Паутина

– Марья Андреевна, да что ж это такое? Анюта, голубка, да правду ли ты говоришь? – бормотала Льветарисна, тоже бледнея до синевы.

– Я… убийца… Мне нет прощения! – вдруг выкрикнула Аня, вскочила – и бросилась к дверям.

– Анечка! Голубка! Куда? За ней надо! Марья Андревна, да не стой же, как пугало на огороде; беги за ней, останови, а я в библиотеку!

И, не обращая внимания на, вероятно, донельзя оскорбленную эпитетом «пугало» Марью Андреевну, не собиравшуюся как будто двигаться с места, генеральша ринулась в библиотеку…

12.

Когда она вбежала, Раднецкий стоял на коленях и поддерживал голову жены, одною рукой прижимая к ее виску носовой платок, пропитанный кровью.

– Праведный боже! Ирэн! – воскликнула генеральша. – Убила! Впрямь убила!!

Раднецкий оглянулся на нее. Он был очень бледен. Но голос его был вполне спокоен.

– А, Елизавета Борисовна. Вы уж знаете? Аня сказала? Не волнуйтесь, Ирэн жива. Пуля всего лишь задела висок.

– Серж, ты уверен?..

– Совершенно. Аня… Анна Ильинична стреляла не в нее. В меня. Уверен, – он угрюмо усмехнулся, – она бы не промахнулась. Но Ирэн вскрикнула и тем меня спасла. Рука Анны Ильиничны дрогнула. Однако надо перенести ее в кресло, – он осторожно поднял тело жены, но тут Льветарисна заметила, что лицо его кривится.

– А с тобой что? Ну-ка… – она подошла вплотную и дотронулась до его руки выше локтя. – Да и у тебя кровь, Серж!.. В рукаве дырка…

– Пустяки, – отмахнулся он, – просто чиркнуло. – Он положил Ирэн в одно из кресел и вновь отер кровь с ее лица.

– Если у нее царапина, почему она не приходит в себя? Соли есть в твоем доме? Послать надо, – сказала Льветарисна, но тут же спохватилась: – Дура я старая, дура! нет, тут надо осторожно! Чтоб не знал никто… Что ж ты в библиотеке не держишь ничего, ни воды, ни вина? Побрызгать в лицо бы бедняжке…

– Она придет в себя сама, не волнуйтесь так, тетушка. Надо же, это была просто сцена с Полонием. Только крыса, ставлю золотой, жива, – пробормотал он.

– Какая крыса? – рассердилась генеральша, не поняв. – Ты об Ирэн, что ли? Разве так можно об родной жене? Она в обмороке, а ты смеешься!..

– О, я абсолютно серьезен, – отозвался Сергей.

– Да как же произошло все? – спросила Льветарисна. – Аня ничего не объяснила толком. Хоть ты скажи, бога ради, иначе нервы мои совсем не выдержат!

– Анна Ильинична желала мне отомстить за смерть своего брата, Андрея Столбова, которого я пять лет назад убил на дуэли. Я и не знал, что он был ее братом. У них разные фамилии. Как это возможно?

Генеральша нахмурилась.

– Марья Андреевна по первому браку Столбова. Овдовела и вышла замуж за Илью Иваныча Березина, имея сына. Андрюше тогда девять было, а Ане, дочери Ильи Иваныча тоже от первого брака, шесть. Очень она привязалась к сводному брату, как родные они стали друг дружке… Что касается вашей с Андреем дуэли, – ту несчастную историю было решено ото всех скрывать. О подробностях знали только я, отец Анин да его родной брат Михаил Иваныч. Даже матери Андрея не сказали. И как Анюта узнала, что ты убил ее брата, – ума не приложу. Не должна была.

– Теперь понимаю, – складка прорезала лоб Раднецкого. Ту дуэль он помнил очень хорошо, – и даже слишком. Потому что убивать Столбова он не хотел и не собирался. Началось все с одного офицерского сборища, на которое Сергей попал случайно; тогда как раз был поставлен Коле диагноз, и решено было отправить его в Крым. Сергей очень переживал, нервы у него были расшатаны. Он несколько раз срывался и запивал, таскался по клубам и веселым заведениям самого низкого пошиба.

