Сбавь скорость! Сбавь скорость!
Он так и поступил – стрелка спидометра поползла в другую сторону. Автомобили – эти металлические гробы на колёсах – приближались с неумолимой скоростью, хоть та и сбавлялась, хватка смерти на шее не ослабевала.
Прямо, прямо, прямо! Вон там просвет! Вклинься в него!
Полиция осталась далеко позади, а впереди было два кривых ряда машин, некоторые из которых разворачивались. Ворон нацелился на узкую полосу свободы меж двумя «солярисами» и, игнорируя выкрики очередного гаишника, кинулся туда, где его могла поджидать смерть. Думать времени не было, скорость заставляет тебя подчиняться импульсу, интуиции, и остаётся рассчитывать лишь на Удачу.
Поцелуй меня ещё раз!
Ворон склонился над мотоциклом, свернув плечи, будто он так стал уже, будто это могло ему помочь, но он верил, верил и взорвался радостным хохотом, когда пролетел сквозь коридор между «солярисами» и ворвался на широкую, свободную от машин дорогу. Он не смог сдержать смех и, вновь обратившись к небу, сам на себя непохожий, закричал что было дури:
– Ты видел, видел?! Я сегодня в ударе! Я их сделал, amigo, сделал!
Спокойнее, спокойнее, не забывай, что у тебя на спине миллионы рублей, а ещё есть Лиза, которой ты нужен живым и не в тюрьме. И мама. Подумай о ней.
Незнакомый голос сквозняком ворвался в голову и прохладой разбавил то пекло, что бушевало в сознании. Да, нужно помнить об этом. Ворон продолжал сбавлять скорость, не слыша за собой и где-либо вообще вой сирен. Похоже, оторвался, можно чуточку выдохнуть. Проехать ещё километра два, попетлять во дворах, бросить там мотоцикл и, забравшись на крыши, прошагать по ним ещё пару-тройку километров, после чего можно будет завалиться где-нибудь поспать. С награбленными деньгами. Лучше в обнимку.
– Почему ж они меня сдали? Копы взяли их за жопу во время ограбления или они изначально были заодно? Но они тоже грабили банки, им тоже грозит наказание. Почему… почему они сдали меня?
Сбавив скорость до допустимой на дороге и вклинившись в общий поток транспорта, Ворон сам себе задавал вопросы и потерялся среди жёлтых огней Петербурга, увешанных над головой. Внимание рассеялось. Мышцы расслабились, казалось, самая тяжёлая часть уже позади.
Наверное, поэтому он не заметил летящей на него полицейской машины.
Это был перекрёсток, копы мигалки вырубили, и лишь по приблизившемуся шуму двигателя Ворон понял, что прямо на него газует автомобиль. Глаз уловил движение, голова повернулась направо, и в чёрном стекле тут же отразился белый корпус машины. Ладонь мигом активировала передний тормоз, затем Ворон подключил задний, и копы пронеслись в полутора метрах от него – при желании он мог, чуть нагнувшись, вытянуть руку и коснуться их. Испугаться времени не было, думать – тем более. Фасады зданий сотряслись от скрипа резины, когда полицейская машина резко развернулась. Ворон этого не видел, он пытался справиться с управлением, вес мотоцикла вдруг перенёсся на переднее колесо, скорость продолжала нести его вперёд, и, чтобы не врезаться в гражданский автомобиль, на который он летел, Ворон специально упал и захватил с собой нэйкед. Тело тут же ударилось об асфальт, но хоть никто не пострадал.
– Вставай, вставай, вставай! – Ворон встал на четвереньки, поднялся и потянул вверх мотоцикл, на секунду позволив себе оглянуться. Копы начали открывать дверцы, уже показалась чья-то нога.
Быстрее, быстрее!
Через пару секунд нэйкед ровно стояли на асфальте, и Ворон, не обращая внимания на миллиарды окружающих его жёлтых огней, на крики вышедшего полицейского, на весь чёртов мир, думая лишь о том, как бы не умереть, мигом оседлал мотоцикл. Двигатель взревел и поглотил звук выстрела, но Ворон увидел, как рядом с ним об асфальт чиркнула пуля – искра, стреляют по колёсам, но стреляют, стреляют!
– Гони, гони, гони!
И вновь чёрный всадник рванул с места, чудом спасшись от пробития колеса. Удача не просто целовала и ласкала его, а с ног до головы обливала любовью, не стесняясь, нет, не стесняясь заявлять об этом всему миру!
