Слишком живые звёзды 2

Половина этого месяца казалась Кате адом, но в другой половине жизнь начала становиться легче, хотя ничего, вроде бы, не поменялось.

Кроме чувств. Они, конечно же, лавировали только так.

Но самой большой проблемой, о которой постоянно думала Катя, был далеко не Женя. Ребёнок. Точнее, небольшой зародыш, который мог в ней развиваться после изнасилования. В первый день, что они полностью провели с Женей вместе (после душной, очень душной палатки), Катя забежала в аптеку и еле нашла то, ради чего была готова порвать любого, кто встал бы у неё на пути – постинор, обладающий гестагенными и антиэстрогенными свойствами. Её напугал огромный список противопоказаний, но решительность вернула другая мысль: уж лучше повредить репродуктивную систему и больше никогда не рожать, чем вывалить на свет чудо, чей отец изнасиловал мать, пока на его спине тихо лязгал автомат.

Катя выпила таблетку и всей душой была благодарна Жене за то, что он не стал спрашивать, зачем она ходила в аптеку. Судя по всему, он не знал, на что способна его сперма, раз так спокойно кончил внутрь и не переживал по поводу последствий. Женя как-то упоминал, что от родителей в его семье было только название, и если это действительно так и было, тогда неудивительно, почему анатомия женского тела для него до сих пор оставалась тайной. Что ж, оно и к лучшему. Не нужно пугать его возможностью появления ребёнка, а потом объяснять, что ЕГО ребёнка не будет, потому что яйцеклетка уже «закрыта» чужим сперматозоидом. Да, иногда жизнь рассказывает анекдоты лучше многих комиков.

Тревога не отпускала Катю ни на секунду: каждую ночь ей снились кошмары, а днём постоянно казалось, что вот-вот произойдёт нечто ужасное. Но ничего не происходило, тревога не отступала. И только когда на трусиках появилось небольшое красное пятнышко (впервые Катя так обрадовалась месячным), с души упал огромный камень.

Значит, не беременна.

Слава Богу.

Менструация началась 15 июня (как раз в тот день, когда Катя всё таки-решила дождаться Женю в питомнике) и закончилась через пять дней, 20 июня, аккурат вписавшись в привычный цикл. Кате посчастливилось унаследовать лучшие гены, так что для неё «эти дни» не были критичны, как для некоторых женщин, хотя приятного тоже было мало. На помощь пришла йога. О, это расслабляющее тело занятие, окончание которого лишь немногим не дотягивало до нежного секса. Силовые тренировки как и те, что были направлены на пластику, тоже вносили свою лепту: они отгоняли ненужные мысли и заполняли мозг эндорфинами. К концу июня Катя, стоя перед зеркалом во весь рост, заметила результаты своих работ: ягодицы стали более упругими, живот чуть просушился, так что теперь сквозь кожу просачивался пресс, при сведении лопаток тени скользили по мышцам спины, а икры на ногах укрепились, превратились в настоящую броню.

Но тренировки не могли длиться вечно, а потому мысли всё-таки прокрадывались в голову. И чувства… да они никуда и не уходили, Катя просто пыталась зарыть их глубоко под почву, что именовалась памятью. Она чувствовала влечение к Жене, чувствовала, что ХОЧЕТ к нему, но одновременно с этим презирала его за то поведение, что обычно бывает у обиженных мальчишек: ты не хочешь делать так, как хочу я, поэтому я не буду с тобой разговаривать! А ты уже бегай за мной сколько хочешь.

Двух встреч было достаточно. Катя не собиралась унижаться и сто раз просить одно и то же. Не хочет говорить? Ну и ладно! Если не умеет быть мужчиной, значит, не достоин иметь женщину.

Так рассуждала Катя. Рассуждала и убеждала себя в своей правоте, но чувствовала, как что-то внутри скребёт стенки сердца, пытаясь вылезти наружу.

