Слишком живые звёзды 2

Глава 15

Разделённые

Прошёл месяц.

Всё затянулось на гораздо более долгое время, чем до этого обещали Святцы. Оказывается, город-миллионник – не маленькая песочница. Алексей заявил (как всегда, в столовых – в том месте, откуда люди не могут ежесекундно уйти), что для полного восстановления Петербурга им понадобиться ещё как минимум три месяца, так что приблизительный срок того, когда все жители смогут опуститься на землю – это начало октября. Конечно, люди возмущались, но недолго. Каждый понимал, что находится в хороших условиях и может запросто лишиться их, если будет слишком острым на язык. Поэтому резкая вспышка недовольства почти сразу же исчезла. Чистилище ни для кого не было домом, но оно предоставляло всё и даже больше для комфортной жизни. Только если тебе хотелось сдохнуть от голода среди пустых домов, ты мог дерзить и не выполнять приказы Святцев, даже если те казались чересчур дикими.

Потихоньку все стали привыкать к новой жизни. Громкий плач время от времени ещё можно было услышать в разных уголках Чистилища, но слёз у людей стало гораздо меньше в сравнении с первыми днями. Человек привыкает ко всему. Какими бы сильными не были эмоции, какие бы сильные чувства они у нас не вызывали, со временем всё ослабнет и потухнет. Конечно, за месяц не забудется весь тот ужас, что принесли светлячки. Не забудется он через год, два, десять лет, но тем не менее наступает момент, когда прошлое перестаёт так больно бить по сердцу, а лишь иногда царапает его стенки, выпуская немного крови.

Когда один день похож на другой, мало чем отличается от предыдущего, то всё вокруг начинает казаться сном. Медленно текучим, вязким сном. Люди не замечали проходящие мимо недели, потому что всеми силами пытались избежать скуки, и – слава Богу – им это удавалось, потому что на Чистилище можно было найти любое занятие, что пришлось бы по душе. В клубах и караоке-барах (разница между ними была лишь в названии) изо дня в день молодёжь, но уже после первой недели там стали появляться люди, перешагнувшие грань среднего возраста. Огромной популярностью пользовались кинотеатры, мест в которых было, конечно, не так много, как хотелось бы, но допустимое количество для кинотеатра. Крутили там в основном недавно вышедшие блокбастеры (недавно вышедшие до апокалипсиса) и незаурядные сериалы – по типу тех, какие позволишь себе глянуть во время еды – так, одним глазком.

Сериалы менялись, но кое-что оставалось неизменным: в кинотеатрах никогда не показывали авторское кино, фильмы с глубоким смыслом – Святцы развлекали народ, а не давали им пищу для размышлений. Как говорится, чем меньше детки видят, тем меньше дурных идей появится в их головах.

Те, кто не любил шумные компании, проводили время в библиотеках (чтиво тоже было поганым – порнуха и детективы, где убийцей оказывалась горничная), но таких людей было совсем немного, ведь зачем утыкаться в книжки, когда вокруг столько всего интересного! Был даже чёртов боулинг! Казалось, этот корабль мог обогнать все отели мира, которые только существовали! Здесь было всё! В комнатах люди почти не сидели, постоянно находили себе новые увлечения, так что скука развеялась в первые же дни, когда пришлось себя чем-то занять. На Чистилище действовал один очень простой закон: не хочешь скучать – развлекай себя сам! Благо, для этого было предоставлено всё. А здесь уже насколько хватит твоей фантазии и энергии.

Никогда не пустовали и игровые комнаты, от вида которых даже у самых избалованных геймеров намокали трусики. К широким плазмам подключались консоли самого нового поколения, которые так и не успели перейти в разряд старого. В этих комнатах разносились смех, мат, крики и завывания, в основном принадлежащие подросткам. Те, кто предпочитал более активные игры, скользили по полу в спортивных игровых залах, весь день играя то в футбол, то в баскетбол. Никто на Чистилище не сидел без дела, но и не работал; все отдыхали, веселились, занимались тем, чем хотели заниматься. Конечно, за месяц случилось немало драк да и не только их: хорошенько выпив, некоторые самцы начинали отдирать своих барышень на глазах у всех, устраивать полные беспорядки и бить друг другу морды до сломанных костей. Но Святцы быстро прекращали подобные выходки. Они молча, без предупреждений, брали тех, кто не хотел подчиняться, и уводили с собой, подальше от остальных. Что они делали с нарушителями порядка, никто не знал, но зато когда те вновь оказывались свободны, из их уст больше не вылетало ни одного грубого слова. Святцы умели разговаривать и подбирать к каждому индивидуальный подход.

