Точка слома

Тем временем, одновременно с Летовым из отделения стали выбегать постовые и не уехавшие солдаты. Меньше чем за три минуты почти двадцать человек в синих и зеленых шинелях выстроились во дворе отделения, а потом быстро запрыгнули в кузов воинской «Полуторки», которая была готова ехать вслед за милицейской «Победой», на переднем сиденьи которой был Горенштейн. Автоматы и карабины, пистолеты и ножи, – все было готово к бою. Вскоре этот своеобразный сине-зеленый кортеж из двух автомобилей помчался в сторону толкучки. Редкие машины и мотоциклисты моментально съезжали в сторону с дороги, так что рупорами на крыше машины даже не приходилось пользоваться. Водитель гнал на полной скорости, разнося под колесами свежий снег, Горенштейн заправлял обойму патронами, а молодые солдаты и постовые закрывали лица от залетающих в кузов снежинок.

Однако приехав на толкучку, пришлось долго метаться по округе, чтобы выйти на двух запыхавшихся постовых, которые и привели милицию к трупу Бровкина. После этого «Победа» и «Полуторка» затрещали тормозами около убитого Ющенко и обледеневшей лестницы наверх. Решив, что погоня пошла понизу (ибо Ющенко лежал внизу, а не наверху), а также приняв во внимание то, что примерно в это время с Инской должен был отправится поезд на Кемерово, группа разделилась на две половины: одна должна была бежать по полю с другой стороны насыпи, а другая вдоль частного сектора по той дороге, где недавно бежал Летов. Когда молодые военные перемахнули на противоположную сторону насыпи, они уже видели набирающий скорость и дымящий паровоз с красной звездой вдалеке, но в это же самое время они увидели и лежащего на рельсах Скрябина. Благо, труп успели скинуть в сторону, дабы его не раздавил поезд, однако машинист, уже повидавший многое за свои сорок лет работы на составах, понял, что поездка обещает быть веселенькой: куча милиционеров, которые стаскивают с рельс мужика в синей шинели. Что может быть еще хуже?

В это же время драка продолжалась. Каждый из нападавших друг другу надоел, да Летов еще и сдавал – не здоровый образ жизни и расшатанные нервы давали о себе знать. Павлюшин все чаще бил его, но при этом получал в ответ, пусть и реже. Летов даже разодрал его рану на плече, но стойкий душегуб все равно устоял и продолжил драться, пытаясь убить врага топором. Но все их планы, которые, впрочем, были очень похожи: убить друг друга, сорвал несущийся паровоз. Его гудок рвал все в округе, птицы разлетались в стороны, а обоих противников одолевал ужас. В итоге Павлюшин, скинув с себя Летова, скатился вниз по насыпи. Вскоре туда же скатился и Летов, который уже слышал протяжный крик Горенштейна: «Серега, мы здесь!»

Только Летов упал грудью на камни и кубарем покатился вниз, по нему прошелся обстрел дымом паровоза и атака его протяжным гудком, который отражал и крик машиниста.

Как только Летов упал разодранным в клочья лицом в заледеневшую грязь, он сразу вскочил и увидел, как на него бежит Павлюшин с топором. Он навсегда запомнил это дикое лицо: кровь, злоба и жажда убивать, – все это оно отражало в данный миг. Но, к сожалению, Летов не видел себя: по сути, он выглядел также, ведь сейчас они были очень похожи.

Летов откинул Павлюшина в кусты и сам упал на насыпь. Черт знает, чем бы закончился этот бой, если бы не пули автоматной очереди, которые рубили ветки кустов. Увидев кучку ментов, которые, высоко поднимая ноги, бежали по степи, Павлюшин рванул в лес. Когда состав пронесся прочь, вниз сползла оставшаяся группа и сам Горенштейн, который, скинув на камни побелевшую от снега фуражку, спросил задыхаясь: «Куда он рванул?»

-В лес, в сторону стрелочного – мрачно ответил Летов, уже чувствуя свою слабость и то, что в погоне он участвовать не будет.

