его, не заглушил бы двигатель – зачем? Ворон не мог выглянуть на улицу, даже на крыльцо – для этого нужно было свернуть в предбанник, выходом из которого служили стеклянные двери, – но был непоколебимо уверен, что у банка Рэкки точно нет. Зато был кто-то другой. Тишину всё же разбавлял шум двигателей, нескольких, но то были двигатели автомобилей… автомобилей, которые какого-то чёрта стояли там, где должен был ждать Джек.
Шлем склонился ещё ниже. Веки за стеклом опустились. Удары сердца померкли на фоне звуков, жадно впитываемых слухом.
Где-то вдали раздался гром. До главного зала банка долетало слабое (пока что слабое) постукивание капель по металлу – это дождь барабанил по крышам автомобилей, в которых на холостых оборотах работали двигатели. Вряд ли такси. Кто может с таким терпением стоять у входа в банк, промокая под дождём, но не двигаясь с места?
Ворон повернулся ко всё ещё лежащему на полу охраннику и, слегка нагнувшись к нему, спросил:
– Где у вас запасной выход? Ты знаешь?
Охранник кивнул седой головой и уже через несколько секунд пошёл впереди грабителя, чувствуя меж лопаток ствол пистолета. Они миновали комнату, предназначенную для отдыха персонала, и остановились у чёрной металлической двери, изнутри запирающейся на замок.
– Там справа б-будет выход на парковку, а если…
– Тихо, – Ворон подошёл к двери поближе, встал вплотную и сквозь пелену тишины услышал именно то, чего и боялся и слушать – мурлыкание автомобильного двигателя, схожее с медленно нарастающим рёвом хищника, почти поймавшего свою добычу.
– Выход на крышу есть?
– Нет… то есть, да, да! Есть, конечно, есть! Я могу показать, – слёзы скатывались по морщинистому лицу охранника, но грабитель оставался к ним равнодушным… ровно как и к скачущему от страха голосу.
Прошло уже четыре минуты после начала ограбления, когда оба подошли к лестнице, ведущей к люку, который, в свою очередь, выпускал на крышу одноэтажного здания Под присмотром пистолета охранник, на дрожащих ногах перебираясь по металлическим перекладинам лестницы, снял с крыши люка замок.
– Подставить меня решили, суки.
– Что?
– Ничего, – ответил Ворон. – Живо слезай, старик. Живо!
Через пару секунд на лестницу запрыгнул грабитель и быстро достиг потолка. Приподнял крышку, в шлем тут же врезался ветер.