Какими бы разными ни были люди, все они понимают язык страха.

Жизнь продолжала течь, хотя до этого казалось, что всё закончилось той ночью, под шелест крыльев светлячков. Человек – поистине забавное существо. Его сердце может разрываться на части от эмоций и чувств, которые, кажется, останутся на всю жизнь, но тут проходит время, и даже самые сильные переживания ослабевают. Не исчезают, нет – они до сих пор способны причинить боль при одном только воспоминании, – но уже заметно бледнеют.

И то же самое происходило с Женей: он ощущал, как начинают ослабевать его чувства к Кате, и был рад этому.

Он сразу, с первых дней понял, что помрёт со скуки, если всё время будет сидеть в комнате. И какое облегчение (какой восторг и приятное возбуждение!) он испытал, когда узнал, что на корабле есть несколько спортзалов. И доступ к ним можно получить бесплатно – стоило всего лишь пройти небольшое медицинское обследование, которое в итоге показало, что у Жени нет проблем со здоровьем. Единственные проблемы роились у него в голове, и ни один врач не смог бы до них добраться. А если бы смог, то мгновенно б ослеп от беспощадного серого сияния.

Последний разговор с Катей никак не отпускал его. Её наполненные слезами глаза постоянно возвращались и напоминали о себе, как бы сильно он ни старался их забыть. Они приходили ночью, когда Женя делил кровать один, сжимая в кулаке мокрую от пота простынь. Они взвывали в сознании, когда всё вокруг окутывала тишина. И чем дольше мысли оставались без присмотра, тем сложнее было выкинуть из головы Катю: её голос, её глаза, её щекочущие кожу волосы и движения губ во время поцелуев. Эти четыре дня, что они провели вместе, были лучшими днями в жизни Жени. По телу разливалось приятное тепло, когда он вспоминал то утро в гостинице, заполненной ласковыми солнечными лучами… Он помнил (и в глубине души не хотел это забывать), каким счастьем светилась улыбка Кати. Она была слабой, но только при нём. Она была прекрасной, и прекрасной всегда. Лицо Кати не подстраивалось под модельный идеал, вряд ли бы какой художник нашёл в нём что-то эстетичное, грациозное, но Женя нашёл. Он видел красоту в её ничем не примечательных скулах и всегда чуть напряжённых губах. Видел грацию в её самых обычных движениях и чувствовал, как сильно сжималась грудь, когда их взгляды пересекались. Так влюблённый видит красоту в том, кто для всех остальных кажется простым камнем, но стоит влюблённому взять в свои руки инструменты, как камень начнёт превращаться в скульптуру, от которой потом невозможно будет оторвать глаз. Катя была таким камнем, и Женя смог углядеть в ней черты будущего шедевра – изысканного, прекрасного, цепляющего за душу. Но…этот камень его обманул, а потому пришлось бросить инструменты.

Они перестали общаться и, наверное, именно это помогло чувствам ослабнуть. Когда прерываешь контакт с человеком, всегда так происходит. Какими бы яркими ни были воспоминания, все они поблекнут, если не будет касаний. Касания… без них отношения невозможны. Только прикасаясь друг к другу, мы можем выйти на новый уровень отношений. Касания… о какой любви может идти речь, если ты не обнимаешь любимую и не прижимаешь её к себе?

Женя с Катей не касались друг друга. Они виделись максимум несколько раз на дню, на выходе из питомника, где сидел Рэндж. Они лишь обменивались быстрыми взглядами, и хоть чувства Жени уже успели притупиться, всё же при этих мимолётных взглядах что-то стискивало его грудь. Он навещал Рэнджа каждый день: утром, в обед и вечером. Кормил его сам, но всё равно замечал принесённую еду. Катя… Конечно, он не мог ей запретить приходить сюда (всё-таки, она тоже любила Рэнджа), но её визиты изрядно злили Женю. Особенно сильно он злился тогда, когда замечал её – стоящую в дверном проёме и молча наблюдающую за ним, – хотя сам он ещё не успевал поговорить с Рэнджем. В его оранжевых глазах читалось искреннее непонимание: почему это его хозяева приходят по отдельности и ни разу не явились вместе? Почему на лице каждого из них застыла грусть, и даже если они улыбались, их улыбки выглядели фальшивыми, ненастоящими?

