Безымянный подросток с окраины города

– Я не причинил тебе боли, – повернувшись к охраннику, сказал Ворон. – Помни это, когда будешь давать показания. Я не причинил тебе боли.

После этих слов грабитель исчез, и город встретил его привычным холодом, ветром и начинающимся дождём.

***

Всё вылетело из головы.

Всё.

Что когда-либо трогало сердце, вскипало кровь, разжигало душу, что занимало разум днями, ночами и стало причиной пролитых слёз – всё это вышибло из головы за секунду, когда холодный вечерний ветер ударил по телу. Никакого Андрея Бедрова не существовало. Только страх. Страх, Ворон и вечно живущий Петербург в котором перемешались смех, улыбки богатых и отчаяние жителей хрущёвок или, хуже того жителей центральных улиц.

Ворон выбрался на крышу.

Шум двигателей мигом стал чётче, теперь ясно было слышно мурчание полицейских автомобилей. Да, точно полицейских. Ворон аккуратно приподнял голову и тут же прижался к крыше, но за те доли секунды успел увидеть край полицейской машины с потушенными огнями. Конечно, они ж не хотят его спугнуть, ждут, когда он выйдет, чтобы поймать с поличным, после чего начальнику этой операции выпишут колоссальных размеров премию. Пусть ждут. Пусть верят, будто он всё ещё там.

Не теряя ни секунды, но при этом не позволяя себе слишком уж торопиться, Ворон по-пластунски пополз к краю крыши – в ту сторону, откуда, как казалось, не мурчал ни один двигатель, где шумели лишь падающие с неба тяжёлые капли дождя. Двигался он быстро, ловко, тихо, мышцы тела сразу вспомнили тренировки в Кадетском Корпусе, где на полосе препятствий их заставляли проделывать подобное. Пистолет натирал кожу. При каждом движении Ворон чувствовал, как сталь словно прожигает кожу, а страх – нарастающий, холодный, сжимающий горло – медленно пожирает его самого. Лиза, Клеопатра, Коля, отец, кровь, стекающая с разбитых маминых губ, – всё это покинуло сознание. Остались только крыша, подступающая ночь и поджидающие свою жертву двигатели.

В банке уже наверняка суета, охранник вот-вот выбежит на улицу и скажет служителям закона, что грабитель, в последние месяцы держащий в страхе весь Петербурга, выбрался на крышу. Ещё минута – и он, скованный стальными наручниками, отправится в полицейскую машину, которая станет начало его неудавшейся жизни. Медлить нельзя. Но и мешкаться тоже. Слишком много поставлено на кон. Слишком много… Ты и сам это знаешь. Иногда нужно применять и мозги, не только силу. Слышишь? Возвращайся. Раз начал бороться, используй все свои ресурсы, а не только силу, потому что Лиза… Лиза… твоя девочка Лиза может и не дождаться.

Тень, сливающаяся с ночью, достигнула края крыши в тот момент, когда охранник завёл в банк первого полицейского, копа, мента – без разницы. У этого человека было оружие, восемь патронов в магазине, восемь возможностей отобрать у грабителя жизнь. Чёрный шлем чуть приподнялся над бетоном, и в стекле тут же отразились узенький проход между зданиями, что располагался прямо внизу, и усеянная огнями улица, дорога, по которой в обе стороны шныряли машины.

– Он мне ещё за Рэкки ответит, – тихо прошептал Ворон. – Уж он точно ни в чём не виноват.

Начали долетать шаги полицейских, входящих в банк. Топот и топот сапог разбавлял разговор двигателей, совсем скоро откроется крышка люка, ведущего сюда, прямо к Ворону. Он взглянул на трассу, прохожих, автомобили и увидел, как висящий над всеми светофор вспыхнул красным. Поток машин начал останавливаться.

И воздух прорезала знакомая композиция.

Так мурлычат нэйкеды.

