Разговоры с мёртвыми

– Подожди, Молчун, – Архип поднимает мои деньги, отделяет от них часть и возвращает их в мой карман. – Это лишнее.

Жека облизывает губы, язык скользит по шершавым трещинам.

– Молчун, – он сжимает большой палец левой руки пальцами правой. – Внеси за меня сотку. Я потом отдам.

Жека хлопает глазами, застрявшими между веснушек и рытвин от оспы. Иваныч испепеляет его взглядом. Архип наблюдает за нами.

Я киваю, и рука Архипа достаёт из моего кармана деньги.

Взяв деньги со стола, Жека пересчитывает их, глаза блестят, веснушки повылазили наружу.

– Ты не суетись, Патлатый, – говорит, поднимаясь, Иваныч. – Это не лично тебе. Это на водку. И хлеба купи. Пару луковиц. И макарон, наверное.

– Зачем? – Жека успокаивается.

– Суп варить будем.

– Суп? – удивляется Архип. – Я думал, шашлык пожарим.

Иваныч морщится.

– Боюсь шашлык из собаки делать. Хотя домашняя, но рисковать не стоит. Бывает, и домашние с помойки жрут. Тем более такие, которые свинью съедают.

– Понятно, – соглашается Архип. – Суп – так суп. Тоже ничего. А у тебя что-нибудь переодеть есть? – Архип показывает на свой костюм.

Иваныч чешет затылок.

– Знаешь, нет. Вчера постирал, сушится.

– Не везёт – так не везёт, – хлопает в ладони Архип. – Ни шашлык тебе, ни одежды. А ты чего расселся? – обращается он к Жеке. – Чеши в магазин.

– Ой, развыступался, – ворчит Жека. – Иди баню топи. Чтобы к моему приходу была готова.

– А ты мне не указывай, – огрызается Архип.

Жека встаёт из-за стола, суёт деньги в карман.

– Вот сейчас пойду в магазин, возьму водки и напьюсь в одного. Будете знать, как мной командовать.

– Кто тобой командует? – губы Архипа сложились в брезгливые чёрточки.

– Заряжаете меня за водкой.

– А кому ещё идти? – всплеск руками.

– Молчун пусть идёт, он самый молодой.

– Оставь Молчуна в покое. Не надо ему никуда идти. Помнишь, как в прошлый раз посылали?

У Жеки такой вид, точно съел лимон.

– Помню.

– Вот и не надо Молчуна в магазин отправлять. Он мне помогать будет. Правда, Молчун? – Архип подмигивает мне и хлопает меня по плечу.

Выглядит подмигивание так: шрам, рассекающий лицо Архипа и порванный на глазу, соединяется и рвётся вновь.

– Ладно, пошёл.

Я наблюдаю спину в клетку. Дверь со скрипом открывается и, скрипя, захлопывается.

– Петли не мешало бы смазать, – комментирует Иваныч.

Архип поднимается, отряхивает ладони, вытирая их одна о другую, снимает пиджак и вешает его на стул.

– А дрова у тебя есть или тоже постирал?

Щека Иваныча дёргается от раздражения.

– Конечно, есть. За дурака меня держишь?

– И топор?

– Найдётся.

– Вот и замечательно.

Архип как-то странно хромает к двери. Не волочит ногу за собой, а выкидывает её вперёд, словно солдат на марше.

– Молчун, пойдём со мной.

Я оставляю крошки в покое и следую за белой рубашкой. Архип на ходу закатывает рукава.

– Работа, как женщина, любит ласку, – шутит он.

Раньше эта фраза звучала так: карты, как женщина, любят ласку. Архип больше не играет в карты, как и в другие азартные игры, включая пятирублёвые лохотроны. «Азарт не для меня. Больше», – говорит он. И мы понимаем, что он имеет в виду.

Мы втроём выходим из дома, поворачиваем налево и по дорожке из досок движемся в направлении бани. Рядом с ней стоит дровник, полный круглых чурок.

– Я дрова ещё не рубил. Буквально вчера завезли. Вот колун, – Иваныч показывает на колун с длинной ручкой, изогнутой на конце. – Вот чурка, – показывает на полуметровую по диагонали чурку. – Пойду пока печь разожгу. А ты, Молчун, следи за машиной. Хорошо?

Иваныч уходит в баню, Архип снимает рубашку и отдаёт мне:

– Подержи. Давай так: ты будешь дрова на чурку ставить, а я колоть.

Я закидываю рубашку вокруг шеи, она свисает с обеих сторон, поднимаю круглое дерево и водружаю его на чурку.

Архип замахивается колуном и что есть силы опускает его на полено. Колун вгрызается в дерево, оно трещит, и в обе стороны от удара расползается жирная трещина. Архип выдёргивает колун из полена, размахивается, бьёт, полено лопается. Его половины валятся с чурки на землю. Архип поднимает их и раскалывает ещё надвое.