Ворон снова спрятался в потоке машин, выжимая по максимуму из манёвренности мотоцикла. Город сотрясался от воя сирен, казалось, они звучат отовсюду, сама луна верещит, будто и она желает его поймать, кричит: «Вот он, здесь! Я его вижу! Ловите его, ловите! Ловите засранца!» Весь драйв, переполнявший организм во время гонки, резко выветрился, адреналин ещё кипел в крови, но отчего-то сейчас страх стал куда как сильнее. Тело начала бить дрожь, а в голове яркой неоновой вывеской сияло «МЕНЯ ПОЙМАЮТ! МЕНЯ ПОЙМАЮТ!» Сердце колотило по рёбрам, и каждый следующий удар выбивал из-под шлема Ворона, и всё больше места освобождалось для Андрея Бедрова. Это его руки дрожали, управляя мотоциклом. Это он постоянно оглядывался в страхе увидеть полицейскую машину. Это из-за него нэйкед начинало шатать – Ворон бы никогда такого не допустил.
– Чёрт, нет, нет, нет, нет, – сказал Андрей. – Не сейчас, пожалуйста, ты мне нужен, не расклеивайся, не надо, не…
Страх становился лишь сильнее. Это было необъяснимо, ведь только что всё меркло на фоне адреналина, но с неведомого Андрею океана на него огромной, увеличивающейся в размерах волной словно цунами накатывал страх, несся с собой тревогу и острое чувство опасности. Теперь он был уверен, что его поймают. Да, точно поймают, он всего лишь мышка в огромном лабиринте, где пути к выходу – иллюзия; конец для него в любом случае один: лишение свободы. Либо пулей, либо сроком. И всё, что он…
– Ладно, ладно! – закричал Андрей. Он проносился мимо автомобилей и смотрел в лицо существу, видимому только ему. – Да, хорошо, я боюсь! Я боюсь! И поэтому…
…поэтому?
– Вставай у руля. Срывайся с цепей, делай что хочешь, только унеси меня отсюда! Унеси НАС отсюда!
Под чёрным шлемом вдруг расплылась улыбка – медленно, с осознанием очевидной победы.
–Погнали! – Ворон поднял голову. – Я прокачу нас с ветерком!
Какой сладкой музыкой показался рёв мотоцикла! Да, так рычит голодный зверь, и хоть это не Рэкки (далеко не Рэкки!), по всему телу пробежали мурашки от услышанного! Ворон вырвался из потока, свернул и помчался по более свободной дороге. Позволил себе разогнаться – его смерть не пугала, она страшит людей, а он – тень, скрытый дьявол человека, который так отчаянно прячет своих тварей.
Впереди показался золотой купол Исаакиевского собора, купол становился всё ближе, ближе, ближе, – Скорость снова вгрызалась в спину, – и уже на подходе к нему с примыкающей дороги на основную вылетела полицейская машина, угрожающе взвыла и встала вровень с мотоциклом. Два железных зверя ехали бок о бок, проносясь мимо прохожих по свободной дороге Петербурга, смерть парила над металлом, слушала шёпот двигателей и терпеливо ждала, когда уже можно будет начать собирать урожай.
Ворон и копы пронеслись мимо Исаакиевского собора, его потрескавшиеся колонны увидели негласные символы города – доведённого до отчаяния грабителя и красно-синюю, орущую гончую, которую дяди в пиджаках спускают лишь на неугодных им людей.
– Чё ж вы пристали, – Ворон газанул, пытаясь оторваться, но копы не отстали от него, а даже наоборот, ушли чуточку вперёд.
Сейчас будут меня подрезать.
Он уже наклонился, чтобы уйти влево, как с той стороны мигом вылетела на дорогу ещё одна гончая; заскрипела резина, и к рёвам двух двигателей прибавился третий. Новоприбывшая машина сразу сократила дистанцию, теперь её колёса крутились в паре метров от мотоциклиста. И они начали стискивать его. Ворон понял, что попал в ловушку, когда увидел, что капоты двух машин приближаются друг к другу.
Сука, задавить меня хотят, падлы!