Тогда же до них добежали оставшиеся бойцы, с полными снега и сухой травы сапогами, и вся эта армада запыхавшихся, припорошенных снегом людей с оружием, бросилась по следам убийцы в лес.

Лесополоса была небольшой, в форме какого-то чуток изогнутого треугольника. С одной стороны ее ограждала извилистая линия «железки», которая вела в сторону Кемерово, с другой – забор стрелочного завода и ветка, которая идет от завода к основной магистрали, с третьей – звенящее своей сверкающей белизной поле. И вот в этом голом и пустынном клочке ноябрьского леса скрывался убийца.

Вскоре группа уже неслась широким гребнем по лесу, огибая стволы деревьев и не затаптывая следов убийцы. Однако шли они недалеко: вскоре переполненные снегом сапоги милиционеров и солдат ступили на небольшую дорогу, где снег был давно притоптан телегами и редкими машинами. Часть пошла дальше в лес, часть рванула по дороге: проверить нужно было каждый вариант отхода преступника. Параллельно с этим до Ошкина добежал гонец от Горенштейна, поэтому вскоре в Первомайский район вновь было стянуто около сотни сотрудников МГБ и служащих Внутренних войск, которых бросили на оцепление зоны поиска, всевозможных путей ухода преступника и на перекрытие всех выездов из района.

Тем временем Павлюшин сильными и точными ударами сзади проломил шею двум молодым постовым, снял с них два автомата Шпагина с секторным магазином и рванул вдоль дороги в сторону города, – такой странный маршрут никто не предполагал. Пока убитых нашли, Павлюшин уже добежал до цели: заброшенного здания, которое раньше относилось к общежитию работников строящейся ветки «железки», но после ее открытия оказалось полностью заброшенным. Само общежитие разобрали на бревна, а этот небольшой и бесполезный сарайчик так и бросили гнить в окружении стволов деревьев и сибирского холода.

Раз, и Павлюшин уже под землей: в погребе заброшенного сарая. В нем не было ничего, кроме мрака и холода, который исходил от промерзлой земли, но теперь его пустоту восполнил колоритнейший персонаж с двумя автоматами. Павлюшин поступил весьма разумно: один магазин он положил в карман, второй автомат бросил в сторону, а один наставил в сторону крышки погреба, сквозь щели которой не проходил свет: заколоченные окна держали это помещение в темноте.

Здание, конечно, осмотрели, но из-за отсутствия следов – Павлюшин поступил очень умно: отбежал от здания метров на 30, по бревну упавшего дерева зашел в глубь леса, где уже упал в снег и рванул к нему с задней стороны, мастерски путая следы – просто не могли предположить, что убийца там. Молодые опера уже прочно для себя решили, что убийца рванул по дороге в сторону ветки, чтобы по ней выйти в город, и почти не смотрели в сторону леса, пробегая только по разъезженной дороге, поэтому в домик зашли чисто для проверки. Жаль, что здесь не было ни Горенштейна, уже бредущего вдоль Стрелочного завода, ни Летова, которому бинтовали разорванную топором руку. Не увидев в сарайчике ничего кроме темноты и тоненького слоя снега, постовые рванули дальше, так и не заметив расплывчатых контуров крышки погреба.

В тот момент, когда Павлюшин услышал шаги наверху, ему по-настоящему стало страшно. Сердце забилось, голоса стали говорить тише, а страх близкой кончины и возможной поимки пробился сквозь пелену сумасшествия и бесчувствия. Но, когда дверь хлопнула, и он услышал, как вдалеке хрустит снег под сапогами убегающих постовых, Павлюшин вновь превратился в страшного, не боящегося ничего, убийцу.

Павлюшин упал на ледяную землю. Мрак и холод окутывали его разодранное и испачканное снегом пальто, окровавленные колени проглядывали сквозь порванные галифе и кальсоны, а избитые ладони крепко сжимали деревянный приклад. Просидев в этой яме минут пять, Павлюшин выскочил на улицу и рванул вглубь лесополосы, к той самой ветке, проложенной от стрелочного завода.