В череду замедляющихся автомобилей вклинился мотоциклист, склонившийся над своим железным зверем, чуть ли не слившийся с ним воедино. Ворон следил, как два колеса проносят покрашенный в чёрный металл мимо машин, приближаются к светофору. В чёрном стекле, окружённый огнями погружающегося в ночь города, отразился Kawasaki Z650 – глаза за этим стеклом сразу признали в очертаниях знакомый мотоцикл. Страсть к этим зверям билась в такт сердцу, сокрытым под кожаной курткой.

– Туда, туда полез! – надрывался охранник. Звякнула лестница, звякнули нервы. – Он может быть ещё там!

Мотоциклист встал меж двух легковушек, прямо под сияющим красным огоньком, поставил ноги на асфальт, стал ждать.

Прости, дружище.

Ворон поднялся и мигом сиганул с крыши, слившись в тенях ночи с чернотой города. Берцы вгрызлись в асфальт, а когда уши уловили, как где-то уже очень далеко звякнул металлическая крышка люка, Ворон рванул с места и побежал на улицу, прочь из тьмы, навстречу свету, навстречу мурчащим двигателям и неутихающим прохожим.

На одно лишь мгновение он увидел у входа в банк силуэты полицейских автомобилей, скользнул, пока ноги несли его, взглядом по крайней машине, по оставшемуся стоять копу и успел заметить, как у того округлились глаза.

Рука потянулась к кобуре.

Быстрее!

Расстегнула её.

Быстрее!

Ладонь схватила рукоять.

Беги, твою мать, а не стреляй, ТЫ ПОЧТИ У МАШИН!

Коп выхватил пистолет и что было мочи закричал:

– СТОЯТЬ! СТОЯТЬ НА МЕСТЕ ИЛИ Я ОТКРОЮ ОГОНЬ!

Ворон продолжал бежать, лететь на крыльях ночи, пронёсся мимо, и только тогда открыли огонь. Выстрел, ноги подогнулись, тело бросило за машину. Где-то разбилось стекло. Ещё один выстрел, крики людей, хаос из жёлтых, жёлтых огней, которыми будто облевали дорогу и улицу. Ворон приподнялся на четвереньки и сразу подполз, после чего прижался к машине, за которую упал. Прижался к колесу. Пробка, он видел перед собой пробку, стоящие автомобили, в них – обеспокоенные лица, но его это ни капли не волновало, нет, волновало другое – сраный коп, открывший стрельбу и известивший всех о том, что грабитель на улице.

– Ублюдок. Мог бы просто дать мне убежать.

Третьего выстрела не последовало – видимо, служитель закона не хочет стрелять по гражданскому автомобилю. Ворон прислонился к нему ещё сильнее, стараясь игнорировать нависшие над городом жёлтые огни, завёл руку за спину и вскоре достал чёрный как смерть с строгий как её правила «глок». Наверное, пойдёт в обход. Не станет ждать товарищей, потому что я могу убежать, пойдёт в обход сам, я его и встречу.

Только не убивай. Рань, выстрели в ногу, но не убивай.

Ворон обратился вслух, пока десятки водителей и пассажиры со страхом в глазах смотрели на прячущегося за гражданским автомобилем грабителем, сидящим на асфальте в ожидании полицейского. Ничего. Никаких шагов, предупреждений, угроз – вообще ничего, лишь тарахтение забивших дорогу машин и злобная песня стучащих по металлу дождевых капель. Через какое-то время Ворон развернулся, поставил ногу на колено и чуть выпрямился, чтобы поставить руки на багажник и вести огонь с таком положении, но…

… но наткнулся на детские глаза.

Перед Вороном появилось два больших зелёных глаза – такие чистые, наивные, жизнь ещё не успела облить их грязью. Два больших зелёных глаза на детском личике, обрамлённом светлыми, торчащими в разные стороны волосами. Карие глаза грабителя столкнулись с детскими через чёрные стёкла мотоциклетного шлема и автомобиля, ребёнок словно видел его, его НАСТОЯЩЕГО, вцепившись в дверцу машины с внутренней стороны. Такие чистые глаза… и за ними он прикрывался. За этим детским личиком, за этим ребёнком, ещё ничего знающим о жизни, он прятал своё тело от свинцовых пуль.

