Так возлюбивший, что весенний ветер
Не смел ее лицо овеять резко… – Уильям весьма недурно читает свой монолог, пытаясь, даже, изображать из себя персонажа, чью роль он на себя взял, вплоть до жестикуляции.
– Вот кто постоянно покидает школы после заката…актеры! – я сделался более легким в настроении и просто наслаждался последствиями своего пожизненного билета на каждый школьный спектакль.
Вскоре солнце стало медленно уступать место приятному вечеру, а начинающие актеры стали закругляться.
Трудно поверить, что сегодня, я как–то пересмотрел свои взгляды на Уильяма, для меня этот человек вырос, стал выше даже чем я, сторонний наблюдать и вредный призрак. Кажется то, что он смог заняться любимым делом стало решающим фактором сглаживания его агрессивности и приставания к моему другу, которого, кстати, уже давно не трогал. Это значительный прогресс. И мне до сих пор не дает покоя Дебора, что выйдет из этого.
Уильям медленно собирался в холе школы, это можно понять по тому, как он выглаживает свой шарф, который нужен ему вследствие легкого похолодания, прежде, чем сделать его элементом своей верхней уличной одежды. Он присаживался, снова вставал и по мере этих действий, он аккуратно все собирал. И только спустя минуту, он выходит на улицу.
Перед воротами, мне на глаза попалась темно–синяя машина с включёнными фарами и открытой дверью. Оттуда выскочил мужчина, в небрежной одежде. Его шаг показался быстрым и слишком стремительным. Что–то поздновато для возвращения в школу, господин директор. Да нет, это не директор, у него нет столько волос на голове, но куртка та же, точь в точь. Ух ты, это отец Уильяма, и он демонстрирует раздражение. Его кажется, звали, вроде, Джош? Хотя это не столь важно. Родс младший остановился сразу же, как только отец попал в его поле зрения. На миг молодой человек, с широкими от природы плечами, сделался сутулым, и его лицо потеряло бывшее секунду назад хорошее настроение. Стоял он не долго, очень быстро, с такой осанкой, он направился в сторону главного выхода.
Мужчина просто так отпускать своего отпрыска не собирается, маневром, он, закруглённым шагом обогнал Уильяма и они оба, как столбы, встали около школьных ворот.
– Уилл…я могу тебя понять! И я могу дать тебе шанс свою ошибку исправить! – высокомерным тоном, пытаясь выказать свое понимание.
– А ошибка ли это…? – мрачно и тихо бросил фразу Уильям, в его голосе был явный низкий упрек.
Уилл пытался в срочном порядке покинуть занятый своими ногами участок дороги и выйти на прямую к дому, как его стал останавливать Джош. В ход пошли крики, но очень скоро он одумался и перестал орать, в избежание ненужных взглядов со стороны оставшегося в школе персонала, если таковой имеется. Он–то не знает, что в школе остался один только Фрэнк, который, кстати, тоже не всегда исполняет обязанности ночного и быстро уходит, сделав свою работу. Но что же оставалось разозленному поведением сына отцу?
Нежданно у Джоша в глазах появились какие–то проблески красного цвета, которые с лёгкостью воспламенили бы нечеткий запах крепкого алкоголя, что шел от мужчины. Возникли темные мысли, они сделали его взгляд невозмутимым и холодным, что можно было прочитать лишь одно чувство – безнаказанности. Он замахнулся и ударил юнца сначала по голове, отчего Уильям оказался в шоке и взвизгнул от мгновенной боли, которую принес ему этот отцовский жест.
– Нет уж…не для того я тебя растил, чтобы из тебя выросло не понятно что! – отец сделался грубым и неприятным, он стиснув зубы стал кричать на сына. – У тебя нет никаких прав мне перечить! Я – твой отец! Твой создатель! Ты должен слушать что я тебе говорю! Куда ты направился.
Убежать Родсу не удалось, разгневанный отец схватил его за руку крепкой, железной хваткой. Не знаю почему, но я отчётливо чувствовал небольшую часть боли, неприятные ощущения, которые испытывал парень.