Снова камни насыпи, снова блестящие на ледяном солнце рельсы, снова голые деревья и снова холод, дикий холод. Павлюшин шел, давя ногами камни и спрятав автомат под пальто – чтоб машинист или кто-то еще не заметил. Сейчас убийца хотел лишь того, чтобы по этим путям промчался поезд, ему это нужно было как воздух – если пойдет состав, он уцепится за него и вырвется из окружения. Даже жажда крови отошла на второй план – внутренний эгоизм и желание жить превзошли «мозговую щекотку».

И вот рельсы затряслись, Павлюшина разрезал свет фонаря, а он увидел черный паровоз, пускающий в небо клубы дыма. Как только паровоз промчался прочь и пошли уже ржавые вагоны, Павлюшин рванул со всех ног, схватился за ручку, подтянул ноги и вскочил на ступеньки, сев на этот товарный поезд. Ветер разрезал его лицо, волосы, повинуясь силе природы, развевались, и Павлюшин несся вперед, вырываясь из кольца милиционеров и солдат, которых десятками свозили к лесополосе.

Тем временем Горенштейн сошелся со второй группой. Никого найдено не было – словно убийца растворился. Первой мыслью было то, что он залез на стрелочный завод, поэтому туда сразу же пустили полсотни милиционеров, которые вместе с рабочими принялись обходить каждый угол завода, ища загадочного убийцу. Поиски, ясное дело, ничего не дали.

Затем в лесополосу стянули роту военных, которые вместе с Горенштейном принялись прочесывать каждый метр. И вот тут уже стала прорисовываться картина. Увидев кучу следов у заброшенного сарая, в него ворвались солдаты, отодрали от пола крышку погреба и нашли там лишь автомат без магазина. Стало ясно, что Павлюшин был здесь. Тогда группа пошла по глубоким следам, которые шли от сарая в сторону леса и добрела таки до линии «железки», рядом с которой нашли в кустах грязную шапку. Вскоре те, кто видел душегуба, показали, что сегодня он был именно в ней – вот и первый важный вещдок. Тогда же до Горенштейна дошла информация, что буквально пол часа назад, когда поиски были в самом разгаре, со стрелочного завода отправился железнодорожный состав с ломом. И высока была вероятность того, что убийца сейчас несся с этим поездом в сторону Кемерово.

Летова, тем временем, лечили в горбольнице. Наложили пару швов, диагностировали сотрясение мозга средней тяжести и крайнее нервное переутомление. Прописали покой в течение недели, однако, ясное дело, Летов уже в одиннадцать вечера вышел из больницы, и, несмотря на ноющие, только-только зашитые раны, рванул в отделение.

В итоге, в этот день было убито пять человек: двое агентов, ефрейтор милиции Скрябин, и еще двое постовых, а также тяжело была ранена жительница дома, в которую пальнул убийца. Сам преступник до сих пор не был найден: усиленное патрулирование (особенно в районе стрелочного и паровозоремонтного заводов) ничего не дало, а найдена на данный момент была только шапка душегуба.

…Тем временем товарняк сбавлял свою скорость. Павлюшин хотел спрыгнуть еще у Крахали, но там он ехал слишком быстро – прыгать было смертельно опасно. Теперь поезд подъезжал к станции Шелковичиха, и поэтому скорость его убывала – еще чуть-чуть и можно прыгать. Вот уже четко проходят мимо редкие огни фонарей, видны очертания маленьких домиков. Раз – и Павлюшин катится по острым камням насыпи, продолжая раздирать свою одежду.

Часы показывали ровно восемь вечера. Мрак опустился на этот поселочек при станции, домики начали задыхаться от темени, а холод продолжал свое безостановочное наступление, порабощая новые и новые пяди мерзлой земли.

Жажда убийств, дикая щекотка в мозгу Павлюшина достигла своего апогея. У него тряслись руки, уши лопались от крика голосов, а мысль была только одна – убить. Он понимал, что больше не может – надо кого-то зарубить, обязательно надо.

И тут ему на помощь пришло одноэтажное бревенчатое здание барачного тип, с черной от тьмы вывеской: «Фельдшерский пункт №1. Ст. Шелковичиха».

