Паутина

– А моя сестра вела себя так отвратительно и чуть все не испортила! – воскликнула гневно Алина. – Вы заметили, как она сбилась? Это была не случайность, она сделала так нарочно!

– Заметил, да.

– И знаете, из-за чего?

– Думаю, догадываюсь.

– Вы очень проницательны. Да, она это сделала, чтобы досадить мне. Из зависти. Она очень завистливая и злая.

– Мне так не показалось.

– О! Вы плохо Аню знаете. Она всегда такой была. С детства. Мама относилась к ней, как к родной дочери, но…

– Разве Анна Ильинична – не дочь Марьи Андреевны? – удивился Раднецкий.

– Нет. Моя мама вышла за моего папу, когда Ане было шесть. С самого начала мама старалась стать ей настоящей матерью, но все было бесполезно. Она кажется кроткой и милой, – со стороны. Но это только видимость. Она бессердечная, жестокая и злая.

– И, вероятно, безрассудная?

– Вот-вот. Это правильное слово – безрассудная, – кивнула Алина.

Раднецкий на мгновение задумался. Кое-что в характере Анны Березиной, мнение о котором у него начало складываться после столь короткого, но значимого для обеих сторон, знакомства, совпадало со словами Алины. Но все же она оставалась еще очень во многом загадкой…

– Но скажите мне, – сказала Алина, сверкая глазами, – вы пригласили танцевать на бале в Зимнем Аню, потому что вас попросила о том Елизавета Борисовна, или… чтобы привлечь мое внимание?

Эта юная кокетка слишком много о себе воображает, – подумал Сергей. Однако она ему нравилась. Даже в ее злости на старшую сестру было что-то до того детское и наивное, что он не мог пенять ей на это.

– Второе ближе к правде, – ответил он. Алина вдруг шагнула к нему и забросила ему на плечи руки.

– О, я так и думала… – пробормотала она. – Ну, что же вы стоите? Поцелуйте меня!

Раднецкий не мог не признаться себе, что ему хочется поцеловать ее; но он бы, конечно, устоял, не увидь он в дверях Аню. Что-то необъяснимое завладело им; может быть, он захотел посмотреть, как отреагирует она на это, или вдруг испытал желание вызвать в ней ревность. И он прильнул к подставленным ему губам Алины…

Увы, там была не одна Аня. Там была еще и его жена. И, когда он поднял голову, то увидел два полных ярости взгляда. Впрочем, на один из них ему было, как говорила сама Ирэн в припадках злобы, наплевать. А вот второй…

Алина вскрикнула, покраснела как рак и опрометью выскочила вон. Аня резко повернулась и последовала за младшей сестрой. Ирэн же вошла в комнату.

– Вам, я вижу, надоели шлюхи, и вы начали соблазнять невинных девиц из благородных семейств? – спросила она задыхающимся от сдерживаемой злобы голосом.

– Мне надоела одна шлюха. И вы прекрасно знаете, кто она, мадам, – он отвесил ей насмешливый поклон.

– Не смейте меня оскорблять! – взвизгнула Ирэн. – Вы – скотина! Свинья!

– Научитесь хоть эти слова произносить по-русски. Получится звучнее, уверяю вас.

– Всё, – она кусала губы, стараясь не сорваться, – хватит! С меня довольно! Я пойду к государю. Он все узнает об Николя.

– Что вы сказали, мадам? – он в один миг оказался перед ней и схватил ее за плечи. – Что вы сказали?

– Что я пойду к императору и выдам вашу тайну!

– Это не моя тайна, а наша! – Сергей грубо затряс ее. Ее голова замоталась на изящной шее. С каким удовольствием он бы сомкнул на этой шейке пальцы – и… – Наша – и нашего сына тоже! Вы хотите свести его в могилу? Вы – никудышная мать, но хоть какие-то чувства к мальчику в вас должны еще остаться. Вы не посмеете!

– Еще как посмею, – прошипела она. – Если только это способно укротить вас, то посмею!

Он отпустил ее. Он видел, что она боится его; но бешенство ее было больше страха.

– И чего вы хотите от меня? – хрипло спросил он.

