Каждый день

– Должно быть, ты прав… – задумавшись, коротко прокомментировал сказанное мною Глен.

Глен даже спорить со мной не стал, я вижу, что он со мной согласен. Со мной трудно спорить в принципе, но тут он отключил любые попытки меня оспорить.

– Давай уже собирайся, мистер Джон Леннон! Тебе еще тихо, на цыпочках, из дома выходить! – отойдя от философских размышлений, сказал я.

– В смысле мне? А ты!? – слегка удивленно спрашивает меня Глен.

Тут наступил интересный момент. Я, как я это любил, ехидно улыбнулся и зловещи, хихикнул, а потом направил свою гордую походку в сторону окна.

– Эй…ты это куда! – пытается окликнуть меня Петти.

Я подошел к окну, дабы взглянуть, на что оно выходит. Оказалось вид из окна ведет взгляд смотрящего прямиком туда, где стоит второй, задний ход. Еще раз улыбнувшись, я повернулся спиной, скрестил руки и выпрыгнул, прошел сквозь окно и молниеносно оказался на улице. Правда, с небольшим побочным эффектом, слегка неудачно врезался в шезлонг, и чуть было, не схлопотал легкий удар сквозь какие провода. Глен быстро подбежал и стал таращиться на меня с не менее удивленным взглядом, чем после нашей первой встрече. Вероятно, такого трюка он пока принять не мог, хотя странно, учитывая, что он знает кто я такой.

Юноша не заставил себя долго ждать, его пунктуальность меня никогда не подводит. Разве что, почти. Теперь мы оба направляемся в сторону выхода за территорию жилища семейной четы Петти. Погода стояла ясная, прохладная, правда дождь, что шел сегодня днем оставил следы – повсюду были лужи, словно мы идем по дороге в болото. Зато запах петрикора, ставший главной составляющей атмосферы вокруг нас, был очень ярким и выраженным. Каким бы ни была погода, мне было все равно, но меня беспокоил Глен. Может показаться, что я очень дорожу здоровьем своего друга как его родной отец? Черта с два! Он просто очень громко ноет, когда у него что–то не так. Лучше всего от этого избавиться, это избавится от причин возникновения этой плаксивой манеры говорить.

Чудеснейшая была и дорога до озера, без всяких происшествий. Только маленькие сине–зеленые огоньки мелькали в траве, что росла вдоль дороги. Все дорого, что вели из города, кроме главной и той, что ведет к мельнице, выходят к озеру, словно все по одной схеме вытоптаны. Мы же с ним идем по «особенной дороге», по ней сам Говард Холланей ходил на рыбалку.

– Это правда? – в процессе беседы оживился Глен.

– А вам что, учителя не рассказывали? Не водили на экскурсии и все такое…прочее?! – удивленно спрашиваю я, вспоминая свое детство.

– Нет, что ты…учителя больше говорят о том, как отсюда свалить. Они и сами не против, но они словно сильно приросли к этим местам.

– Любопытно, как изменился наш город. Удивлен, очень сильной удивлен.

– Это ирония?

– Вовсе нет, у нас тоже были люди, готовые уехать отсюда за красивой жизнью. В их числе был и я…и еще…как мне казалось…э…мои друзья.

– Ты тоже хотел уехать?

– Конечно… Я думал, что мы с группой уедем, вступим в музыкальный бизнес, будем записывать свои альбомы. В общем, хотели быть звездами…да уж…

– Хотел–и–и–и!?

Пока шел этот разговор, мы быстро пришли к озеру. Как я и говорил, чудесное место, особенно ночью. Глен правда все портил своим фонариком, но его понять можно, он не видит ничего, в отличие от меня. Туман у воды создавал особое настроение, он был словно звукосниматель на хорошей гитаре, вроде бы не нужен, гитара и так звучит, но без него картина не та. Пройдя несколько метров по берегу, мы нашли отличное место для разговора, скамейка, она та же самая, что и тридцать с лишним лет назад, правда слегка гнилая и бесцветная. Юный мистер Петти озирается по сторонам, все выдавало в нем одно – он ищет дорогу, думает, не заблудились ли мы.

– Не дрейфь парнишка, со мной ты не заблудишься! Я эти места как ниточки своего свитера помню, знаешь как он мне надоел… – успокаиваю я Глена, вспоминая параллельно, что я в одной и той же одежде все это время.

– Да и не боюсь… – соврал мне Глен.

– Оно и видно…особенно по твоим бегающим щенячьим глазам…

– Не говори глупости… а что так сильно заметно?

– Совершенно! Особенно, когда видишь перед собой объект своего воздыхания. Знаешь, научись скрывать свои эмоции под каменной маской, которую сам же и создаешь.

– Ой… А ты мне так и не ответил… хотел–и–и–и?!

