Воскрешение: Роман

– А?что потом? – спросила она.

– Ты слышишь, уходит поезд, – ответил дед. – Сегодня и?ежедневно.

Митя ничего не понял, но что-то подсказало ему, что переспрашивать не следует.

« 3 »

Той осенью произошло событие, оставившее свой след почти на всем случившемся в?дальнейшем, хотя, разумеется, тогда ни Арина, ни Митя не были способны ни понять его смысл, ни оценить его значение для будущего, еще не свершившегося во времени, хотя, конечно, уже свершившегося и?пребывающего в?вечности. Было тепло; шел редкий и?мягкий снег, он кружился в?воздухе, оседал на асфальте и?сразу же таял, образуя мокрую, чуть хрустящую и?быстро превращающуюся в?воду массу. Они шли к?Большому залу филармонии от метро «Невский проспект»; когда-то бабушка рассказала им, что именно здесь играли «да, именно ту», когда их Ленинград умирал от голода и?на него сыпались бомбы.

Тот вечер уже не был открытием сезона, и?все же еще на подходе, около огромных афиш, очерчивающих ближайшее будущее, чувствовалось легкое возбуждение. За лето многие стосковались по музыке и?проходили мимо афиш неровным прерывающимся шагом, задерживаясь, изучая, пытаясь решить, на что бы еще прийти в?ближайшие дни или недели. Несмотря на то что у?родителей был абонемент, у?афиш задерживались и?они, а?Арина и?Митя убегали дальше, вперед; так и?дошли до угла. Впереди, через дорогу, окруженный уже облетевшим сквером, стоял еще юный Пушкин, вдохновенно и?самозабвенно обращавшийся к?их общему городу и?миру. Позади Пушкина, в?темном осеннем воздухе, в?безупречной внутренней гармонии в?обе стороны уходило огромное здание Русского музея. Ярко горели фонари. За углом, на тротуаре, на краю площади, было не только людно, но почти тесно; здесь были вынуждены замедлять шаг. Вход в?бывшее Дворянское собрание был относительно узким, двери тяжелыми, шапки почти все снимали еще перед входом, а?в?теплом предбаннике начинали разматывать шарфы и?расстегивать пальто. Резко и?отчетливо дохнуло теплым воздухом. Внутри было не просто тепло – скорее даже жарко.

Они оказались перед знакомой широкой белой лестницей, и?в?сердце у?Арины чуть защемило; она любила здесь бывать, хотя никогда не спрашивала себя почему.

– Наконец-то нормальные лица, – все еще недовольно сказала мама.

– Да будет тебе, – примирительно ответил папа. – В?метро всегда тесно.

Они знали, что он не любит разговоры о?людях «своего» и «не своего» «круга».

Как всегда, было много знакомых; здоровались еще на лестнице, но старались не задерживаться подолгу, чтобы не мешать общему движению. После Москвы Андрея все еще продолжало удивлять, что Ленинград, в?сущности, относительно небольшой город; по крайней мере, «их Ленинград». Но пришли они поздновато, и?в?гардеробе стояла очередь. Переобулись; входить в?филармонию в?мокрых или заснеженных ботинках никому, наверное, не пришло бы в?голову. Арина подумала о?том, что Митя как-то долго возится со своими башмаками. Папа собрал их пальто, шапки, шарфы, пакеты с?сапогами и?ботинками; получилась увесистая охапка. Они остались в?очереди вместе с?ним, а?мама отошла к?зеркалу. Папа аккуратно отдал всю эту охапку гардеробщику, потом чаевые; положил номерки во внутренний карман пиджака. Когда-то Арина спросила, почему в?филармонии надо давать гардеробщикам чаевые, а?в?кино, например, никому и?никогда.

– Так принято, – ответила мама.

Она и?вообще обычно Арине мало что объясняла, и?это было обидно.

Потом вернулись на лестницу и?поднялись в?фойе; у?входа в?фойе купили программку.

– Я?тоже хочу, – сказала Арина.

Папа заплатил еще за одну; Арине сразу же ее и?отдал. В?программке, как всегда, не было ничего интересного; только «анданте» и «аллегро нон троппо», которые она и?так видела почти ежедневно. Когда-то Арина спросила маму, почему в?Кировском театре к?программкам на отдельном листке прикладывается краткое содержание; и?в?тот раз мама даже попыталась объяснить.

– Потому что, – ответила она, – на балет могут прийти люди, которые не знают, что во время балета произойдет, и?нужно помочь им подготовиться.