Она с торжеством усмехнулась:

– Так-то лучше. Многого я не хочу, поверьте. Лишь того, чтобы вы стали верным любящим мужем. И мы, наконец, стали настоящей семьей.

– Хорошо, – Сергей понимал: она припирает его к стене. Но мысль о Коле и о том, что ждет его после того, как император узнает правду, леденила душу. Что угодно – но не это! – Я обещаю вам, что больше женщин в моей жизни не будет. Что я буду относиться к вам уважительно, что никогда больше не подниму на вас руку и не оскорблю вас, – медленно, почти по слогам, произнес он. – Вы этого желаете, мадам?

– Не совсем, – медовым голосом сказала Ирэн. – Вы обещаете мне, что в вашей жизни не будет женщин? Но я этого не требую. Вернее – я требую, чтобы была, но только одна. Я.

Кажется, она все же доведет его до исступления…

– Это невозможно.

– Серж, неужели это так тяжело для вас? Для вас, который столь безгранично, самоотверженно любил меня? Неужели та наша единственная ночь могла убить это потрясающее, глубокое, как море, чувство? Я не верю в это!

– Этому не бывать, – глухо повторил Раднецкий.

– В таком случае, – завтра же я поеду в Зимний и все расскажу государю! О том, что Николя…

– Тварь! – не выдержал Сергей. – Если только ты посмеешь… Если только я узнаю, что ты сказала хоть слово о моем сыне, – я убью тебя! Клянусь честью, убью!

Он вышел, хлопнув дверью. Женщина, стоявшая за ней, едва успела отскочить в сторону. Но граф не заметил ее; ненависть и ярость клокотали в нем.

Он немедленно откланялся и поехал на Итальянскую, к Ольге. К чертям собачьим переодевания и нелепые маски! Он больше не станет скрывать своих отношений с ней. Пусть все знают, что граф Раднецкий предпочитает проституток своей красавице-жене!

«Мой любимый Андрей! У меня сегодня был очень тяжелый вечер. Я снова видела Р., он был у нас в гостях. Этот человек совершенно лишен чести и совести. Он поцеловал Алину прямо у меня на глазах и на глазах своей собственной жены! У меня было впечатление, что он поступил так нарочно.

Еще меня познакомили с господином Нащокиным. Очень неприятный тип. Кажется, маменька и Льветарисна прочат его мне в мужья. Ни за что!

Но это еще не все. Когда Р. ушел, его жена осталась. Вскоре гости начали расходиться, мы провожали их. Алина в один момент куда-то исчезла. Вдруг мы услышали с Льветарисной крики. Бросились на них… и застали ужасную сцену: графиня Р-я вцепилась бедняжке Алине в волосы. Она была словно безумная. Мы с Льветарисной еле оттащили графиню от Алины. Прибежала и маменька. Р-я изрыгала проклятия и кричала, что Алине не видать ее мужа. Еще она что-то говорила про государя и про то, что она ославит Алину так, что ее никто не возьмет замуж. Марья Андреевна и Льветарисна просто оторопели; одна я понимала, почему графиня так взбесилась.

Еще хорошо, что гостей и слуг поблизости не было, – это же могло окончиться таким жутким скандалом!

Наконец, Льветарисне удалось кое-как успокоить Р-ю, и она уехала. Маменька начала расспрашивать Алину о причинах ярости графини, но моя сестра, конечно, молчала. Я тоже сделала вид, что ничего не понимаю.

Когда я легла спать, я слышала, как маменька вошла в спальню Алины, и они там долго говорили. Алина плакала, Марья Андреевна ее утешала. Конечно, Алина виновата; я видела, что она вовсе не сопротивлялась, когда Р. ее поцеловал. Но она еще такое дитя. Она ничего не знает о жизни. Надеюсь, это послужит ей уроком, и впредь она будет осторожнее в словах и поступках.

Неужели Р-я выполнит свою угрозу?? Вряд ли. Ту сцену видели лишь она и я; я буду, естественно, все отрицать, если меня спросят. А ей одной не поверят.

Но мне пора ложиться. Еще только два слова: я решилась.