Двухколёсный зверь пытался – пытался! – ускориться, но окружившие его хищники всегда были чуть впереди. Вся троица мчалась по Адмиралтейскому проспекту, который этой ночью был особенно пуст. Шестьдесят, семьдесят, восемьдесят километров в час! Каждая секунда танго Скорости и Смерти врезалась в память, сознание ухватывало всё, каждую деталь, но чётче всех, ярче всех из окружения были двигатели, справа и слева, которые становились лишь громче.
Ворон направил мотоцикл в сторону Дворцовой площади, отбросив все мысли, присущие человеку, превратившись в спасающееся животное, полностью отдавшись своей природе. Полицейские машины продолжали сближаться, зазор между ними уверенно пропадал, скоро металл раздавит жучка, от которого останется лишь тёмное пятно.
– Немедленно остановитесь! – На крыше одной из тачек был установлен громкоговоритель. Помимо сирен ещё и он резал уши. – Повторяю: НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЕСЬ ИЛИ МЫ БУДЕМ ВЫНУЖДЕНЫ ОТКРЫТЬ ПО ВАМ ОГОНЬ.
Две гончие гневно рычали, не отпускали его, словно хотели измотать жертву, дать ей умереть самой – Ворон уже ощущал, что силы его на исходе, что надо всё заканчивать, долго он так в гонке не протянет. Дворцовая площадь приближалась. Площадь, на которой очень много людей.
Резкий щелчок. Слева открылась дверца, один из копов начал ей растворять, и Ворон в ту же секунду понял, чем ему это грозит.
– НЕТ! – Он ударил ногой по дверце и мигом впечатал её обратно в машину. – Даже не думайте! Я вам нахер все двери повыбиваю!
Его угрозы не услышали. Щелчок – дверь справа отворилась. Этот товарищ действовал быстрее и успел ударить дверью по Ворону. Нэйкед тут же кинуло влево, страх мощной струёй впрыснули в вены (ни одна частичка мира не укрывалась от глаз!), сцепление с дорогой, казалось, исчезло, и в тот момент, когда Ворону показалось, что он снова взял управление, дверца открылась слева.
Резкий удар по корпусу, мотоцикл швырнуло вправо, где его ждала другая машина.
Мир содрогнулся от грома. На мокрый асфальт упал отблеск сверкнувшей грозы.
Бред, но в этот момент, когда жизнь висела на волоске, а смерть улыбалась в сиянии луны, вспомнилась вдруг идиотская музыка из пин-бола: две палочки, шарик, котороу нельзя позволить упасть в пропасть.
На этот раз тоже врезали, уже не по всему телу, а по ноге – именно по ноге, которая отвечала за задний тормоз. Ворон окончательно потерял управление. Мотоцикл вдруг рванул у него из-под бёдер, кто-то выхватил руль, и вот уже металлический друг, спасавший его от ареста, превращается в верного проводника в загробный мир. Сейчас он грохнется и его переедут. Кровь да кости. Финал истории.
Гончая, мчавшаяся слева, опять ударила дверцей – видимо, желая нанести смертельный удар, добить, чтобы сбросить на асфальт, где музыкой захрустят кости и адским фонтаном брызнет кровь. Но этот удар спаси жизнь Ворона. Он вернул его в седло – пусть на краткий миг, но этого мига хватило, чтобы укротить непослушного зверя, вернуть управление!
Нэйкед снова подчинился.
Ворон занёс ногу и с криком ударил по двери одной из машин, да так сильно, что стекло разлетелось вдребезги. Казалось, он даже оттолкнул от себя машину, но времени думать об это не было, – разворот, новый удар по металлу, рёв раненного зверя. В чёрном стекле стремительно увеличивалась Александрийская колонна, невидимыми глазами Ангел, возвышающийся на ней, смотрел, как к Дворцовой площади мчится колесница убийц, как толпа людей – совсем юные девочки, ещё не познавшие жизнь; мужчина со своими жёнами и детьми; старики, молодёжь, студенты и преподаватели – со страхом, словно остолбеневшие в свете фор олени, глядят на приближающуюся смерть, кричащую рёвом трёх двигателей.
Тормози, тормози, они не остановятся!
Ворон ударил по тормозам, сжал правую кисть и через две секунды увидел задние фары полицейских машин, которые всё ещё неслись на площадь. Колёса замедлялись, нога упёрлась в асфальт, и уже можно было развернуться, рвануть обратно и почти наверняка скрыться, но Ворон остался, в ожидании смотря на происходящее.
Он ждал криков. Полиция неслась на такой скорости, что не могла никого не сбить.