– А?в?филармонии, – снова спросила Арина, – все всегда заранее знают, что произойдет?

– Потому что в?филармонию такие люди прийти не могут, – как обычно, теряя терпение, ответила мама, и?Арина подумала: «Ну так всегда». Мама никогда ничего ей не объясняла; наверное, не хотела.

В?фойе было не только очень тепло, но и?очень светло; нарядно одетые люди двигались по кругу, против часовой стрелки, тихо переговариваясь, временами уходя в?боковые проходы. Постепенно фойе пустело; начали рассаживаться. Отправились к?своим местам и?они; места были абонементные, давно знакомые; если бы потребовалось, к?ним можно было бы пройти и?в?темноте. Но в?филармонии свет не гасили.

– А?почему в?кино свет гасят? – тоже когда-то давно спросила она маму.

– Для музыки не нужно гасить свет, – ответила мама.

Тогда Арина обиделась; и?только потом она поняла, что в?тот раз мама действительно ей ответила. Музыка была видна и?светилась сама, и, чтобы ее увидеть, темнота совсем не была нужна. Надо было только вслушиваться; и?тогда слух становился зрением.

Но сейчас она и?так вся была зрением. Низкие люстры, белые колонны с?коринфскими капителями; красные бархатные кресла. Все как всегда. В?тот момент она остро ощутила, что лето подошло к?концу. Митя болтал с?родителями, но Арина, пожалуй, не смогла бы внятно объяснить, о?чем они говорили. Она смотрела на седые затылки в?первых рядах; вышел и?сел оркестр; кто-то откашлялся. В?зале еще продолжали переговариваться, но как-то постепенно и, наверное, незаметно для себя переходя на шепот. Потом резкими, уверенными шагами вышел Мравинский, безо всякого позерства; казалось, он идет где-нибудь по дорожке у?себя на даче. Было известно, что он дворянин, но при этом не антикоммунист. Мама этим возмущалась: «Как человек из интеллигентной семьи может быть коммунистом?» – как-то сказала она.

Мравинского боготворили. Зал зааплодировал. Наступила недолгая пауза. Мравинский приподнял руки и?резким движением, как бы отталкиваясь от воздуха, очертил границу между осенью и?музыкой, между зрением и?слухом. Его движения не были драматичными, временами оставаясь едва заметными, и, как казалось, оркестр следовал за ними так легко и?уверенно, как будто сам Мравинский был всего лишь внешним духом оркестра. Музыка наполнила все, и?Арина перестала видеть; она следовала за музыкой шаг за шагом, концентрированным и?ясным усилием ощущая контуры ее мгновенного движения и?их место в?неуловимом в?каждый отдельный момент величии общего единства. Только иногда, слишком внимательно следуя за одной из линий контрапункта, она упускала вторую, а?потом мысленно пыталась восстановить их диалог, ту цельность, к?которой они принадлежали, но отвлекалась и?теряла обе. В?такие моменты ей удавалось вернуть себя к?движению музыки только после внутренней паузы и?с?мгновенным ощущением того, что она пропустила что-то очень существенное, что теперь уже не вернуть и?не нагнать. Но музыка двигалась дальше, и?это чувство быстро забывалось.

« 4 »

В?начале антракта, когда все стали подниматься и?поворачиваться, среди седых голов первых рядов Арина увидела дедушкиного друга Петра Сергеевича. Она не видела его уже больше года, но все равно почти мгновенно узнала. Тихо дернула Митю за рукав; «Тс-с», – сказал он, ему хотелось пирожных; здесь, в?филармонии, была кофейня с?хорошей кондитерской. Но мама уже проследила за их взглядами. «Надо подойти поздороваться», – сказала она как-то без выражения. Они вышли в?проход и, двигаясь против движения, подошли к?Петру Сергеевичу; с?ним была девочка приблизительно Митиных лет. Арина не сразу ее узнала, потом поняла, что это внучка Петра Сергеевича, а?узнав, вспомнила, как ее зовут.

– Рад вас всех видеть, – сказал Петр Сергеевич, улыбаясь. – А?это моя внучка. Катя. Да вы же с?ней знакомы.

– Катя, – повторила она, смущаясь, как показалось Арине, еще больше, чем раньше, и?левой рукой откинула за плечо светлые волосы.

В?ней было нечто неуловимо раздражающее. «Разве что книксен не сделала», – подумала Арина.

Медленно двигаясь вдоль прохода, а?потом в?сторону фойе, они поговорили об общих знакомых, о?погоде, о?настроениях в?городе, о?дирижерской интерпретации.