– Ах да. Ну…я по крайней мере так думал. Я воображал нас рок–н–рольными звездами! А оказалось…что лишь я один грезил идеей стать звездой. Не думал даже их спросить, нам просто нравилось это занятие, это все давало нам повод приходить счастливым в школу и гордится нашим городом, хотя тут скучно до гробовой доски.

– Это ты получается, сам ограничивал свой мир?!

Я не заметил, как мой друг потихоньку стал воспринимать все, что я ему рассказывал. Даже более того, он стал интерпретировать это и использовать в своих целях. Он в открытую, издевательски возвращает мне мои же фразы, чтобы что–то узнать. Браво!

– Зришь в корень живой парнишка… – саркастически ответил я. – Да, думаю ты прав. Я ограничил свой мир еще до того, как оказался в таком состоянии. А эта стена и окно ждали меня, язвенно смотря на меня каждый день, в надежде стать моей тюрьмой… Беда каждого человека в том, что он сам создает себе это окно со стенами. Что есть стены? Тюрьма, в которую ты себя вогнал. А окно? Ух…окно это самообман, ведь пока ты видишь мир…реальный мир…тебе не будет казаться, что ты заперт.

– Ого…очень мудрое изречение…даже очень.

Глен всматривался вдаль, туда, где озерная вода соединяется с туманом, а туман соединяется с небом. Думаю, в этом свете он видел мои монологи как интересную историю, которая помогает отвлечься от своего «окна» в виде Анны–Марии, и ее чокнутого ухажера.

– Секундочку, но ведь окно можно открыть, так? – с неподдельным интересом спрашивает парень.

– Это еще один способ себя обмануть…открываешь окно…ага…значит мир тут, рядом, он никуда не убежит. – продолжаю я.

– А если через окно выйти?

– Поздравляю, это уже победа! Одно дело просто посмотреть на вид из открытого окна и забыть о нем, а тут побег, ты пробился к миру. Можно вечно утверждать о том, что можно найти свое место в жизни и там и оставаться, это так, но нельзя забывать о том, что тебя окружает. Мы по натуре любим новое, или хорошо забытое старое… А мир – это и есть наше новое, ведь он бесконечен, также, как и ты.

Юный мистер Петти с огромным любопытством смотрит на меня, когда я это рассказываю. Странное ощущение, не соответствует той роли, которую я занимал в школе. Я себя ощущаю Кентервильском приведением, таким же старым и пыльным призраком с картинки какого–то готического рассказа. Только не хватает цепей и одежды поздней эпохи Шекспира, ну и возраст, разумеется. На фоне этих мыслей, я конечно задумался, неужели меня ждет такая же «старость», как сэра Симона де Кентервиля?

Пока я бесполезно проводил свое время, размышляя, глядя на рыб, что в воде плещутся, Глен просто кидал камни в воду. Кстати о рыбах, вижу я четко, примерно так же, как и самого Глена, это странно, но очень красиво. Как будто кто–то направил проектор легкого зеленого цвета на воду, а последняя стала чуточку прозрачнее. И, боже мой, я забыл свои часы! Забыл у папы на столе, тридцать восемь лет назад, когда стащил у него пистолет. И теперь вряд ли могу спокойно следить за временем.

– Глен, а у тебя есть часы вообще?! – спрашиваю я.

– А…да. Да…да…кончено взял! Вот! – отвечает мне Глен, закатывая рукав и показывая мне свой инструмент для слежки за временем.

Признаюсь честно, часов я его еще не видел. Черные, полностью пластиковые, даже ремешок. А циферблата вообще нет, его заменяет квадратный экран, как у компьютера, на котором такие же квадратные цифры.

– Ух ты, мы тут болтаемся всего полтора часа! Я думал минут десять… – с удивлением заметил я, что часы показывают без пятнадцати час.

– А мне другое интересно… – сказал мысль в слух Глен.

– И что же это?

– Если кто нибудь узнает, что я после больничного, вместо того, чтобы спать, ускользнул на озеро с…один получается… отец бы поддержал, если бы ты был девушкой.

– То есть если бы ты ушел с мертвой…но девушкой…никого бы это не удивило? Психиатров тоже!?

– Ну да…это выглядит забавно!

– Забавно!? А кстати да, ты хоть раз думал о том, что ты спятил и разговариваешь с пустотой? Я то знаю, что я это я, но откуда знаешь ты..

– Думал конечно… Но…как я тогда узнал о тебе, твое имя? Ведь до этого, я ни о каком Дэвиде Хейли не слышал…

– Ой да брось! Хоть ты и говорил, что никто из школы не слышал обо мне, кроме самых старых, я не верю, что в здании нет городской легенде обо мне, просто ты это скрыл от меня, боясь, что я все–таки твоя галлюцинация на фоне стресса.

– Допустим…все таки есть такая легенда, Фрэнк знает, один раз я у него спросил. Он пояснил мне, что в годы, когда здесь была своя группа, в школе покончил с собой парень, музыкант и многие говорят, что его дух бродит в стенах школы.