Отвлечься от чувств ей помогали новые подруги, которых она успела завести в стенах Чистилища. Не то чтобы она старалась это сделать, всё вышло само собой, как часто бывает в новых, незнакомых тебе местах. Человек – социальное существо (Господи, какое отвратительное слово), и как бы всё равно тебе не было на своё одиночество, рано или поздно ты установишь с кем-нибудь контакт – это просто неизбежно. Так и Катя обрела новых подруг, когда те подсели к ней за стол на одном из завтраков. Второго июня, если быть точнее. И хоть поначалу казалось, что все эти девицы будут лишь докучать, совсем скоро Катя поняла, что ей действительно становится интересно проводить с ними время. Особенно с Лизой. За месяц они стали чуть ли не лучшими подругами. Кажись, ещё чуть-чуть, и она точно поделиться своими переживаниями о Жене.

Лизе было тридцать пять лет, и выглядела она ровно на свой возраст, но при этом сохранила в себе красоту, дарованную ей природой. Её волосы были чернее угля, и на их фоне яркие голубые глаза казались ещё привлекательнее. Лиза не относилась к красавицам, но что-то в движении её губ, в том, как она смеялась, привлекало мужчин. И привлекло одного из них, за которого позже она вышла замуж…и в первую брачную ночь пожалела об этом.

Они с Катей сразу же нашли общий язык и к концу июня успели поделиться друг с другом небольшими секретами – не совсем секретами, но теми вещами, о которых не захочется трепаться с каждым встречным. Лиза рассказала Кате о пристрастии своего мужа к алкоголю (бывшего мужа, дорогая, спасибо светлячкам), о том, каким после работы она был уставшим и злым, так что если вдруг ты слишком шумно дышала, то тут же получала кулаком по морде. Груди Лизы окрасились тёмно-голубым от синяков, на левой руке виднелось несколько шрамов от прижигаемых там сигарет, а во рту не доставало трёх зубов, выбитых тяжёлой мужской рукой. «Это он сделал после того, как один из учеников нахамил ему. Он преподаёт… ой, прости… преподавал в школе, и на одном из уроков в седьмом классе какой-то умник прокричал: «Наш препод становится мистером Пропером!» Это потому что она начал рано лысеть, причём довольно стремительно. – На этом моменте Лиза глубоко задумалась, явно уйдя в закоулки своей памяти. – Ну вот, ему нахамили, унизили – унизил ребёнок, – и он, естественно, разозлился. А своих учеников он трогать не мог, может быть, поэтому отыгрался на мне. Он всегда отыгрывался на мне. Ему нравилось причинять боль. Знаешь, у него и вставал только тогда, когда я начинала кричать от боли…и захлёбываться собственными слезами».

Катя поразилась тому, какими мужчины бывают жестокими. Особенно по отношению к женщинам. Такое чувство, будто они воспринимают жён как данность, которая никуда не денется, как чёртову секс-игрушку, с которой можно сделать всё, что только вздумается! И ведь самое страшное заключается не в этом. Самое страшное вот что: эти монстры, эти чудовища ничем внешне не отличаются от хороших мужчин. Их можно даже спутать с последними, ведь все маски спадают лишь после свадьбы, когда пути назад практически нет. Ты можешь пойти на свидание с молодым парнем, быть может, у вас завяжется роман, дни перед свадьбой покажутся самыми волшебными днями в твоей жизни, но как больно вопьются в глаза осколки розовых очков, когда он впервые укусит тебя за грудь и сожмёт горло, а после и вовсе сломает нос. И тогда уже, дорогая, ты ничего не сможешь с этим поделать. Не сможешь рассказать об этом хотя бы одной своей подруге, а если попытаешься, твой рот тут же наполнится кровью.