– Пускай так и будет… Он заслуживает… – злорадственно пробубнел я, но не без тени сожаления. – За бедного Глена Бог отомстит… Справедливо…
Хоть для меня и было бы обычно стоят и наблюдать, как бывший хулиган испытывает все то, что он поворачивал с Гленом на себе, с худшим оттенком в виде персоны мучителя – своего же собственного папы. Но внутри, что–то колит. Я сказал внутри, нет, это условно, разумеется. Чувство было не очень комфортным, я думал резко уйти в сторону, чтобы этого не видел. И уже готовился уйти, повернулся, разобрал свою позу Наполеона и двинул шаг. Я доволен, убеждал я себя.
– Черт… Твоя вязала! – крикнул я своей совести и ринулся вперед. – Так дело не пойдет!
Не прошло и секунды, как я бросился к мужику и немедленно отшвырнул его в сторону, наблюдая, как он падает.
– Ну нет… К черту! Все к черту! Ладно! Вот, это тебе подарок Уильям! Жест доброй воли! – я не стеснял себя в словах и раздражённо кричал. – Не сметь обижать тех, кто не может ответить! Даже если это твой сын! – направляя грозно свой указательный палец, громко говорю я.
– Друг…а ты кто? – испуганно, находясь в шоке от всего, сказал мне из–за спины Умльям.
– В смысле....?!
– Как тебя зовут?
– Д…Д…Д…Дэвид… А стоп… Какого… Ты меня видишь? Что ли?!
Уилл кивнул. А я вдруг понял, как оказался за территорией школы, но солнце еще не покинуло неба.
– Черт возьми… – крикнул я.
Внезапно я провалился в абсолютную темноту. Мурашки! О нет, мурашки, по коже выступили мурашки. Я стал чувствовать дрожь, огромное чувство страха. Абсолютный страх. Но вокруг тьма, тьма и отвратительные звуки, настолько ужасные, что одни только они могут ввести в глубокую паническую атаку, от которой можно свалиться в конвульсиях и биться головой о землю, но земли под ногами не было. Ужас, что это, по моему плечу прошло странное ощущение, кто–то его коснулся. Мокрое и холодное прикосновение ощущалось даже сквозь одежду. Я слышал шепот, он был сильным, слова сбивались в противный звук, который, как пила резал ухо. Кажется, я оказался в аду, но как? Ведь уже вечер, почему это произошло? Что же это, из–за того, что я слишком рано покинул положенную мне территорию. Мне хотелось поскорее уйти отсюда, убежать, скрыться, но не могу. Что происходит.
Слова стали складными, я мог их уже расслышать. Чей–то ехидный голос говорил – забираем его, он наш, условие были нарушены… Голос громче, и более уверенно кричал – Не сметь! Мне трудно было понять о чем идет речь.
Внезапно перед моими глазами оказался мой знакомый – Смерть. Но мое сознание было настолько туманным, что мне удалось расслышать – Последний раз… Снисхождение за доброту… Лишь только… Я предупреждал.
А далее, тьма…
Обнаружив себя не на земле, а на полу моей родной каморки возле пианино, я задал себе мысленно риторический вопрос – что произошло? Я не знаю. Оказалось, что той ночью меня не было, узнал я это только утром. Почему? Потому что я утром проснулся. Да, скорее сказать, очнулся. Тем днем, я увидел краем взгляда Уильяма, он видел меня, но внимания не обращал. Мне это очень напоминало Глена при первой нашей встрече. Хотя нет, обознался, меня не видел, кажется, мне показалось. Чуть позже, мне в сознания пришли обрывки воспоминаний. Но они настолько были обрывочны, что, интерпретировать было сложно. Но да ладно, главное, что я не угодил в темное место, лучше прислушаться последних слов смерти и не лезть на рожон.