Павлюшин улыбнулся, чуя близость наслаждения, взвел курок автомата и дернул дверь, откуда ему в лицо пахнуло спиртом и теплом, которые шли из светлого коридора больницы. Там на скамейке сидели четверо работяг в телогрейках: двое из них сжимали глаза, один держал на весу забинтованную и окровавленную ладонь, а четвертый просто смотрел в пол.

Павлюшин переступил порог и, не сказав ни слова, прошелся очередью по несчастным людям. Раз: и на полу лежат корчащиеся от боли работяги, а на штукатуренной стене лужи крови с вмятинами от пуль. Сразу же распахнулась дверь кабинета терапевта, и сразу же ее прошила автоматная очередь: на этот раз наповал была убита медсестра.

Врач-терапевт, вспомнив как у него на глазах осколками рубило раненых во время войны, понял, что это конец, а его помощница и больная бронхитом женщина завизжали что есть мочи. За дверью послышались одиночные выстрелы: это Павлюшин добивал раненых работяг.

Однако врач не терял времени зря: он выломал оконную раму тяжеленным словарем лечебных трав и, давя ногами осколки, в окно полезли испуганные женщины. Врач же запахнул дверь, прижав ее своим телом: он понимал, что сейчас его прошьет автоматная очередь, однако самым главным для него было задержать убийцу хотя бы секунд на тридцать, дабы несчастные женщины могли убежать как можно дальше и потонуть в темноте вечера.

Павлюшин пустил пулю в голову уже мертвой медсестры, а затем прошелся очередью по двери. Врач устоял, хоть и получил в спину четыре свинцовых пули калибра 7,62 мм. Вскоре в дверь ударил приклад: бравый эскулап почти упал с ног, но схватился за вешалку и вновь устоял на ногах. Тогда в него вновь полетели пули и после этого он уже свалился на чистый пол фельдшерского пункта, чувствуя близость гибели.

Дверь распухнулась. На пороге оказался разъяренный и злобный Павлюшин, бросивший пустой автомат на пол, затем он вынул из кармана пальто топор и принялся рубить своего главного врага на данный момент: врача, который посмел сопротивляться Ему.

Ударов он нанес немного, однако череп бедному эскулапу все равно разбил. Вслед за этим Павлюшин своими окровавленными перчатками принялся искать спирт и сосуд какой-нибудь, чтобы взять с собой «трофей». Искать пришлось недолго: скоро на столе в луже спирта стояла стеклянная банка, наполненная до краев этой пахучей жидкостью. Уже через минуту она лежала в кармане пальто с «трофеем», будучи плотно закрытой.

Пройдясь по пункту в поисках новых жертв, Павлюшин никого не нашел: оставшиеся две комнаты были пустыми. Тогда он, выйдя на улицу, побежал прочь – буквально через минуту фельдшерский пункт заполонили ужаснувшиеся участковые милиционеры. От испуга они минут пять находились в полной дезориентировке: двое из них впервые видели трупы, от чего вообще хотели блевать, а двадцатитрехлетний лейтенант сидел, схватившись за голову, в окружении трупов.

Когда же испуганные участковые бросились искать людей в округе, Павлюшин уже шел по земляному шоссе, идущему вдоль линии «железки». Пройдя минут десять сквозь падающий снег и холод, смешанный с мраком, Павлюшина подобрала едущая «Полуторка». Добрый и разговорчивый водила, везущий что-то в Первомайку, согласился высадить Павлюшина около реки Иня, которая, к счастью Павлюшина, была водиле по пути.

Второй раз за день душегуб оторвался от преследования, спася свою шкуру.

Глава 15.