И тем не менее Лиза была очень приятной в общении, Кате оставалось лишь догадываться, сколько силы внутри этой женщины, что она может так легко улыбаться после ТАКОЙ жизни. Вместе они ходили на завтраки, обеды, ужины, вместе посещали тренажёрный зал и…вместе смотрели фильмы. Лиза оказалась той ещё киноманкой. «Знаешь, – сказала она как-то Кате, когда та спросила про такое увлечение фильмами, – пока муж регулярно тебя избивает, ты просто не имеешь права выйти на улицу и показаться на людях, иначе он тебя точно убьёт. Поэтому и приходилось смотреть фильмы. Благо, у нас дома всегда был интернет».

За время, проведённое с Лизой, мысли о Жене как-то потухли, ослабли, их яркие краски блекли в сознании подобно тонким силуэтам людей, уходящих в туман. И, наверное, оно было к лучшему. Всё-таки у неё тоже есть гордость, и если Женя решил поиграть в обиженку, которая ещё не научилась быть мужчиной, то пусть играет, Катя не станет ему мешать. Пусть играет, но один, сам с собой – он подросток, уже привык. Ей не нужны эти нервотрёпки.

Сегодняшнее утро началось с хорошим настроением, даже чуть приподнятым несмотря на всё то, что произошло с миром. Но сейчас жизнь потихонечку налаживалась, а грустить вечно было невозможно, особенно с Лизой. Уж она то умела вызвать улыбку и пробить на смех, даже если казалось, что ты по колено в дерьме. Наверное, это одно из лучших качеств, что только можно найти в человеке – оптимизм. Катя искренне восхищалась своей новой подругой и не боялась показывать это. Лиза действительно воплощала собой всю женскую силу, красоту и то, что некоторые мужчины привыкли называть «стервозностью» – умение быть собой даже под колоссальным давлением. Она не очень любила рассказывать об их отношениях с мужем (с бывшим мужем), но когда рассказывала, то тут же начинала грызть ногти. Даже после смерти своего насильника Лизу захватывал страх при одной только мысли о нём.

После разговора с Женей – неприятного разговора, от которого настроение у неё упало ниже плинтуса – Катя решила заглянуть к Лизе, скоротав время до обеда. Может, они посмотрят какой-нибудь фильм (непонятно откуда Лиза раздобыла ноутбук с дисководом, и теперь она каждую неделю выискивала диски с фильмами), а может, они просто поболтают или решать сходить куда-нибудь, ведь Катя была уверена, что куда они пойдут, будет весело. Лиза была стопроцентной гарантией этого.

Но планы поменялись, и Катя поняла это в тот миг, когда перешагнула порог. Серо-зелёные глаза взглянули на неё из-под чёрных волос.

– Приветствую тебя в своих хоромах. Я скоро умру, так что можешь забирать их себе.

Она лежала на кровати, крепко обнимая руками подушку. Простынь под её телом смялась, и на белой ткани красовались алые пятна крови, от вида которых Кате сразу всё стало понятно.

– Всё ещё они?

– Да, уже восьмой день. Не знаю, что такое: голова просто раскалывается, постоянно рвёт, а живот всё тянет и тянет! Даже обезболивающие уже не помогают!

По голосу Лизы чувствовалось, что ей действительно тяжело. У Кати ни разу не было по-настоящему тяжёлых месячных – слава Богу, – но ей хватило одного взгляда на свою подругу, чтобы понять, какую боль испытывают некоторые женщины, которым меньше повезло в жизни. И самым грустным в этом всём было то, что ни один мужчина на свете никогда не прочувствует это и не сможет полностью понять страдания своих вторых половинок. Да, именно страдания. Мужчины могут усмехаться, слыша это слово, но именно их – страдания – женщины и испытывают каждый месяц, начиная подростком и заканчивая дамой в возрасте.

Но у Лизы, похоже, в этот раз было что-то гораздо серьёзнее. Катя решила не штурмовать подруге мозг и дать ей отдохнуть, а сама она, пожалуй, пойдёт в библиотеку и возьмёт какой-нибудь женский роман, в которых мужчины сильные, умные, отважные, а женщины совсем немного не дотягивают до богинь. Пальцы уже легли на ручку двери, когда Лиза сказала:

– А, Катюш, я чуть не забыла! – Она приподнялась на локте и убрала с лица чёрные волосы. – Тебя искал какой-то дедушка. Судя по тому, как он говорил, ты ему очень нужна.

