Паутина

Марья Андреевна заметила вполголоса, что графиня и впрямь очень хороша, затем со вздохом сказала, что понимает чувства графини: ведь она и сама потеряла сына. Аня посмотрела на маменьку и подумала, что той по-прежнему ничего не известно о Раднецком, иначе фамилия графини произвела бы на нее совсем иное впечатление…

– Ее муж, верно, тоже здесь, – сказала Льветарисна. – Я непременно вас с ним познакомлю. Правда, он давно не любитель балов; уж и не помню, когда я видела его в последний раз танцующим.

«Выходит, и тетя ничего не знает о Раднецком и Андрее!» Аня затрепетала, сердце забилось судорожными толчками. Одно дело – просто увидеть его и узнать, каков он собою; и совсем другое – быть ему представленною… и сдержаться, не выплеснуть ему в лицо все, что думаешь о нем.

Между тем, старания старшей сестры имели успех: Алина прекратила плакать, вытерла слезы и постаралась принять должный вид. И вовремя: к ней тут же подошел весьма представительный мужчина, оказавшийся полковником К., и пригласил на экосез. Алина, с важным видом перевернув несколько страниц в своем карне и делая вид, будто проглядывает расписанные танцы, хотя вся книжечка была девственно чиста, – о, эти невинные уловки юных дев! – ответила, наконец, полковнику согласием и сделала пометку серебряным карандашиком.

– Как я выгляжу? – когда приглашавший отошел, вопросила у Ани Алина довольно бодрым голосом.

– Очень хорошо, – заверила Аня, изо всех сил старавшаяся успокоиться и не выдать своего волнения при мысли о знакомстве с Раднецким.

– У меня, верно, нос красный? И блестит? Припудри-ка мне его. – Алина достала пудреницу из ридикюльчика, и Аня, повернувшись к ней, провела пуховкой по носику сестры.

– Елизавета Борисовна, добрый вечер, – услышала она вдруг позади странно знакомый низкий голос. – Не откажите в любезности, представьте меня, пожалуйста, своим спутницам.

– Серж! Рада видеть тебя, – пророкотала Льветарисна.

Аня обернулась… и застыла, онемев. Перед нею стоял ни кто иной, как Сергей. Тот приказчик, которого она ударила по ноге у особняка Раднецкого… кто был в квартире Ольги, – и от которого она бежала оттуда сломя голову.

*КАРНЕ ДЕ БАЛЬ, КАРНЕ (carnet de bal) – книжка для записи партнеров на балу и т. п. примечаниями.

7.

Ослепительно-белый, безукоризненно сидящий мундир, алый воротник с серебряным шитьем, эполеты, серебристый витой аксельбант… Видеть надо всем этим блестящим великолепием голову приказчика Сергея было настолько странно, что Аня даже дышать перестала.

К действительности девушку вернуло имя, произнесенное Льветарисной:

– Мой двоюродный племянник по мужу, граф Раднецкий Сергей Александрович.

У Ани все поплыло перед глазами. Зала покачнулась и едва не рухнула ей на голову. Сергей и Раднецкий – одно лицо?! Немыслимо!

Как из тумана, доносился до нее голос Льветарисны, представлявший маменьку, ее и Алину:

– Марья Андреевна Березина, вторая жена зятя моего, надворного советника в отставке Ильи Иваныча Березина, и его дочери – Анна Ильинична и Александра Ильинична.

Аня, наконец, начала приходить в себя. Она заметила, что граф не смотрит на нее; во всяком случае, глазами она с ним не встречалась. Похоже, он смотрел на Алину.

Она поспешно опустила ресницы, решив глядеть только в пол, и отступила едва ли не вся за широкую спину Льветарисны. Пусть он думает, что она просто провинциальная дурочка, не умеющая себя держать. Но уж лучше показаться дурой, чем оказаться узнанной им…

– Я очень рада знакомству с вами, граф, – церемонно сказала Марья Андреевна, протягивая Раднецкому руку.

Он почтительно поцеловал ее, а Аня, хоть и не любила ее, почувствовала острый укол жалости. Ибо лишь она осознавала трагизм сцены: мать протягивает руку тому, кто лишил ее сына… Впрочем, граф тоже, кажется, не знал, чью руку целует. Но это Аню не удивило: Андрей носил отцовскую фамилию – Столбов; и, если Раднецкий и помнил еще, через пять лет, это имя, он едва ли мог связать его с Березиными.

Что касается Льветарисны, то Аня помнила: когда случилось несчастье с Андреем, тети не было в Петербурге и вообще в России: она тогда, как делала ежегодно, на несколько месяцев уехала в Баден, на воды. Скорее всего, она тоже не знала, какую роль сыграл во всей этой трагической истории ее племянник…

– Могу ли я пригласить на первый тур вальса вашу дочь, мадам? – спросил Раднецкий.