Один раз Женя чуть не сорвался. Это произошло 15 июня, вечером, после тренировки грудных мышц. Как раз пришло время навестить Рэнджа и поболтать с ним, а после этого пойти на ужин (Егор с Владом обещали принести пиццу) и лечь спать, перед этим немного почитав художественную литературу. Женя взял у Святцев собачий корм, от которого почему-то пахло рыбой, добавил туда пару кусочков мяса, утащенных со столовой, всё хорошенько размешал и уже приготовился войти в питомник, но замер в проходе.

У клетки с Рэнджем сидела Катя, и о чём-то она с ним разговаривала, иногда прерываясь на судорожные всхлипы. Женя видел, как она обнимает себя за плечи, будто здесь царил холод, и как же тяжело было подавить в себе желание подойти к ней и обнять самому, согреть своим теплом! Но Женя сдержался и молча подошёл к клетке, встал на колено и протянул Рэнджу корм через маленькую дверцу, созданную специально для этого. Катя посмотрела на него… её взгляд проходил по коже мурашками, и из-за этой нелепой сцены – нелепой сцены, в которой ты пытаешься не замечать человека, растопившего твоё сердце – потухшие чувства вновь воспылали. К лицу начала приливать краска, грудь отчего-то разгорелась, будто кто-то там чиркнул зажигалкой и поднёс её к рёбрам, которые тут же занялись огнём.

Женя погладил Рэнджа (почему он так смотрит на неё?) и уже поднялся с колена, когда услышал знакомый голос.

Чертовски приятный голос.

– Не хочешь поговорить?

Он застыл, уставившись в одну видимую только ему точку. В воздухе плавал скулёж других собак, тихий лай и шум грохочущих клеток, но даже на фоне всего этого Женя услышал – ил подумал, что услышал, – как бьётся Катино сердце.

Он взглянул на неё и сказал одно-единственное слово:

– Нет.

После чего направился к выходу. И, наверное, вышел бы из питомника, пытаясь убедить себя, что он действительно не хочет с ней говорить, но что-то (это «что-то» люди обычно называют внутренним голосом) заставило его остановиться. Несколько секунд Женя простоял в ожидании непонятно чего. Потом, когда он всё-таки решился выйти, Катя заговорила:

– Я всё вспоминаю наш танец… – По голосу чувствовалось, что ей тяжело одновременно говорить и сдерживать слёзы. – На следующее утро я сказала тебе, что мы были пьяны, а ты ответил, что, значит, мы были откровенны. Не хочешь сейчас побыть немного пьяным, Жень? Хватит уже играть в обиженного мальчика.

Каждая клетка тела в тот момент рвалась к Кате, взвывала к её касаниям! Но Женя нашёл в себе силы не оборачиваться и молча уйти, хотя так и хотелось напоследок бросить какую-нибудь фразу. Обиженный мальчик… вот это действительно задело за живое.

Заснуть в ту ночь он не мог – как только закрывались глаза, сквозь темноту проступали два ярких серых огонька. Поэтому было принято решение пойти в один из клубов и если не развлечься, то хотя бы узнать, что это такое. По телевизору постоянно показывали, как подростки тусуются в ночных клубах и отрываются на полную катушку, так, может, стоит попробовать? Всё-таки шестнадцать лет, как раз тот возраст, когда алкоголь быстро выветривается из организма, а со сном проблем почти нет, если тебя, конечно, не преследуют серые глаза. Казалось, от них нельзя было спрятаться.

В клубе Женя пробыл чуть меньше часа, после чего ушёл оттуда, ещё более разозлённый. И злость его вскипала от внимания некоторых девушек (эй, красавчик, я потеряла свои трусики! не поможешь мне их найти?), которые так и подпирали к барной стойке. Когда-то давно, ещё в прошлом мире, Женя прочитал, что тестостерон – один из важнейших гормонов в организме мужчины, и он, вроде как, влияет на харизму и уверенность в себе. Правда это или нет, он не знал, но что оставалось фактом, так это то, что процент тестостерона в организме резко увеличивался при силовых тренировках – особенно со свободными весами, – а Женя пропадал в спортзале ежедневно, устраивая себе лишь одной выходной в неделю. Может, женщины чувствовали бурлящий в нём тестостерон, может, и нет, но за те сорок минут, что он просидел за стойкой, к нему успели подойти семь девушек (трое – сразу группкой) и две женщины, отчаявшиеся настолько, что решили испытать счастье на полном энергии подростке. Всех их Женя послал, причём в такой грубой форме, что несколько раз удостоился звания «хам». Его это не волновало. С кем бы он сейчас лёг в постель, так это с Катей, но после её вранья, после её «не могу», он даже не прикасался к ней.

