Говор камней. Ирод (сборник)

– Да, жизнь! – продолжал наглец. – Как воздаяние за твое гостеприимство, я приношу тебе свет… Уже давно выточен меч, и рука Александра простерта над тобой. Ближайшее осуществление заговора я предотвратил тем, что притворился сообщником его. Александр сказал мне: «Ирод не довольствуется тем, что сидит на не принадлежащем ему троне, что после убийства нашей матери раздробил ее царство, он еще возвел в престолонаследники бастарда, этого проклятого Антипатра, которому предназначил наше родовое царство».

Ирод тяжело дышал, как бы во дворце не хватало воздуха; но демон продолжал:

– Да, он говорил мне: «Я решил принести искупительную жертву памяти Гиркана и Мариаммы, так как из рук такого отца я не могу и не должен принимать скипетр без кровопролития. Каждый день меня всяческим образом раздражают; ни единого слова, срывающегося у меня с языка, не оставляют без извращения. Заходит ли речь о чьем-либо благородном происхождении, то без всякого повода приплетают мое имя. Ирод говорит тогда: „Есть один только благорожденный – это Александр, который и отца своего презирает за его простое происхождение…“ На охоте, говорит, я вызываю негодование, если молчу, а если хвалю, то в этом усматривают насмешку. Отец всегда сурово со мной обращается, только с Антипатром он умеет быть ласковым. Поэтому, говорит, я охотно умру, если мой заговор не удастся». – Демон приостановился.

– Дальше!.. Дальше!.. – задыхаясь, проговорил Ирод.

– Если же мне, говорит, удастся убить отца, то я надеюсь найти убежище прежде всего у своего тестя, Архелая, к которому легко могу бежать, а затем у императора, который до сих пор совсем не знает настоящего Ирода. Я, говорит, тогда не так, как прежде, буду стоять перед Августом, трепеща перед присутствующим отцом, и не буду только докладывать об обвинениях, которые он лично возводил тогда на меня! Нет, говорит, я прежде всего изображу императору бедственное положение всей нации: я расскажу ему, говорит, как у этого народа высасывали кровь поборами, на какие роскоши и злодейства были растрачены эти кровавые деньги, что за люди те, которые обогащались нашим добром и которым дарили целые города. Затем, говорит, я еще буду взывать о мести за моего деда и мать и сорву завесу, скрывающую все ужасы и гнусные дела нынешнего царствования, тогда, говорит, надеюсь, меня не будут судить как отцеубийцу.

– Га! – в ярости задыхался Ирод.

Слова демона, измышленные вместе с Антипатром и Саломеей, тем более душили тирана Иудеи, что в каждом из них чувствовалась подавляющая правда… Ирод ее чувствовал!

– Смерть родному змеенышу! Смерть обоим!

С разрешения Августа над ними назначается суд в Берите – ныне Бейруте. Юношей ведут закованными в соседнее с Беритом местечко Платана.

На судьбище сто пятьдесят судей, делегатов, все владетели Сирии, римские власти и ни одного защитника! Даже Архелая не пригласили, а обвиняемых не допрашивали!

Обвинял сам Ирод, который, даже по свидетельству своего панегириста, Иосифа Флавия, «вел себя на суде как безумный»… Юношей осудили на смерть.

– Правосудие попрано! Правда исчезла! Природа извращена! Вся жизнь полна преступлений! – раздались страстные крики у самых дверей суда, когда среди собравшегося народа пронеслось слово «осудили».

Это взывал к народу старый воин Ирода, Терон, которого тут же убили камнями клевреты Антипатра.

Александра и Аристовула… удавили.

И что же? Возвратившись в Иерусалим из Берита, Ирод спустя некоторое время созывает все свое многочисленное семейство, всех жен, которых у него было девять: Дориду, Мариамму, дочь Симонапервосвященника – самарянку Малтаку, Клеопатру, уроженку Иерусалима, Паллиду, Федру, Эльпиду, Мариамму, свою родную дочь, сестру только что удавленных Александра и Аристовула; их детей: Ирода от Мариаммы, Антипу и Архелая – от Малтаки и ее дочь Олимпиаду, еще Ирода и Филиппа – от Клеопатры, Фазаеля – от Паллиды, Роксану – от Федры, Саломею – от Эльпиды, наконец, Салампсо и Кипру – от своей дочери Мариаммы, которая была и женой его, а ее дочери, следовательно, его дочери и внучки в одно и то же время.

Созвав это странное семейство с таким путаным родством, он приказал Ферору, Антипатру и Саломее пригласить в это почтенное собрание несчастных вдов только что удавленных сыновей своих с их детьми – Глафиру с Тиграном и Александром, Веронику – с Иродом, Агриппою и Аристовулом и двумя девочками – Иродиадой и Мариаммой.