Я не сразу увидел, как за мной наблюдал мой друг. Глен смотрел на меня странно, в схожести трудно было его охарактеризовать, словно я заживо сгораю, в его глаза это буйство огненных красок невозможно было не заметить. Я очнулся не сразу, передо, мной что–то мелькало, какие–то темные пятна, взгляд был неясным. Само состояние мне было в радость, я будто снова почувствовал себя живым. И все равно, что я на земле желал, как после драки или вечеринке, главное, что я на мгновение снова почувствовал что–то телом, которого у меня давно не было. Даже легкие покалывания в голове были, хотя с закрытыми глазами, порой, проскальзывали образы места, в которое я угадил. Ощущение времени было потеряно, кто знает, сколько я на земле пролежал, была мысль, что вечность. Потом я вспомнил – ага, несколько часов точно.
– Нет…Дэвид…ты… – выронил фразу Глен, но последнее слово услышать не успел, снова на минуту отключился.
– Боже… сколько…ой…сколько времени прошло? – отходя от обморочного состояния, пытаюсь внятно спросить я. – Сколько часов я тут…?
– Какой, еще…часов? Ты что спишь что ли?
– Я? Бр…что?
– В смысле? Я прихожу, а ты тут…спишь! Никогда тебя спящим не видел! А ты что, спать можешь?
– В этом то и дело… –покрутил рукой, в процессе размышления, сказал я. – Нет…
Глава XII. Навсегда в моих мечтах
Чем ближе последний день учебы в 1999 году, тем больше нервы Глена подводили его. После прогона в зале, с учителями, мой друг сделался слишком суетливым и пугливым. Вернее, как сделался, он был таким всегда, но я рассчитывал, что это пройдет, неужели похвалы преподавателей не подействовали?
В считанные дни перед концертом, несмотря на свое состояние, он упорно сохранял самообладание и ответственно подходил к каждой репетиции. Анну-Марию не избегал, но и не активного общения у них не было. Изредка провожал со школы, а так, сидел у меня и играл на моем настроении, постоянно молчал и повторял про себя песню, а когда его рот все же открывался, то это были либо редкие шаблонные фразы, либо снова – текст песни. Ну а я, валялся всем «телом» на шкафу в каморке, либо пытался подыгрывать на гитаре. Пока я стараюсь отдыхать, он поворачивался ко мне и с таким неприятным и недобрым взглядом смотрел на меня, будто пытаясь меня заткнуть.
– Как дела с Анной Марией? – спросил один раз я, сидя на шкафу.
– А что? А–а–а–а–а! Нормально все, ходим…гуляем… – сухо ответил мне Глен, не отрываясь от клавиш.
– Ну понятно…
Сухо, повторюсь, сухо и как по печатной машинке, Глен Петти играет, его навык игры одной песни доведен уже до абсурдного автоматизма, не интересно уже слушать бездушную музыку! Где энергия твоей души, где творчество? А, что, нет, тебе надо всего лишь ее выучить, ну хорошо, учи на здоровье, мешать я тебе не буду.
И вот в таком духе мы провели последнюю неделю. Вот-вот Рождественский концерт, и стоило бы догадаться, Глен сидит у меня. У меня такое ощущение появилось, что мы в картине застряли. В помещении, такая как раз, была, плакат, где учитель стоит над играющим на фортепиано учеников. Не отличить от нашей реальности…
– Ай! Черт побери! Что за дрянь! – это так Глен реагирует на то, что инструмент вдруг резко стал играть буги–вуги. – Д-э-э-э-в-и-и-и-д!
– Ой, дорогой Глен, да ты умеешь неплохо играть! Я спиной чувствую, как ты чисто играешь в стиле Джерри Ли Льюиса… Браво! – невозмутимо отвечаю я, добавляя небольшую толику сарказма в речь.
– Не смешно! Я еще не закончил.
– Д-а-а-а!? Но ты уже успел мне надоесть! – я резко спустился со шкафа и подобрался вплотную к парню. – Ты…неделю…сидишь тут! И просто…играешь! Не говоришь, не ноешь как обычно, не шутишь, а просто и тупо играешь…и…все! Как так можно!
– Ах извините, мистер одиночка! Нечего, что у меня завтра концерт, на который, между прочим, ты меня затащил!