Хотя так хотелось!

Женя заснул в половине пятого, сразу как закончил читать «Портрет Дориана Грея» – роман, что Влад достал не из библиотеки, а непонятно откуда. Вторую половину книги Женя проглотил залпом, отрываясь от чтения только для того, чтобы дать глазам немного отдохнуть. И у него почти получилось забыть о Кате, полностью окунуться в атмосферу конца девятнадцатого века, но когда Оскар Уайльд вновь описывал красоту Дориана Грея, Женя вспоминал красоту Кати. Когда в романе появлялась какая-нибудь симпатичная героиня, в ней ясно просачивались черты Кати: подбородок, ключицы, скулы. В каждой женщине, что только попадалась на глаза Дориану Грею, проглядывала Катя. Она говорила голосами герцогинь и в то же время играла в театре, смешиваясь в одном теле с Сибиллой Вейн. Женя еле заставил себя дочитать до конца и как только проскользнул по последней строчке, закрыл книгу и положил её на полку, после чего лёг спать.

Ему снилась Катя. Ничего конкретного, лишь полукружия грудей и чуть приоткрытые губы. И стоны.

Женя.

Женечка…

Любимый…

Он продолжал тренироваться, ведь только тренировки могли стать той чашей, в которую можно было выплеснуть весь гнев. Ему нравился звон цепей на собственной шее. Нравилась боль в бицепсах, когда штанга внезапно прибавляла в весе пару тонн, и поднять её становилось невозможно. Нравился тот страх, что возникал при дрожи в руках, когда казалось, что гриф упадёт на грудь и выбьет рёбра, воткнув их в лёгкие. Ему нравился пот. Через него – через эти стекающие по всему телу капли – выходили все переживания, вся злость, вся ненависть. В конце тренировок Женя чувствовал себя чуть ли не самым счастливым человеком на планете – такая наступала эйфория. Но самым приятным были не ощущения (хотя они тоже приносили немало удовольствия), а результат. В конце июня, где-то в двадцатых числах, Женя заметил, как укрепились мышцы на руках, какими более рельефными они стали на спине и как чуть вытянулся торс, подчеркнув выстроенные в ряд кубики пресса. Всё это радовало глаз, но…

Но кое-что продолжало настораживать. Эти шрамы, тянущиеся от плеч до поясницы. Женя старался не обращать на них внимания, но в общей мужской раздевалке он ловил на себе пристальные взгляды. Влад сказал, что шрамы выглядят так, будто были получены несколько лет назад, но никак не месяц, нет – уж слишком они выглядели затянутыми. На вопрос Влада, откуда они взялись, Женя не ответил, сказал, мол, упал ночью с кровати на стервозных блондинок. Конечно, Влад всё понял и больше не стал донимать вопросами, за что Женя был ему благодарен.

Он продолжал тренироваться, теперь работая усерднее, потому что к тренировкам присоединился Егор. Они хорошо сдружились. Егор отличался своеобразным чувством юмора, и даже в самую неподходящую под это ситуацию он мог вставить шуточку разбавить обстановку. Тем более он был хорошим спарринг-партнёром и выкладывался в спортзале на максимум, чем заработал себе уважение. Конечно, он ещё не дотягивал до формы Жени да и подтягивался вместо тридцати раз всего двадцать, но всё равно мускулы на его худощавом теле выглядели убедительно, не уступая по красоте лицу, подсвеченному голубыми глазами.

Женя познакомился с Викой и свободное от тренировок время проводил вместе с ней, Владом и Егором. К концу июня их все уже знали в боулинге и бильярдной, куда они ходили два раза в неделю. Но основным их занятием являлись разработка плана разрушения «Системы Святцев» и изучение её. Потихонечку их «отряд» пополнялся – медленно, но уверенно. На собраниях были все, кто желал прийти, но по-настоящему серьёзные вопросы Влад, Женя, Егор и Вика обсуждали только между собой. И хоть дело продвигалось вперёд, Женя чувствовал, что теряет энтузиазм, ту злость, с которой пришёл после разговора с Катей. Пусть Алексей и не был самым приятным человеком на планете, но, может, всё двигалось в правильно направлении? Может, эти опасения напрасны, и всё действительно будет хорошо? Потому что сейчас всё хорошо, условия шикарны, с чего бы всему портиться? Как-то не верилось, что люди, организовавшие ТАКОЕ, не смогут справиться с управление городом. Городом, все жители которого уже знают, кто такие Святцы.