Убитые горем, робко вступили две молоденькие вдовы со своими малютками-сиротами в это торжественное собрание. Увидев крошек, Ирод заплакал, этот зверь плакал искренними слезами. При виде осиротелых детей он вспомнил то утро, когда задумал утопить юного первосвященника, Аристовула, в бассейне своего иерихонского дворца, он поднял на галерее иерусалимского дворца маленького голубенка, выпавшего из гнезда, голубенка, при виде беспомощности которого у него сердце заныло невыразимой жалостью. Теперь он увидел таких же беспомощных птенцов, которых сам же он сделал сиротами, и заплакал, закрыв лицо руками.

Антипатр и Саломея переглянулись, и у последней в глазах прозмеилась злобная улыбка.

– Страшный рок похитил у меня отцов этих детей, – с дрожью в голосе и с глазами, еще полными невыплаканных слез, проговорил Ирод, отняв руки от заплаканного лица и с глубокой нежностью глядя на малюток, – теперь они, эти сиротки, предоставлены моим попечениям… К этому призывают меня голос природы и чувство жалости, возбуждаемое их осиротением. Если я оказался столь несчастным отцом, то хочу попытаться быть, по крайней мере, более любящим дедом и лучших моих друзей оставить их покровителями… Дочь твою, Ферор, – он обратился к брату, – я обручаю со старшим сыном Александра, Тиграном (мальчик при этом теснее прижался к матери, которая тихо плакала), обручаю для того, чтобы тебя, как опекуна, скрепляла с ним вместе с тем и ближайшая родственная связь. С твоим сыном, Антипатр, – Ирод обратился к нему, – я обручаю дочь Аристовула, Иродиаду, и будь ты отцом этой сиротки! (А будущая «плясавица» в это время, сидя на руках матери, юной Вероники, беззаботно играла ее волосами.) Ее сестру, малютку Мариамму, пусть возьмет себе в жены мой маленький Ирод, имеющий по материнской линии дедом первосвященника Гиркана…

Ирод приостановился и обвел взором все собрание.

– Кто теперь любит меня, – снова начал он, – тот пусть присоединится к моему решению, и пусть никто из преданных мне не нарушит его. Я молю также Бога, чтобы Он благословил эти союзы на благо моего царства и моих внуков, и да взирает Он на этих детей более милосердным оком, чем на их отцов.

Здесь он снова заплакал, а потом, подозвав детей, соединил их ручонки и нежно обнял каждого из них, давая знать, что распускает собрание.

Антипатр вышел с тяжелым чувством: из малюток вырастут его мстители.

Скоро, впрочем, он успокоился на сознании, что лучшие его союзники – это время и коварство. И он не ошибся: время, а равно его собственное коварство и коварство Саломеи сделали то, что Ирод формальным актом назначил своим преемником Антипатра, а преемником последнего – Ирода, сына своего от Мариаммы, которую Ирод, вследствие ли ее изумительной красоты или вследствие созвучия ее имени с именем когда-то обожаемой им Мариаммы, любил более всех своих жен. С этим актом Антипатр отправился в Рим, чтобы представить его на утверждение императора, а вместе с тем погубить и еще двух своих младших братьев – Архелая, сына Малтаки, и Филиппа, сына Клеопатры, чтобы никто больше не стоял у него на дороге к царскому венцу. Маленького же Ирода он надеялся погубить впоследствии. Надо заметить, что Архелай и Филипп были уже взрослыми юношами и кончали свое образование в Риме.

Но в отсутствие Антипатра в Иудее случилось то, что имело ужасающие последствия для всех. И все это произошло, по обыкновению, из-за женщин и из-за перешептывания рабынь.

Сплетни рабынь имели последствием то, что Ирод вновь приказал Ферору развестись со своей возлюбленной рабыней Ирой. Ферор отвечал, что он скорее лишится жизни, чем Иры. Тогда Ирод прогнал его из дворца и велел отправляться в свою тетрархию – в Заиорданье. Но скоро Ферор заболел там и умер. И хотя Ирод велел перевезти тело брата в Иерусалим, предписал народу самый глубокий траур и устроил ему блестящее погребение, однако в народе ходили женские толки, что Ферора отравил сам Ирод.

Толки эти дошли до Ирода. Рабынь и других придворных служанок Ирод приказал пытать. Полилась кровь, раздались стоны пытаемых.

– Господь Бог, царь небес и земли! – взмолилась одна из них под пытками старого Рамзеса. – Да карает Он виновницу наших страданий – Дориду, мать Антипатра!

– Га! – воскликнул Ирод, когда Рамзес доложил ему об этом. – Так пытай вновь всех и показания их вели записывать, а до Дориды я сам доберусь.

Через несколько часов Рамзес явился с записью.

– Ну что? – спросил Ирод.

– Вот! – лаконически отвечал старый негр, подавая запись, которую Ирод стал жадно пробегать глазами.

