Каждый день

– Не–е–е… – начинаю уже ныть я, ведь судя по реакции Глена, он играл именно на такой штуке.

– Да!

– Ой, нет…

Глен неохотно кивает и пожимает плечами. Но меня мучают вопросы, как, почему? Зачем? И этими вопросами я достаю Глена, совсем забыв, что миссия выполнена, он играет и может завтра выступить на показательной репетиции и его гарантированно пропустят на концерт со своим номером. К сожалению, у меня нет знакомого призрака контрабасиста, иначе тогда, мы бы, будучи за сценой, подыграли ему. Призрачное трио, звучит страшно и смешно, но было бы весело…

– Ну выбирать не приходится, либо так…либо я завтра провалил бы смотр… – пытался оправдаться Ен

– Да проехали. Главное, дружок, что ты смог! – с радостью отвечаю я, похлопывая его по плечу. – Эх…был бы я слегка живым, составил бы тебе компанию на гитаре…

– А в чем проблема?

– Действительно, в чем проблема… рука болит!

– Да я не об этом, ты за сценой поиграй и все… Там есть пространство, где мы спрячем тебя, а усилитель поближе выдвинем…

– Рисковать…это как то…не привлекательно…

– А что тебе терять!? – издевательски возвращает мою же фразу, озвученную раннее.

– Посмотрим завтра…

– Ну, окей. Классно бы получилось, была бы подстраховка для меня.

– Зачем?

– Вдруг плохо сыграю…

– Чувак, ты уже ее играешь, твои пальцы у-ж-е-е-е это запомнили, все будет хорошо!

Как и бывает всегда, разговор про успех привел к тому, что мы засиделись. И как два параноика, мы в оставшиеся время продумывали все до мелочей, как он будет выходить, что он будет делать, хотя глупое выражение, учитывая, зачем все вообще состоится. Но нас было остановить, причем инициатором легкой паники выступил именно Глен, а я стал стимулом и двигателем этой паранойи, бензином для этого пожара. Не особо помогали и мои вспоминая первом выступлении, которое я обрисовал во всех красках.

– А тебе было страшно? – задавал мне, в процессе моего рассказа, парень.

– Что ты! – резко одернул друга я. – Да меня не остановить было! Ты бы знал, какая из меня энергия тогда вырывалась. Я был настолько возбужден своим собственным настроением, что чуть гитару не сломал…

– Свою гитару? – зачем–то уточняет юноша.

Я взглянул на него пофигистично–укоризненным взглядом. Слега вздохнул, а потом фыркнул.

– Пфф… Ага! Сейчас! – резко, с высокой добавкой упрека, но не в адрес своего, а в какой–то абстрактный образ, сказал я. – Делать мне нечего, бить свою гитару…

– Бить???

– Ну… по струнам… Долгая история… Я чуть ей первые струны не порвал, говорю же, меня понесло…

– А чья гитара?

– Тебя только это волнует? Дали в школе, старая была. Такое ощущение, что на ней играли еще на диком западе, она была очень старая… Кусок дерь…кхм…ну ты понял! Знаешь кто такой Ричи Валенс?

– Нет…

– Ну и не важно… Так вот, даже у этого бедолаги была гитара лучше, чем у меня тогда… Учитывая, что мы одногодки…

– А–а–а…

На минуту мы замолчали, Глен обдумывает небольшой экскурс в историю моей жизни, а я предавался воспоминаниям. Мы тихо и сидели, пялясь на старый паркет.

– Зато ты не представляешь…какой кайф я тогда испытал, ух! Такой бешеный ритм проник в мое тело, и именно тогда, прыгая на сцене с гитарой, я понял, что хочу посвятить этому свою жизнь… – высоко, пафосно и с выражением сказал я.

– Красиво сказано… Звучит как надпись на памятник… – проговорил с восторгом Глен.

– На памятник? Ты идиот… – скептически, слегка прикрыв глаза, сказал я.

– Все–все…молчу–молчу…юмор призраков не для призрака, о чем я…

– Ты снова остришь?!

Между нами снова воцарилась минута молчания. Тем лучше, не придётся еще раз объяснять, как вести себя на сцене, чтобы не было никаких конфузов. Такой удачный момент, чтобы законсервировать настроение в таком вот ключе, дружеского юмора и сарказма.

– Так мне…что…даже не кланяться? – прервал тишину своим вопросом Глен.

– Ну, вот накаркал… – закатив глаза, подумал про себя я. – Нет, Глен! Кланяться лучше в конце…хотя такого правила нет, но с этим лучше не перебарщивать… Понимаешь?

– Думаю да! Да! Я тебя понял…

– Вот и замечательно! Мне осталось только пожелать тебе не пуха не пера…

– К черту! – прервал Глен.

– Ну да… А… так вот! – продолжил я, жестикулируя, объяснять. – Ты знаешь, что я буду наблюдать… Буду прямо перед тобой стоять, если снова будет страшно, представь, что поешь мне! И все будет классно! Чувак…

– Наверное… ты прав! Спасибо!

– Отлично! И теперь…вали домой! Тебе стоит хорошо выспаться, для твоего завтрашнего прогона тебе понадобятся силы!

Глен неторопливо достал из своей сумки часы, которые оказались там, потому что Глену в них играть было неудобно, посмотрел на них и ахнул.

– А что, уже так поздно!? – воскликнул Ен. – Черт возьми! Родители!

– Д–а–а–а! – сказал я.

Мой друг быстро схватил свою сумку, отряхивался от пыли, попутно повторяя про себя что–то. Так и не понял, что он бормотал.

– До завтра! – сказал он, выходя из коморки.

Я слабовато махнул рукой, а на моем лице было выражение, словно я был спросонья. А Глен устремился к выходу из школы, звук его быстрых шагов прервался только тогда, когда он покинул здание.