«Полетели, нас ждут»

--В.Самойлов

Уже в одиннадцать вечера милицейская «Победа» с избитым и укутанным в теплое шмутье Летовым, усталым Горенштейном, который успел отморозить себе пальцы ног, Кирвесом, проработавшим весь день с трупами, Юловым, который словно прирос к «Фотокору» и сержантом Беловым, присланным в подмогу из Бердска, неслась сквозь сильнейшую метель в сторону станции Шелковичиха. Горенштейн, узнав про расстрел в фельдшерском пункте, и про труп без левой кисти, да еще к тому же и на станции, в сторону которой отъезжал тот злополучный состав со стрелочного завода, сразу решил рвануть на новое место убийства, а параллельно с Горенштейном в Шелковичиху выехала полуторка с двадцатью пятью солдатами Внутренних Войск для помощи в прочесывании местности. Небольшие отряды милиции и станционных смотрителей из Шелковичихи, а также окрестных деревень уже занимались этим, однако жуткая метель, которая создавала чуть ли не нулевую видимость, затрудняла поиски. Казалось, что Земля сошла с ума: холода ночью ударили под минус 25, метель стала уничтожать все в округе, а сугробы росли в геометрической прогрессии. Фары «Победы» давили из себя последнюю энергию, чтобы продрать мрак ночи и стену снега, дабы водитель, только прибывший по мобилизации из Искитима, мог видеть хотя бы ближайшие метры дороги. Казалось, что это не дорога, а стена какой-то хибары: вроде вся белая, заштукатуренная, но то, что под этой снежной «штукатуркой» было шершавым и волнистым, словно Обь в непогоду.

Минут через сорок этой жуткой езды в качающейся и прорывающей ночь машине, милиционеры оказались около нужного здания: сквозь мрак проступали контуры небольшого барака, огороженного хилым заборчиком. Внутри же было тепло, около входа стояли двое испуганных молодых ментов, которые тряслись от ужаса – понятное дело – рядом куча трупов! Отдав честь капитану милиции, молодые ребята вышли на улицу, дабы больше не видеть этой жуткой картины, но вскоре зашли обратно: невозможно долго стоять на таком холоде, да еще и при такой жуткой вьюге.

В другом конце коридора, в пустой комнате сидел лейтенант милиции и двое свидетельниц.

«Товарищ капитан, лейтенант милиции Роловский, участковый по станции Шелковичиха!» – отрапортовал вышедший из комнаты молодой парень.

-Давно тут работаешь? – монотонно и устало спросил Горенштейн.

-Три месяца как.

-А сам откуда будешь?

-Из Тогучина.

В итоге Кирвеса с Юловым и Летовым оставили осматривать трупы, а Горенштейн с Беловым пошел опрашивать женщин. Одна из них жутко кашляла и говорить почти не могла – медсестра сделала ей какую-то микстуру, но она не сильно-то помогала – казалось, что женщина вот-вот выкашляет свои легкие. Сама медсестра рассказала все в красках: услышали выстрелы, пожилая помощница врача-терапевта выбежала на выстрелы и была сразу же застрелена, после чего терапевт выбил окно, а сам встал у двери, дабы не пускать в комнату убийцу, пока женщины спасались.

–Сильный мужик был – пробормотал Юлов, – не растерялся.

-Так он фронтовик кажись – сказал Летов, смотря на одежду врача, которая проглядывала из под окровавленного белого халата: китель без погон, военные галифе еще довоенного, кажется, пошива, и стертые сапоги.

Вскоре личности убитых были выяснены. Это четверо рабочих со станции: как оказалось, сегодня там лопнуло что-то в паровозе, и двоим глаза поранило, а одному кисть сильно побило, поэтому месте с четвертым товарищем они и поплелись со станции к терапевту, а тут… Второй убитой была 63-х летняя медсестра Алевтина Гурьянова, работающая в этом фельдшерском пункте с момента его открытия, то есть с самого 46-го года. Ну, и героем этой бойни оказался 49-ти летний терапевт Леонид Брониславович Пронин, присланный работать фельдшером в Шелковичиху из Камня на Оби год назад. Врачевать он начинал еще до войны, работал фельдшером в разных уголках Сибирского края, в 1941 году добровольцем ушел на фронт, был военврачом III-го ранга, имел два ранения, а также орден «Красной Звезды» за бои в Белоруссии 44-го года. Семья – жена и десятилетний сын – жила в Камне на Оби.