– Мравинский, конечно, гений, – сказал папа, – но, на мой вкус, в?данном случае слишком жестко.

Арина мысленно с?ним согласилась, хотя еще минуту назад думала иначе; она часто с?ним соглашалась.

– А?мне показалось, – возразил Петр Сергеевич, – что он как раз обнажил самое существенное, самую основу замысла. Некое гармоническое основание мысли. Как бы очистил его от всего, что могло бы отвлечь.

– В?том числе и?от чувств, – сказала мама. С?ней Арина не согласилась; она еще помнила, как десять минут назад была полностью захвачена услышанным.

Внучка Петра Сергеевича молча улыбалась. За разговором они даже не спустились на первый этаж, так что не дошли и?до буфета; но казалось, что про пирожные Митя уже забыл. Начали возвращаться в?зал; Арина и?Митя отправились провожать Петра Сергеевича и?Катю до их мест. Петр Сергеевич попросил передать привет дедушке. Пропустил перед собой Катю. Уже сидя, снова обратился к?Арине и?Мите, вполоборота. Но не успел он сесть, как, разве что не растолкав Арину и?Митю, к?нему обратился незнакомый им человек. Поздоровался с?Петром Сергеевичем, похвалил концерт и?сразу же, почти скороговоркой, даже с?некоторой обидой, рассказал, что неделю назад по ошибке попал на второй состав филармонического оркестра. Потом сказал, что «скоро начнут», и?так же быстро и?необъяснимо ушел.

– Дедушка, почему он тебя перебил? – спросила тогда Катя. Арине показалось, что Катя заговорила впервые, и?этим она вызвала у?Арины еще большее раздражение.

– Не обращайте внимания, – примирительно ответил Петр Сергеевич. – У?него не очень хорошие манеры, но он выдающийся математик. Он сделал несколько эпохальных открытий. При случае я?вам про него расскажу.

Сияли люстры; слушатели начали рассаживаться. Арина тоже попрощалась и?стала возвращаться к?родителям. И, только пройдя уже большую часть пути, она неожиданно обнаружила, что рядом с?ней нет Мити; как это ни странно, он все еще разговаривал с?Петром Сергеевичем и?Катей. Сама Катя давно уже сидела на своем месте, тоже повернувшись к?Мите вполоборота, а?он продолжал с?ней говорить, перегнувшись через спинку незанятого места. Арина удивленно и?непонимающе взглянула на него, но Митя даже не заметил ее взгляда. Она увидела, что две сидевшие в?следующем ряду седовласые дамы почти одновременно развернулись и?с?осуждением посмотрели на всех троих; Арина была полностью на их стороне. Петр Сергеевич что-то тихо сказал Мите, тот кивнул и?побежал в?сторону родителей. Но, пробежав приблизительно полпути («Куда смотрят его родители», – услышала Арина чье-то удивленное замечание), он неожиданно остановился и, снова повернувшись к?ним обоим, замахал Кате. В?этот момент Арина почувствовала странный укол, знакомый и?незнакомый; так бывало, когда родители не обращали на нее внимания. Она не знала, как назвать это чувство, и, как ей показалось, быстро о?нем забыла.

Снова вышел Мравинский, зал зааплодировал. Коротким жестом Мравинский прекратил аплодисменты, взмахнул рукой, и?в?образовавшуюся беззвучную пустоту вернулась музыка. Неожиданно для себя Арина поняла, что в?этой музыке было то, чего она никогда не могла достичь, когда играла сама; и?дело было не в?технике. Она знала, что играет не очень хорошо, даже для своего возраста, и?это совершенно ее не расстраивало. «Эта белобрысая, наверное, лучше меня играет», – подумала Арина, все еще раздраженно глядя в?сторону седой головы Петра Сергеевича и?его внучки, которую было едва видно из-за спинки кресла. Дело было и?не в?том, что звук ее фоно невозможно сравнить со звуком оркестра; никому бы не пришло в?голову их сравнивать. Наверное, думала она потом, дело было даже не в?гении дирижера. И?все же в?эти минуты она ощутила что-то такое, чего никогда не ощущала раньше. Впоследствии она часто возвращалась мыслями и?чувствами к?этому переживанию, пытаясь найти, но так и?не находя для него нужных слов.