Глава 16

Целующиеся реки

Реки становятся красными.

Впервые Джонни услышал это во сне. Но это был не просто сон, нет, далеко не сон. Во снах ты не ощущаешь ветер ТАК, что аж чувствуешь, как по коже пробегают мурашки. Во снах не бывает таких ярких красок, обычно все цвета затуманены бледной дымкой, в которой проглядывает нереальность происходящего. Ты можешь не понимать, что спишь, но во сне ты никогда не подумаешь, что это всё действительно по-настоящему, эти голоса тебе не кажутся, а шёпот, раздающийся у тебя за спиной – вовсе не галлюцинация, он просачивается в голову и щекочет мозг.

На протяжении месяца Джонни снился один и тот же сон. Каждую ночь. Каждую чёртову ночь против своей воли он окунался в чужой, незнакомый ему мир. И странный. После полуночи, когда наконец удавалось заснуть, страх скользил по телу тонкими щупальцами, пока ужас охватывал сознание. Простынь впитывала в себя холодный пот. И хоть в эти моменты Джонни окружала одна темнота, он видел лишь красное.

Реки становятся красными.

Как приятно слушать их ласковое журчание, правда? Иногда они стремительно несутся к ведомым только им краям, а иногда лениво текут по земле, словно отдыхая от тяжёлой работы. Но реки, которые видел Джонни, не неслись и не текли – они вскипали… и вскипали так, будто камни под ними всё нагревались и нагревались, а весь жар исходил из самой глубины планеты, из центра палящего ядра.

Реки становятся красными. Они заполняются кровью.

Сон никогда не изменялся, так что к концу месяца Джонни уже знал, после чего проснётся ранним утром – мокрый от пота и чувствующий биение сердца в собственном горле. Но тем не менее ужас не ослабевал, а даже наоборот – с каждой последующей ночью сон проникал в сознание глубже, задевая самые чувствительные рецепторы мозга. Всё происходило по одному сценарию, что был написан каким-то психом. Минута за минутой, час за часом – время сливалось в этом сне во что-то вязкое, неприступное, что никак нельзя понять.

И детали… самым ужасным были детали. Они впивались в глаза, во весь голос крича, что всё происходит по-настоящему.

Первыми появлялись камни. Острые, неприступные, угрожающие порвать твою плоть и выпустить кровь наружу…окрасив реки красным. Потом Джонни начинал подниматься (кто-то повалил его; он не мог этого знать, но тем не менее знал), в этот момент его колени всегда с хрустом распрямлялись, после чего он выпрямлялся и, чуть пошатываясь, шёл вперёд. И только когда носки ног проскальзывали несколько метров, Джонни останавливался и с ужасом озирался вокруг, чувствуя, как воздух застревает в груди.

Он стоял на крутом склоне горы. Прохладный – но не приятный, нет, чёрт возьми, не приятный – ветер прижимал белую рубашку к телу. Перед Джонни, в нескольких шагах от него, простиралась огромная пропасть, которая затем перерастала в каменное, покрытое трещинами поле. И камень был красным. Небо было красным. Казалось, потолок мира облили кровью, и теперь пушистые, набухшие облака несли с собой крупные алые капли. Скоро начнётся дождь. Дождь из крови. И тогда реки станут красными.

