Со мною путь». И влево он идет.
В глубь города мы стали удаляться
От мрачных стен и городских ворот
И начали к долине подвигаться,
Где стали перед нами в этот час
Густые испаренья подниматься.
В долину ту тропинка шла, крутясь.
Песня одиннадцатая
Путники вступают в отвратительное место, где носятся зловонные испарения. Они желают скрыться от них за каменной гробницей папы Анастасия, совращенного еретиком Фотином. Вергилий объясняет Данте степени наказаний в разных кругах и праведное распределение грешников.
Мы шли вдоль по обрыву мимо скал,
Поверженных, как каменные трупы,
И подошли к вертепу: изрыгал
Он из себя зловония, – и группы
Проклятых душ стонали в нем. Мы шли,
Хватаясь за гранитные уступы,
И так как выносить мы не могли
Зловонных испарений, то спасенье
За каменной гробницею нашли.
Где надпись увидали в то мгновенье:
«Здесь папа Анастасий заключен,
Что был введен Фотином в искушенье»[55 - «Здесь папа Анастасий заключен, / Что был введен Фотином в искушенье». – В одной старинной хронике папу Анастасия II совершенно несправедливо обвиняют в покровительстве расколу диакона Фотина Фессалоникского.].
«Кругом весь воздух смрадом заражен,
И медленней мы будем подвигаться,
Чтоб к смраду понемногу приучен
Был ты и я: не станет он казаться
Нам столько отвратительным потом», —
Так молвил мне учитель. «Может статься, —
Я возразил, – пока вперед идем,
Ты что-нибудь расскажешь мне дорогой?»
«Да, и теперь я думаю о том», —
Я услыхал поэта голос строгий.
Он продолжал: «Смотри, мой сын, вокруг
(И слушал я его с большой тревогой):
В три яруса идет за кругом круг
Средь этих скал, один другого шире.
И каждый круг – обитель вечных мук
Для падших душ в подземном этом мире,
Но чтоб тебе, взглянув на них, понять,
Что в Небе, в голубом его эфире
Пощады им вовек не прочитать, —
Я расскажу, за что их заключили:
Ужасней зла не можем мы назвать,
Как ближнего обида. Доходили
До этой цели ложью иногда.
Иль вред через насилье наносили
И ближних обирали без стыда.
За этот грех нет в Небесах прощенья.
Обман – порок людей и был всегда
Караем Богом он без сожаленья,
И каждый злой обманщик, каждый тать