То многое, случайное, изменчивое и?текущее, что она так часто слышала в?прошлом или разучивала сама, отступило под грузом объединяющего его единства; и?этот груз оказался столь легким, что все то мгновенное и?с?известной степенью определенности подлежащее фиксации нотами, что она слышала в?каждый конкретный момент, приподнялось над этим скользящим движением, над внутренним ощущением времени, оказавшись в?воздухе, собравшись в?то значимое единство, для которого она не могла найти верных слов. Ей казалось, что музыка стала прозрачной и?через нее проглядывает что-то еще, другое, неуловимое, но несомненное и?настойчивое. В?этот момент Арина почему-то вспомнила промелькнувший около двух часов назад перед ее глазами желтый силуэт Русского музея, зависший в?освещенном фонарями темном осеннем воздухе. Пожалуй, никогда еще она не слушала музыку так невнимательно и?никогда, ни до, ни после, не ощущала столь отчетливо проявившийся перед ее глазами смысл. Казалось, что воздух филармонии расступился и?она увидела нечто по ту сторону воздуха.

– Дедушка, а?что существует по ту сторону воздуха? – спросила Арина через несколько дней. Она не хотела говорить об этом с?родителями, да и?с?Митей тоже: «Пусть общается с?этой дрессированной белобрысой», – подумала она тогда.

– Эфир, наверное, – улыбнулся он. – Только эфира не существует.

– А?я?его видела, – спокойно и?уверенно ответила Арина.

« 5 »

Той весной и?тем летом Митя тоже осознал нечто важное, нечто такое, что тогда, разумеется, еще не мог сформулировать и?тем более осмыслить; и?все же само это смутное осознание, хоть и?появившееся пока в?случайном, хаотическом опыте, сохранилось у?него в?памяти. Это осознание касалось сущности пространства. В?те годы они с?Лешей постепенно начали проводить все больше времени без взрослых; бегали не только вокруг домов и?по соседским дворам. Изучали окрестности дачи, уходя от нее все дальше, разглядывая покрытые ряской лесные пруды с?гулким чавканьем воды и?отчетливым кваканьем лягушек. Шатались по паркам, ближним и?дальним, по улицам центра и?широким новым проспектам, по стройкам и?железнодорожным насыпям. Взламывая двери, залезали в?законсервированные городские бомбоубежища. Иногда даже углублялись в?Удельный лесопарк, приближаться к?которому им было категорически запрещено. Разумеется, совсем не обо всем этом они рассказывали родителям и?уж тем более не рассказывали о?походах в?лесопарк. А?весной их давнее, практически несостоявшееся приключение с?Элизабет Тейлор получило неожиданное продолжение.

Митя вспомнил про нее случайно, через несколько лет, и?решил узнать, кто же она такая; у «Брокгауза и?Ефрона» ничего о?ней не нашел, так что пришлось идти в?школьную библиотеку, где была Большая советская энциклопедия. От прочитанного Митя пришел в?восторг и?настолько увлек Лешу своим открытием, что они решили снимать фильм, вооружившись модернизированной кинокамерой «Аврора» с?перфорацией «Супер 8». Арине, хотя она и?была маленькой, они тоже разрешили присоединиться. На самом деле поначалу камеру «Кварц» с?более сложной оптикой, хоть и?пружинным механизмом родители им не дали, а?другую купить отказались. Кинопроектором «Русь» пользоваться разрешили, но без своей камеры на нем можно было смотреть разве только что выпуски «Ну, погоди!» да короткометражки про Вицина, Моргунова и?Никулина. Все трое были пьяными и?смешными им совершенно не казались. Так что без камеры проектор оказался абсолютно бесполезным. Они с?Ариной долго на это жаловались, и?в?итоге камеру им купили дедушка и?бабушка. Митя случайно услышал обрывок ссоры на эту тему.

– Зачем вы портите детей? – говорила мама, да еще и?на повышенных тонах, так что было слышно через закрытую дверь; говорила едва ли не на пределе того, насколько было вообще принято повышать голос. Разумеется, приезжавшие «отовариваться» родственники постоянно друг на друга орали, но это не определяло иную норму для них самих; скорее просто превращало родственников в?непреодолимо чужих. Они и?были чужими.

– Мне вы таких дорогих игрушек не покупали, – добавила она.

– Ирочка, прекрати. Пусть снимают свой фильм, – спокойно сказал дед, а?потом добавил нечто не очень понятное, но именно в?силу своей непонятности так и?не стершееся из Митиной памяти: – Все это очень хрупкое. Ты даже не представляешь насколько. Мне иногда кажется, что чуть коснешься пальцем – и?все рассеется. И?ничего больше не будет.