Джонни стоял на крутом склоне горы и смотрел на яркую магму, что просачивалась из-под трещин. Уродливыми линиями они тянулись по всему полю, переливаясь отвратительным оранжевым цветом, и совсем немного не дотягивались до того, к чему теперь был прикован взгляд Джонни – к гигантской красной горе, вершина которой ласкала кровавое небо. Гора возвышалась над всем миром, и луч жаркого солнца, пробивающийся сквозь грозные облака, вклинивался в центр горы и разрубал её пополам. Контуры склонов чётки виднелись на алом фоне и внушали ужас – Джонни видел на них каждую травинку, каждую обломленную веточку, что была окрашена кровью. Он понимал, что стоит на точно такой же горе, что за его спиной второй луч прорезает острые камни и вгрызается в ядро Земли, но всё равно не мог оторвать взгляд от противоположной горы. На миг в голове всегда промелькивала одна и та же мысль: «Пара шагов. Всего пара шагов, и я провалюсь в неизвестность. Меня встретит могила. Меня встретит кровь. Меня встретит ад».

Вдали играли колокола, звон которых предвещал Апокалипсис. К кровавому небу взлетела стая воронов, и в клюве каждого из них был мёртвый птенчик. Чёрные крылья прорезали воздух. Крики разносились по неизвестной долине. К подножию горы подходили тени волков. Джонни ясно слышал, как мягкие подушечки лап царапались об острые камни. Шерсть волков переливалась огнём, уходящим под самую кожу. Пламя играло на хвостах и превращалось в уголь на чёрных мордах, глаза на которых утопали в жаре. Главарь волков сжимал меж зубов ещё дёргающегося кролика. Хрустнули кости. Выплеснулась кровь. Джонни содрогнулся. Земля сотряслась.

Луч в горе становился всё ярче. На этом моменте – когда стая воронов терялась в наполненных каплями крови облаках – во сне всегда начинали стучать барабаны. Изнутри, из-под дрожащей земли. Магма выплёскивалась из трещин при каждом ударе. Волки подхватывали её налету и…смеялись. Джонни слышал их булькающий смех.

Ноги подкашивались, но ступни будто вросли в красную землю горы. Она не хотела отпускать его, не желала отпускать его. Страх втягивался вместе с осквернённым воздухом и царапал горло. Джонни чувствовал, как по гортани течёт кровь, и хотел выплюнуть её, но не мог ничего сделать. Он лишь смотрел на простирающийся перед ним ад.

И тогда… после того, как волки перегрызли друг другу глотки под удары барабанов… откуда-то издалека доносился шум текущих волн. Они приближались… приближались как годы старости, стремительно и незаметно. И ещё до их появления на каменном поле, Джонни понял, какими будут реки.

Реки будут красными. Реки становятся красными от крови, что так обильно стекает с кончиков пальцев.

На этом моменте колени всегда подгибались и ударялись об землю, пока глаза наблюдали за тёмными щупальцами, что тянулись к огромной, возвышающейся над всеми горе. Реки вгрызались в камни и подминали их под себя, но тут же получали отпор. Камни раскаливались, вскипали, и на поверхности рек тут же появлялись пузыри. Над ними начинал клубиться пар, и вскоре он уже прятал за собой гору и трупы волков, которые наполовину в трещины утащила магма.

И когда из-под глубин рек взвизгивали женщины, Джонни просыпался.

Но только не сегодня, только не этой ночью. Этой ночью сон продолжился, и когда в мозг ворвалось осознание этого, всё внутри заполнил страх. Клубами чёрного дыма он заполнял лёгкие и разливался по венам обжигающей магмой. Ужас сковал кости и впился в них острыми зубами, которых испугался бы самый сильный дикий зверь. Сегодня реки продолжали течь и бороться с горячими камнями, что злобно, яростно шипели на весь мир! Джонни старался не дышать, не вдыхать аромат крови, но она силой протиснулась в нос и отдалась металлическим привкусом во рту. Что будет дальше? Почему эта чёртова гора становится всё ярче и ярче?!

Джонни попытался встать, но его согнутые в коленях ноги даже не дрогнули. Ни одна мышца не дрогнула, все они окаменели, пока каждую из них омывала оранжевая магма. И в это сне – в этом продолжении ужасного сна – реки всё-таки коснулись подножия горы. Как только это произошло, чьи-то пальцы мягко коснулись плеча.

– Красиво, правда?