Влюбленные женщины

– Где это? – спросил Джеральд.

– На Пиккадилли-Серкус.

– Понятно… Я могу туда заглянуть?

– Конечно. Может быть, это тебя развлечет.

Смеркалось. Они уже проехали Бедфорд. Беркин вглядывался в сельские пейзажи за окном, и сердце щемило от чувства безысходности. Такое случалось всякий раз, когда он подъезжал к Лондону. Отвращение к человечеству, к большей его части нарастало и становилось похожим на болезнь.

Он бормотал про себя, как человек, приговоренный к смерти:

Где безмятежные краски заката разлились
На мили и мили…

Джеральд, чуткий, с обостренным восприятием подался вперед, спросив с улыбкой:

– Что ты там шепчешь?

Беркин посмотрел на него, засмеялся и повторил:

Где безмятежные краски заката разлились
На мили и мили
Над лугами зелеными, где облачка стад
Будто бы спят…

Теперь и Джеральд смотрел на сельский пейзаж. Беркин, вдруг почувствовав себя усталым и подавленным, сказал ему:

– Когда поезд приближается к Лондону, я всегда чувствую себя обреченным и впадаю в такое отчаяние, такое уныние, словно наступил конец света.

– Да что ты говоришь? – удивился Джеральд. – Значит, конец света пугает тебя?

Беркин нерешительно пожал плечами.

– Даже не знаю, – признался он. – Наверное, пугает, когда кажется неизбежным и в то же время не наступает. Но тягостное чувство, очень тягостное, порождают люди.

В глазах Джеральда мелькнула довольная улыбка.

– Вот как? – переспросил он, осуждающе глядя на другого мужчину.

Через несколько минут состав уже мчался по уродливым окраинам Лондона. Пассажиры в нетерпении ждали момента, когда смогут покинуть поезд. И вот он наконец въехал под огромную арку вокзала, ужасную тень, отбрасываемую городом. Теперь Беркин взял себя в руки.

Мужчины сели в одно такси.

– Ты не чувствуешь себя одним из этих изгоев? – спросил Беркин Джеральда, когда они сидели в маленьком, быстро мчащемся огороженном мирке, глядя на широкую и уродливую улицу.

– Нет, – засмеялся Джеральд.

– Тут сама смерть, – сказал Беркин.

Глава шестая. Cr?me de menthe[10 - Мятный ликер (фр.).]

Через несколько часов они вновь встретились в кафе. Пройдя сквозь вращающиеся двери, Джеральд оказался в большом шикарном зале; в табачном дыму смутно вырисовывались головы и лица пьющих людей, повторяясь ad infinitum[11 - До бесконечности (лат.)] в огромных зеркалах на стенах, так что вошедшему казалось, что он попал в призрачный мир, целиком состоящий из пьющих и создающих немолчный гул теней в атмосфере сизого дыма. Только обтягивающий сиденья красный плюш вносил некоторую основательность в этот легкомысленный веселящийся мирок. Джеральд медленно шел меж столиков, внимательно приглядываясь к сидящим, а те, в свою очередь, при его приближении тоже поднимали призрачные лица. Похоже, он вступил в особый мир, новый, сверкающий, до отказа забитый падшими душами, и это веселило и развлекало его. Он смотрел поверх расплывающихся, эфемерных лиц над столиками, залитых необычным светом. И тут он увидел Беркина – тот, приподнявшись, махал ему.

За столиком, рядом с Беркином, сидела девица с белокурыми, коротко подстриженными, как принято в артистической среде, волосами, слегка вьющимися за ушами. Миниатюрная, хрупкая, бледнолицая, с наивным выражением в огромных голубых глазах… Хрупкое сложение делало ее похожей на нежный цветок, что не сочеталось с обольстительно развязной манерой общения, и от этого контраста в глазах Джеральда зажглись искорки.

Беркин, который показался Джеральду тихим, нереальным и словно выключенным из ситуации, представил девушку как мисс Даррингтон. Та несколько неохотно протянула Джеральду руку, не сводя с него печального, откровенного взгляда. Его словно ударило током, и он сел.

Подошел официант. Джеральд бросил взгляд на бокалы Беркина и девушки. Беркин пил жидкость зеленоватого цвета. Перед мисс Даррингтон стояла маленькая рюмка для ликера, на дне которой оставалось не больше капли.

– Хотите выпить еще что-нибудь?

– Коньяку, – сказала девушка и, проглотив оставшуюся каплю, отставила рюмку.

Официант отошел.

– Нет, – продолжила девушка свой разговор с Беркином. – Он не знает, что я вевнулась. Увидев меня здесь, он очень вазгневается.

Иногда она произносила «в» вместо «р», и это делало ее речь похожей на детский лепет, придавая оттенок жеманности, что соответствовало облику девушки. Ее печальный голос звучал монотонно.

– А где он? – поинтересовался Беркин.

– Дает частное пведставление у леди Шеллгроув, – ответила девушка. – Уоренз тоже там.

Все помолчали.

– Ну и что ты собираешься делать? – спросил Беркин спокойным, покровительственным тоном.

Девушка угрюмо молчала. Вопрос ей явно пришелся не по вкусу.

– Ничего не собиваюсь. Попвобую завтра догововиться о сеансах позивования.

– Куда отправишься?

– Сначала к Бентли. Но боюсь, он злится на меня за то, что я сбежала.

– Когда он писал Мадонну?

– Да. И если даст мне от вовот пововот, пойду к Кармартену.

– Кармартену?

– Фредерику Кармартену. Он фотограф.

– А… Шифон и обнаженные плечи…

– Да. Но он очень повядочный человек.

Снова воцарилось молчание.