– Убийца знал Борисова, знал, что он пользуется противоядием. Тогда всё становится на свои места. Сначала он отравил его, затем, побоявшись, что яд не подействует, застрелил. Значит, это был, скорее всего, человек из его окружения.
– Умно поступил, оставил пистолет пятого калибра на месте преступления естественно без отпечатков пальцев. Проще было бы, если б он его забрал, спрятал, тогда была бы дополнительная улика.
– В том-то всё и дело. Ты что не знаешь, что современные преступники сменили свои действия, опытный убийца всегда оставляет пистолет на трупе. Только вот я не совсем уверена, сам ли он убивал или нанял исполнителя, то есть киллера, как называется в простонародье.
– Ты права, если предположить, что человек, убравший Борисова, из его круга, он вряд ли станет пачкать руки сам. Такие люди обычно не действуют, как дешёвые уголовники, они предоставляют эту возможность другим.
– Я называю это этажами.
– То есть?
– Первый этаж – самый нижний, это и есть типичные уголовники, люди садистической направленности, искушённые во всех тонкостях уничтожения себе подобных, настоящие отморозки. Второй – это более цивилизованные представители преступного мира, в обществе они – вполне интеллигентные люди и даже производят приятное впечатление, ты можешь общаться с ними, находить их вполне интересными собеседниками. Правда, они несколько холодны и высокомерны, но лишь с теми, с кем могут так вести себя. Третий этаж – то же, что и второй, это те люди, от которых зависят люди второго этажа. В некоторых схемах может быть и четвёртый, и пятый и т. д. этажи. Чем громче убийство, чем больше интересов за этим скрывается, тем больше этажей, тем труднее его раскапывать, потому что всё бывает до предела запутано, а иногда и чаще всего за этим стоят важные персоны, настолько важные, что приходится либо закрывать дело, либо выводить его в разряд обычной бытовухи. Да ты и так всё лучше меня знаешь.
Денисов протёр лоб, встряхнул головой:
– Я знаю, что ты – умная женщина, но чтобы настолько…. Рядом с тобой должен быть умный мужчина.
Мила кокетливо улыбнулась:
– Уж не себя ли ты прочишь?
– Бог с тобой, я так для прикрытия, всегда, как преданный пёс жду, когда ты поманишь меня пальчиком, и я сразу же у твоих ног.
– Ладно тебе паясничать. Звони срочно Хоботову, у меня для вас двоих задание есть.
– Будет сделано, командир, – Денисов достал из кармана блокнот, – Слушаю Ваши дальнейшие распоряжения, миледи.
– Выясните круг знакомых убитого, с кем он общался, сделайте запрос в пейджинговую компанию, в компанию по предоставлению сотовой связи, выясните, кто ему звонил, составьте подробный список пофамильно и обязательно с указанием телефона и адреса. Даю два дня. Думаю, этого времени хватит.
– Маловато.
– Хорошо, три, больше торговаться не стану, Смехов и так меня трясёт, говорит, что дело затягивается, уже из Москвы намёк дали, ему отчитываться перед вышестоящим начальством нужно. Что такой мрачный стал, Артём?
Денисов поморщился.
– Не люблю, когда дела, как снежный ком на тебя сыплются. Хоботов, кажется, тоже какие-то амуры развёл.
– Привыкай, не в игрушки играем, дело-то посложнее обычной уголовщины. Ты иди, а я к Ниночке ещё загляну.
Артём нехотя поднялся со стула, посмотрел на Милу:
– Ты здорово насчёт этажей говорила, ёмко и всё понятно. Тебе бы в институт преподавателем на кафедру идти.
– Приглашали.
– Отказалась?
– Как видишь.
– Зря. Не женское это дело с отморозками якшаться.
Денисов вышел, Мила достала фотографию, на которой Надя была запечатлена в вечернем платье с бокалом шампанского, вгляделась в толпу позади неё. «Да, действительно, не женское».
ГЛАВА 3
На театральной сцене было темно, яркий свет, отражённый от двух софитов по бокам очертил декорации. Сначала вырисовывалась белая беседка, где-то недалеко от неё господский дом в стиле девятнадцатого века, а точнее помещичья усадьба, позади него бледнела река и природный ландшафт. Такое впечатление, будто ты сам присутствовал среди этой непринуждённой обстановки, попадая в помещичью Россию. В беседке стоял Дубровский и Марья Кирилловна Троекурова.
– Простите, – сказал Дубровский, – меня зовут, минута может погубить меня, – он отошёл, Марья Кирилловна стояла неподвижно. Дубровский воротился и снова взял её руку.
– Если когда-нибудь, – сказал он ей нежным и трогательным голосом, – если когда-нибудь несчастье Вас постигнет, и Вы ни от кого не будете ждать ни помощи, ни покровительства, в таком случае обещаетесь ли Вы прибегнуть ко мне, требовать от меня всего для Вашего спасения? Обещаетесь ли Вы не отвергнуть моей преданности?
Марья Кирилловна плакала молча, свист раздался в третий раз.
– Вы меня губите! – закричал Дубровский, – Я не оставлю Вас, пока не дадите мне ответа. Обещаетесь ли Вы или нет?
– Обещаюсь, – прошептала Ирина.
– Стоп! Стоп! Стоп!
Не считая Милы, в зале сидело ещё пять человек, один из них с маленькой бородкой и огромными очками громко захлопал и не менее громко заорал на сцену:
– «Дубровский», ты чего, как соляной столп стоишь! Должна быть страсть, зритель должен увидеть, нет, прочувствовать, что ты её любишь, что ты не можешь без неё жить.
Ирина в гриме Маши поправила причёску и крикнула со сцены:
– Константин Петрович, я нормально в этот раз играю?
– Сегодня нормально, только глаза должны быть грустными и чуточку побыстрее. Представь, помещичья дочка сбежала из дому на встречу с любимым, она боится, чтобы её отец-самодур не заподозрил её долгого отсутствия. Ладно, давайте снова.
Дубровский взял за руку Марью Кирилловну, прижал её руку к своей груди:
– Простите, меня зовут, минута может погубить меня.
– Стоп! «Дубровский», в твоих движениях должна читаться страсть, но не так же явно, не прижимай ты её так сильно к себе, ведь ты же играешь роль интеллигента, представителя аристократического сословия. Ладно, антракт, продолжим через час.
Ирка помахала рукой сидевшей на пятом ряду Миле.
– Привет! Хорошо, что заглянула, я сейчас спущусь, – крикнула она.
Режиссёр недовольно обернулся, уставился на Милу, однако Ирина вовремя подоспела, через пол минуты она оказалась рядом с подругой, подвела её к грозному бородачу:
– Знакомься, это – наш режиссёр Константин Петрович Колобов.
Мила кивнула, слегка смутившись от очень откровенного взгляда режиссёра. Колобов снял очки, затем снова надел их, подала ему руку для поцелуя.
– Очень приятно, Мила Сергеевна Рыбакова.
– Вы подруга нашей Ирочки? – спросил Колобов.