– О, да, ваше сиятельство, – быстро ответила Марья Андреевна и, прежде чем он продолжил, обернулась к дочери: – Алина, ведь вальс у тебя еще не занят?

Аня вздохнула с облегчением. Нет, он не узнал ее, это очевидно!

Слегка скосив глаза, она увидела, как вспыхнули у младшей сестры мочки уха от удовольствия и предвкушения.

– Нет, maman, он свободен, – сказала Алина, даже позабыв о своей книжечке.

– Простите, мадам, но я бы хотел пригласить не Александру Ильиничну, а Екатерину Ильиничну, – произнес вдруг Раднецкий.

У Алины шея пошла пятнами. А Анино сердце ухнуло куда-то в живот, как при качании на качелях, когда они летят вниз. Намек графа был слишком очевиден, хотя Раднецкий никак не подчеркнул голосом имя «Екатерина».

– Серж, ты ошибся: старшую дочь Ильи Иваныча зовут не Катя, а Аня, – рассмеялась промаху племянника Льветарисна.

– Извините меня, мадам. Да, я бы хотел пригласить Анну Ильиничну. Мадемуазель, вы не откажетесь от тура вальса со мною?

Аня, наконец, осмелилась поднять на него глаза. Он смотрел прямо на нее, серьезно и строго, – ни насмешки, ни злости, ничего, что могло сказать ей: он ее узнал. В его обращении к ней и приглашении было всё комильфо*.

– Я… я… Да, граф, вы очень любезны, – пролепетала она. Он поклонился и отошел. Она же стояла, чувствуя себя полной идиоткой. Но постепенно душа ее наполнялась гневом – неудержимым, неистовым. Аня не замечала ни завистливых взглядов сестры, ни неприятного изумления на лице Марьи Андреевны, ни нескрываемой радости Льветарисны.

Ей, Анне Березиной, танцевать с тем, кто навек разлучил ее с Андреем!! Как, как могла она принять это мерзкое приглашение? Не найти способа отказать, позволить Раднецкому прикоснуться к себе, – более того, обнять!!

Ведь мало того, что он был виноват в том, что Аня больше никогда не увидит любимого. Но он был еще и грязным негодяем. Да, да, грязным! Ибо на его белоснежных перчатках была кровь жены, которую он избивал; а на его ослепительном мундире была не только кровь Андрея, – но и грязь борделя, в котором Аня видела его лежащим на Ольге…

Алина, между тем, была нарасхват: к ней подходили и подходили, ее карне на глазах заполнялся названиями танцев и фамилиями. Она была бы на седьмом небе, если б не приглашение, сделанное ее старшей сестре; то была ложка дегтя в бочке меда Алины, ибо граф Раднецкий был, без сомнения, одним из самых блестящих мужчин на этом балу.

Вид у Ани был подавленный, но это нисколько не могло обмануть Алину: она была уверена, что старшая сестра просто притворяется перед нею и маменькой.

– Не стоит лицемерить, Анечка, – прошипела она, – и делать вид, будто тебе вовсе не хочется танцевать с Раднецким.

– Я вовсе не делаю вид. Я, в самом деле, не хочу танцевать с этим человеком.

– Да неужели? – хмыкнула Алина. – Что ж, если то, что ты говоришь, – правда, то ты не женщина. Уверена, каждая здесь была бы счастлива оказаться на твоем месте.

– Значит, ни одной умной женщины, кроме меня, здесь нет, – отрезала Аня, невольно кинув взгляд на Раднецкого, который стоял неподалеку. Внешне он был, тут она не могла не признать этого, привлекательным мужчиной. Высокий, очень стройный. Глаза темно-карие, – даже, пожалуй, не карие, а черные, – взор надменный. Волосы, тоже черные, густые и с легкой волнистостью: красиво вьются вкруг бледного чела, – так бы, наверное, написал поэт…

В этот момент к Раднецкому сзади подошла жена. Она взяла его под руку и что-то ему сказала, мягко улыбаясь и доверчиво наклонив к нему голову. Аня заметила, как лицо его передернулось мгновенной судорогой. Он сжал зубы так, что на скулах четко обозначились желваки. Ей показалось даже, что он едва не отбросил руку Ирины.

«Он ненавидит ее. За что? Она так прекрасна. Бедняжка! Каково это – жить с таким мерзавцем? Выносить его издевательства. Терпеть его побои. Наверное, она с радостью бы бросила здесь все и уехала к сыну в Крым, но этот деспот ее не пускает», – подумала она с жалостью и гневом.

На самом же деле Ирэн тихо говорила мужу:

– Неужели правда то, что я слышала, Серж? Это воистину событие для всех присутствующих.

– Что же это за событие? – холодно осведомился он.

– Сенсация! Вы, наконец, танцуете! После стольких лет!

– Быстро же разносятся новости.

– Моя подруга княгиня Лиговская слыхала, как вы пригласили одну из девиц Березиных. Ту, что в белом, не правда ли? Она очень недурна.