– А! – шептал он, задыхаясь. – Они все на меня… «Раз Ирод справился уже с Александром и Аристовулом, то он еще и до нас доберется и до наших жен», – вот они что говорят! «После того как он задушил Мариамму и ее детей, то никто не может ждать от него пощады, – поэтому, лучше всего по возможности не встречаться с этим кровожадным зверем…» Да, теперь лучше не встречаться… а встретитесь, встретитесь… А! Это мой первенец жалуется своей матушке, добродетельной Дориде: «Я уже поседел, а отец с каждым днем все становится моложе, и я, вероятно, умру прежде, чем вступлю на престол…» Да, да! Умрешь, умрешь! Это верно… Дальше: «Но пускай даже отец опередит меня смертью – да и когда это будет? – то, во всяком случае, царствование принесет мне кратковременную радость… Голова гидры – дети Александра и Аристовула – растут, а виды для моих собственных детей отец у меня похитил, потому что в завещании преемником моим он не назначил ни одного из моих сыновей, а Ирода, сына Мариаммы…» О, злодей! Змея! Он еще издевается надо мной, говорит: «Впрочем, в этом отношении отец не более как старый простофиля, если воображает, что его завещание, после его смерти, останется в силе – я уж позабочусь о том, чтобы никто из его потомков не остался в живых…»

Кровь бросилась Ироду в голову, в глазах потемнело… Да ведь это его собственная система… Сын ее усвоил себе… Он сам, Ирод, старался искоренить потомство Маккавеев – Антигона, Аристовула, наконец, своих собственных сыновей от Мариаммы… Сын идет по стопам отца…

Оправившись немного, Ирод опять стал пробегать пыточную запись:

– А! Вот что: «Никогда еще ни один отец так не ненавидел своих детей, как Ирод, но его братская ненависть простирается еще дальше: недавно только он дал мне сто талантов за то лишь, чтобы я ни слова не вымолвил с Ферором. А когда Ферор спросил меня: „Что я ему сделал худого?“ – „То, что мы должны считать себя счастливыми, что он, отняв у нас все, дарует нам хоть жизнь. Но невозможно спастись от такого кровожадного чудовища, которое даже не терпит, чтобы открыто любили других. Теперь, конечно, мы вынуждены скрывать наши свидания; но вскоре мы это будем делать открыто, если только будем мужественны и смело подымем руку“.

XXVI

Теперь Ирод, как гончая собака, пошел по следу самого крупного зверя – Антипатра, который был в Риме. Тем лучше, оттуда ему будет трудно замести свой след.

По поводу смерти Ферора между придворными женщинами стали ходить толки о каком-то «любовном зелье», которое будто бы какая-то арабка, подговоренная предметом страсти Саломеи, Силлаем, привезла из Аравии, и будто бы этим ядом Ира отравила своего мужа. Но Ирод знал, как Ира любила Ферора, и вдобавок он сам не отходил от постели больного брата, который и умер у него на руках.

Об этом болтали и жены Ирода, скучая в своем дворцовом уединении.

«Пахнет ядом», – подумал Ирод и велел повести розыски в этом направлении.

Начали с приближенных Антипатра. Подвергнутый пыткам управляющий домом показал, что Антипатр, неизвестно для чего, получил яд из Египта и передал его Ферору, а последний передал его на хранение жене.

Ирод тотчас же приказал позвать Иру.

– Где яд, который передал тебе Ферор? – внезапно спросил он смущенную женщину.

Ира сначала, казалось, не поняла вопроса, но потом страшно побледнела.

– Я сейчас принесу его, – сказала она наконец, дрожа всем телом, и поспешила выйти.

Но не прошло и минуты, как на дворе послышались крики рабынь: «Ира бросилась с кровли! Ира убилась!»

По счастливой случайности падение ее было несмертельно, и Ирод приказал внести ее во дворец, послал за врачом. Когда же Ира получила возможность говорить, Ирод сам приступил к допросу.

– Открой мне всю правду, Ира, – сказал он. – Что побудило тебя броситься с кровли? Если ты скажешь правду, то клянусь освободить тебя от всякого наказания; в противном же случае, если ты что-нибудь скроешь, я прикажу пытками довести твое тело до такого состояния, что от него ничего не останется для погребения.

Страшные минуты переживала несчастная женщина. За несколько мгновений, пока она, трепещущая, стояла перед Иродом, в возбужденном мозгу ее пронеслась вся ее полная приключений жизнь… Она вспомнила свою далекую родину – Скифию… Маленькой девочкой она беспечно играла на берегу Понта с другими скифскими детьми. Она помнит, как умер их царь, как погребали его вместе с любимым конем, женами и слугами… Потом над могилою его насыпали высокий-высокий курган, а вокруг кургана поставили пятьдесят мертвых, нарочно для этого убитых воинов на убитых конях… как подпирали этих коней, чтобы они не падали… Страшно!.. Потом ее похитили киммерийские пираты и продали в Египет… Сфинксы… пирамиды… Клеопатра невзлюбила юную рабыню за красоту и велела продать ее… Иру продали в Иудею… В Аскалоне ее купил Ферор… Как он любил ее!.. Но Ферора уже нет…