Из тьмы выглянули чужие ладони, упали на малыша и тут же убрали подальше от окна. Ворон увидел перепуганную женщину, мать этих больших зелёных глаз, и вот в ЕЁ взгляде он смог прочитать то, чего не было в детском – страх и ужас. Мать прижала ребёнка к себе и с ужасом, с неприкрытым ужасом смотрела на появившийся за стеклом машины мотоциклетный шлем, впившийся невидимыми глазами в её сына.

– Убирайся! – крикнула она, словно её действительно было слышно. – Убирайся отсюда не ТРОГАЙ МОЕГО МИШУ!

Она так его испугалась… будто он хотел сделать им что-то плохое, будто он какой-то убийца – хладнокровный, бескомпромиссный, невероятно жестокий и…

Прогремел выстрел.

Ворон упал на асфальт, вновь спрятавшись за колесом, адреналин утопил в себе все очаги разума. Что-то щелкнуло по шлему – видимо, чиркнула пуля, но звучало это слишком хорошо, чтобы быть правдой. В жизни так не бывает. Жизнь имеет тебя так, что не можешь даже продохнуть.

– Говорит капитан полиции Прокопенко Владимир, – раздалось вдруг по ту сторону машины. Сотрудник полиции говорил не в громкоговоритель, его могучий бас позволял просто повысить голос, чтобы во внимание обратилась вся улица. – Мы знаем, что ты там, Ворон, и предлагаем выйти из-за гражданского автомобиля БЕЗ ОРУЖИЯ В РУКАХ. Повторяю! БЕЗ! ОРУЖИЯ! В РУКАХ! Его ты сейчас оставишь на асфальте и пнёшь в нашу сторону. Выходи, Ворон. Ты окружён. Твои сообщники сдали тебя, так что теперь тебе никуда не деться.

Лица. Из машин на него глядят десятки, десятки незнакомых лиц, и у всех одно выражение – невысказанный ужас, страх, ожидание. Неужели они его так боятся? Он же просто… просто…

Я же просто хочу заработать денег, чтобы не мучилась ни мама, ни Лиза, я просто хочу избавить их от страданий. Почему вы все так смотрите?

– Я последний раз предлагаю тебе добровольно к нам выйти, Ворон, – продолжал Прокопенко. – Это будет лучший вариант. В таком случае нам не придётся открывать огонь, ты не пострадаешь, никто не пострадает. А, Ворон? Решай! У тебя времени десять секунд.

Уже жёлтый. Мигает. Вот-вот вспыхнет зелёный, и череда машин поплывёт вперёд. Ворон в отведённые ему десять секунд взглянул на мотоциклиста, стоящего в первом ряду (взгляды из двух шлемов пересеклись), на его чёрный как «глок» мотоцикл, на мигающий жёлтым светофор и…

Была не была!

… сорвался с места, словно ворон метнувшись в первый ряд пробки.

На ходу он вытянул пистолет и наставил его в ту сторону, где, вцепившись в ручки мотоцикла, стоял его хозяин. Берцы вгрызались, впивались в потрескавшийся асфальт! То ли из-за оглушительных ударов сердца, то ли из-за шумных вдохов и выдохов, то ли оттого, что вокруг было полно автомобилей с людьми, Ворон не услышал ни одного выстрела, хотя каждую секунду, что он бежал, казалось, вот-вот что-то прогремит.

Не смея поворачиваться – не смея медлить! – он приблизился к стоящему в ступоре мотоциклисту, вцепился в него одной рукой и сбросил на землю, не говоря ни слова – достаточно доходчиво всё объяснял пистолет. Оседлал мотоцикл (сейчас, сейчас прилетит!) и, зажав пистолет меж ручкой руля и ладонью, ринулся вперёд в тот момент, когда над головой вспыхнул зелёный.