Но тем не менее Женя продолжал изучать Святцев. Они с Егором полностью обошли весь корабль (не заходили только туда, куда им запрещено было заходить) и выучили расположение так называемых «блокпостов» – перекрывающих коридор будок с пуленепробиваемыми стёклами, внутри которых сидели Святцы. В небольшом блокноте, подаренным Владом, Женя три дня рисовал одного из них и расписал ту экипировку, которую ему удалось заметить. Святцы носили бронежилеты, которые, судя по виду, способны выдержать выстрел из снайперской винтовки, наколенники, налокотники – всё утопало в мрачном чёрном цвете. На правом бедре у каждого висел штык-нож, прикрепляющийся к стволу АК-74, выглядящих так, будто их только-только привезли с завода. Шлем казался лёгким, но Женя не сомневался, что если он выстрелит в него с пистолета – ну, например, Макарова – на расстоянии пяти метров, то не вряд ли пробьёт стенки шлема насквозь. И очки… Святцы редко показывали глаза, обычно прятали их за тёмными стёклами. Тяжёлые армейские ботинки узнавались сразу; если кто-то слышал этот характерный топот, то тут же понимал, что где-то рядом идут Святцы – эти молчаливые фантомы, которые до сих пор оставались для жителей Чистилища загадкой. Никому ещё не удавалось вытянуть из них хоть слово, ни одной красавице не удавалось соблазнить хоть кого-нибудь из Святцев. Они напоминали бездушных солдат, выполняющих приказы вовремя и строго по инструкции.

Собственное будущее Жене виделось мутным, но довольно разборчивым. Его план был прост: когда корабль опустится на город, и в нём можно будет жить, Женя возьмёт Рэнджа и свалит отсюда ко всем чертям, оставив всё позади. Вот только Катя… он не знал, заберёт ли её с собой или нет. И самое главное – захочет ли она с ним уйти? Вдруг она решит остаться в городе? Что ж, в таком случае Женя не станет её уговаривать. Его чувства почти угасли, и он не хотел вновь их будоражить. Пусть то, что умирает, умирает, а что живёт – продолжает жить.

По крайне мере, так он пытался себя убедить.

И мысли о Кате почти пропали и наверняка сошли бы на нет, если бы не одна случайность, которая произошла 28 июня, в двенадцать часов дня. Женя только надел спортивную форму (её раздавали ещё в начале месяца; Святцы доставляли сюда море одежды), включающую в себя обтягивающую торс футболку и чёрные шорты, чуть-чуть не доходившие до колен. Женя как раз собирался на тренировку, когда наткнулся на Катю прямо на лестнице: он поднимался вверх, она спускалась вниз. С миской. С чёртовой миской.

Женя сделал шаг в сторону, продолжил подъём и…замер. Замер тогда, когда меж его пальцев заскользили другие – такие тёплые и нежные. Сердце, ещё несколько секунд назад спокойно стучащее, теперь забилось в бешеном ритме, разгоняя по телу горячую кровь. До кожи долетело неровное, сбившееся дыхание, которое Женя бы узнал с закрытыми глазами. Слишком уж часто оно появлялось в его снах.

– Послушай меня, пожалуйста. – Её голос был усталым, но держался твёрдо. Таким голосом говорит человек, не спавший всю ночь и теперь вынужденный вести себя весь день бодро, будто он полон энергии. – Давай поговорим, я прошу тебя. Просто поговорим, без всяких обид и истерик.

И без вранья. Сможем мы так поговорить?

Он захотел высвободить свою ладонь из-под её пальцев, но не смог. То тепло, что вливалось из серых радужек, парализовало его.

– Я скучаю по тем дням. По…тому танцу. Мне кажется, что всё пошло наперекосяк, как только мы попали на Чистилище. Ты сразу переменился после разговора с Алексеем и…

– А ты не думала почему, Кать? Наверное, потому что какой-то левый мужик до сих пор знает о тебе больше меня. Какой-то левый самодовольный мужик знает то, о чём ты не хочешь мне рассказывать! Это что, так сложно?

Женя не хотел злиться, даже не думал об этом, но от обжигающей смеси любви и ненависти в его груди запылала злоба. В нём загорелось желание отбросить всё на свете и притянуть к себе Катю, отдавшись ей прямо здесь, на лестнице, но также безумно захотелось (всего на мгновение, на одно короткое мгновение) схватить её за волосы и со всей силы ударить об перила. Так, чтоб брызнула кровь.