Когда Раднецкий вошел, подпоручик Столбов, уже сильно пьяный, как раз громко хвастался победой над некой графиней, в которой Ирэн было угадать совсем не трудно.

Последовала пощечина; за нею тут же вызов. Дрались они на другое утро, позднее, серое и промозглое, – в Царском Селе, у пруда, под дубами. Погода была дрянная, какая бывает в декабре: шел мокрый снег, валил хлопьями, затрудняя видимость уже в нескольких шагах; а стрелялись в сорока.

Столбов, как оскорбленный, стрелял первым, – и промахнулся. Сергей собирался стрелять в плечо противнику; с зарвавшегося подпоручика, на взгляд Раднецкого, этого было довольно. Но, то ли помешал снег, то ли Столбов дернулся, нервы не выдержали… Пуля прошла навылет через сердце; он умер на месте, мгновенно, даже врач не успел подбежать.

– Она в себя приходит! – вскрикнула между тем обрадовано генеральша. – Серж, видишь?

– Вижу.

Золотистые ресницы Ирэн в самом деле затрепетали, губы приоткрылись, и с них слетел легкий стон.

– Ирэн, милая! – захлопотала вновь Льветарисна, обмахивая ее веером. – Очнись, голубка!

Графиня открыла глаза и обвела комнату мутным взором. Но постепенно взор ее прояснился. Она остановила его на муже и всхлипнула:

– Я… умираю, Серж? Да?

– Вы не умрете, мадам. Пуля всего лишь задела голову.

– Голову… Моя голова… – Ее рука медленно приподнялась и дотронулась до виска. Затем Ирэн поднесла пальцы к глазам и, увидев на них кровь, в ужасе вскрикнула.

– Серж!.. Мое лицо! Я изуродована!..

– С вашим лицом все в порядке, мадам.

– Эта записка… – забормотала Ирэн, кажется, слегка успокоенная его твердым невозмутимым голосом, – я думала, она любовная. Лакей передал мне… Я пришла и спряталась… О, если б я знала, зачем эта сумасшедшая позвала вас!.. – Она снова начала всхлипывать.

Сергей криво улыбнулся. Он сразу понял, что Анину записку перехватила жена, потому и оказалась за портьерой: почти все слуги в доме были ею подкуплены, и практически все письма, приносимые в дом, она прочитывала. Она не побрезговала однажды распечатать даже корреспонденцию императора, которую, по долгу службы, в своем домашнем кабинете разбирал Раднецкий. С тех пор он убирал все документы, приходящие на его имя, в несгораемый сейф в своем кабинете, шифр от которого знал только он сам, а ключ носил с собой.

– Ирэн, дорогая, – сказала генеральша, – не плачь, голубка. Мы здесь, с тобою! Все хорошо…

Но было нехорошо. Двери позади них вдруг распахнулись, и в библиотеку шагнул ни кто иной, как сам государь. За ним тенью следовал Нащокин.

– Что здесь происходит? – спросил император, вперяя орлиный взор в кресло, в котором полулежала раненая, и в своего адъютанта и генеральшу, склонившихся над нею.

Ирэн предпочла вновь лишиться чувств, – и Сергей, которого отнюдь не обманул этот мнимый обморок, успел подумать, что спектакль продолжается, но теперь уже превращается из трагедии в трагикомедию.

Однако император уже был возле кресла.

– У вашей жены кровь! Она ранена? – спросил он.

– Ваше величество, – вмешался Нащокин. Он поднял с пола брошенный Аней пистолет и показал его императору. – Я не зря позвал вас, услышав звук выстрела. Здесь явно произошло преступление. – Он торжествующе посмотрел на Раднецкого, и тот понял, что недооценивал Нащокина: тот был не просто шпион, но и враг его.

– Андрей Иннокентьевич, вы что-то видели? – спросил император.

– Ваше величество, я увидел через стеклянную дверь графиню. Она лежала на полу, господин Раднецкий стоял над нею. Я немедленно поспешил за вами…

– Так что же здесь произошло, граф? – спросил император, обращаясь к Сергею. – Отвечайте немедленно!

Молчать далее было бессмысленно; и Раднецкий спокойно и твердо произнес:

– Ваше величество, я стрелял в свою жену. Но промахнулся. Пуля лишь задела висок.

Генеральша хотела вмешаться, но Сергей бросил на нее предостерегающий взгляд.