Джеральд вдруг понял, что шепчут ему.
– А не выпить ли нам шампанского? – предложил он, посмеиваясь.
– Да, пожалуйста. И пвошу, если можно, сухого, – прошепелявила по-детски девушка.
Джеральд наблюдал, как она ест устрицы. Ее манеры за столом были безукоризненны; изящными пальчиками с очень чувствительными, по-видимому, подушечками, она мелкими, отточенными движениями управлялась с устрицами, ела их красиво, не торопясь. Джеральду доставляло удовольствие смотреть на нее; Беркина же, напротив, она раздражала. Все пили шампанское. Максим, серьезный русский юноша с гладкой смуглой кожей и черными блестящими глазами, – единственный среди всех сохранял спокойствие и был полностью трезвый. Беркин сидел с отрешенным видом, очень бледный; Джеральд улыбался, в его глазах по-прежнему сохранялся тот же холодный довольный блеск. Он покровительственно склонился к Минетте, очень похорошевшей и нежной, раскрывшейся, как прекрасный ледяной цветок в пугающей обнаженности цветения, самолюбие ее было удовлетворено, она раскраснелась от вина и восхищения мужчин. Холлидей выглядел по-идиотски. Он опьянел от бокала вина и глупо хихикал, сохраняя, впрочем, очаровательную наивность, которая делала его привлекательным.
– Я ничего не боюсь, только черных тараканов, – сказала Минетта, поднимая на Джеральда круглые, подернутые пеленой страсти глаза. Он рассмеялся, и этот смех, поднимающийся из самых глубин существа, таил в себе угрозу. Ее детские речи успокаивали его нервы, а обращенные на него горящие, затуманенные глаза, из которых ушла память о прошлом, как бы давали ему право идти дальше.
– Да, не боюсь, – упорствовала она. – Не боюсь всего остального. Но черные тараканы – брр! – Она содрогнулась от отвращения, словно сама мысль о них была непереносима.
– Вас страшит сам вид черного таракана или же вы боитесь, что он может укусить или принести еще какой-нибудь вред? – спросил Джеральд с дотошностью подвыпившего человека.
– А они еще и кусаются? – испугалась девушка.
– Гадость какая! – воскликнул Холлидей.
– Не знаю, – ответил Джеральд, обводя взглядом столик. – Кусаются ли черные тараканы? Не суть важно. Боитесь ли вы укуса или у вас к ним метафизическая антипатия?
Все это время девушка не сводила с него замутненного взгляда.
– Они гадкие, ужасные, – вскричала она. – От одного их вида у меня мурашки бегут по коже. Уверена, я умерла бы, если б на меня заполз хоть один. Не сомневаюсь.
– Надеюсь, что нет, – шепнул молодой русский.
– Говорю тебе, Максим, умерла бы, – настаивала девушка.
– Ни один из них никогда не приблизится к вам, – сказал Джеральд, сочувственно улыбаясь. По-своему он понимал ее.
– Это метафизический страх, как называет его Джеральд, – заметил Беркин.
Возникла неловкая пауза.
– И больше ты ничего не боишься, Минетта? – спросил молодой русский тихим голосом хорошо воспитанного человека.
– Почти ничего, – сказала она. – Кое-что меня пугает, но это совсем двугое. Квови я не боюсь.
– Не боишься крови? – воскликнул молодой человек с одутловатым и бледным насмешливым лицом. Он только что подсел к столу и пил виски.
Надувшись, Минетта бросила на него недовольный, совсем не красивший ее взгляд.
– Неужели ты действительно не боишься крови? – настаивал тот, широко усмехаясь.
– Да, не боюсь, – заявила она.
– А ты видела кровь где-нибудь, кроме как в плевательнице дантиста? – продолжал подначивать ее молодой человек.
– Я говорила не с тобой, – высокомерно отозвалась девушка.
– Но ответить, надеюсь, можешь? – сказал он.
Вместо ответа она неожиданно вонзила нож в его пухлую, белую руку. Молодой человек вскочил со своего места, грязно выругавшись.
– Вот сразу себя и показал, – презрительно заметила Минетта.
– Пошла ты к черту! – Стоя у столика, молодой человек злобно смотрел на девушку.
– Немедленно прекратите, – приказал Джеральд, повинуясь внутреннему инстинкту.
Молодой человек продолжал стоять, глядя на девушку сверху вниз с презрительной насмешкой; на одутловатом, бледном лице появилось выражение неловкости и страха. Рука окрасилась кровью.
– Какой ужас! Сделайте что-нибудь! – завизжал Холлидей, отворачивая вмиг позеленевшее лицо.
– Тебе нехорошо? – поинтересовался участливо молодой человек. – Тебе нехорошо, Джулиус? Не обращай внимания, парень, ничего особенного не произошло. Не доставляй ей удовольствия, пусть не думает, что совершила подвиг. Не доставляй ей такой радости – ведь именно этого она и хочет.
– О-о! – визжал Холлидей.
– Его сейчас вырвет, Максим, – предупредила Минетта. Учтивый русский юноша встал и, взяв Холлидея под руку, куда-то увел. Бледный, весь съежившийся Беркин с недовольным видом наблюдал за этой сценой. Раненый молодой человек отошел от их столика, подчеркнуто не обращая внимания на кровоточащую рану.
– На самом деле он страшный трус, – сказала Минетта Джеральду. – Джулиус находится под его сильным влиянием.
– Кто он такой? – спросил Джеральд.
– Да просто еврей. Терпеть его не могу.
– Впрочем, до него нам дела нет. А вот что случилось с Холлидеем?
– Джулиус – самый отчаянный трус на свете, – воскликнула Минетта. – Стоит мне взять в руки нож, и он тут же гвохается в обморок. Он меня ствашно боится.
– Гм, – хмыкнул Джеральд.
– Они все меня боятся, – продолжала она. – Только еврей пытается хорохориться. Но он тоже большой трус: просто его волнует, что о нем подумают другие, а Джулиусу на это наплевать.
– Да уж, герои, – добродушно проговорил Джеральд.
Минетта посмотрела на него долгим, долгим взглядом. Она была очень красива, лицо ее пылало, и она была сведуща в темном, страшном знании. В глазах Джеральда вспыхнули два крошечных огонька.
– Почему тебя зовут Минеттой? Потому что ты похожа на кошку[13 - Так звучит по-французски слово «кошка».]? – спросил он.
– Думаю, да, – ответила девушка.
Улыбка еще сильней обозначилась на его лице.
– Действительно, сходство есть… или с молодой пантерой.
– Господи, Джеральд! – с отвращением произнес Беркин.
Оба с тревогой посмотрели на Беркина.