– Скорбь уйдет, и беды не могут длиться вечно, – произнес Сережа.
– Вечного ничего нет, – усмехнулась горько Лиза, – от этого и грустно и радостно. Но от нас уходят не только беды, но и сама жизнь, которая заключена в песочные часы: настолько быстротечно время в них, не успеваешь оглянуться – а уже на пороге той самой линии, за которой уже нет ничего земного. Мы хотим урвать как можно больше счастливых моментов, но их бывает так ничтожно мало, что к концу жизни можно по пальцам пересчитать. Хотя некоторым везет. Я не могу не завидовать им. Этим везунчикам, у которых каждый день – праздник, которые не обделены родительской любовью, теплым домашним очагом… Я не могу не завидовать тем, кто будет, в отличие от меня, видеть тебя каждый божий день. Мне предстоит жить в чужой семье, в чужой стране и все вокруг будет чужим. Смогу ли я адаптироваться?
– Человек ко всему рано или поздно адаптируется, – приняв неизбежную разлуку, Серёжа старался вселить в нее оптимизм. – Париж станет тебе родным, как и семья твоей тети. Я не могу не признать, что она замечательная и очень печётся за твое будущее… Так что в этом плане я за тебя не переживаю… Ты ко всему привыкнешь… Но не стану ли я для тебя со временем чужим?
– Теперь сомнения нахлынули и на тебя? – с горечью произнесла Лиза. – Тебе должно быть стыдно за свои слова и мысли! Ты никогда не станешь мне чужим. Хотя… нас действительно рассудит только время, как и говорила Елена Викторовна. – Время неопасно для тех, кто любит по-настоящему.
– Значит, нам нечего опасаться, – он постарался улыбнуться, но вышло у него это неуклюже. – Просто нас пугает предстоящая разлука. От этого мы задаемся глупыми сомнениями и перестаем верить в себя.
– Это в человеческой природе, во всем сомневаться. Человек – непредсказуемое существо даже для самого себя, но в одном я уверена точно – я никогда тебя не забуду, чтобы не случилось. Как бы далеко мы не были друг от друга, мы останемся родственными душами. Каждое утро, просыпаясь в чужом городе, я буду желать тебе доброго дня и верю, что ты услышишь мои пожелания.
– А я каждый день буду желать тебе спокойной ночи. Незримо войдя в твою комнату, я буду оберегать твои сны от кошмаров.
Они присели на цветущую лужайку у воды и, наблюдая за стрекозами, которые суетливо прикасались к поверхности реки, наслаждались летом. Легкий ветер пробрался в камыш и шелестел листьями, к этой музыке добавился лягушачий хор. А потом и щебетание камышевки органично вписалось в звуки лета. На другом берегу лес танцевал, подбадриваемый тем же ветром, а низко плывущие пушистые облака ускорили бег, будто старались сбежать из города. Ветер гнал их подальше от солнца, – чтобы не заслоняли божественный свет.
Сережа вдруг полез в свой рюкзак и под любопытные взгляды Лизы вытащил оттуда книгу в красивом толстом переплете.
– Это подарок тебе на долгую память… – пояснил он смущенно и протянул книгу ей.
Она осторожно взяла ее и с изумлением прочла автора:
– Рабиндранат Тагор…
– Я помню, ты говорила, что это один из твоих любимых поэтов… Поэтому облазил в поисках этой книги все книжные магазины города. Открой ее, там на первой странице я кое-что написал для тебя…
Лиза с нетерпением распахнула книгу. В углу страницы знакомым почерком было выведено пару строк. Она прочла их вслух:
Очнулись наши души лишь теперь,
очнулись – и застыли в ожиданье;
Любовь на ключ замкнула нашу дверь,
каморку превращая в мирозданье.
Кто хочет, пусть плывет на край земли
миры златые открывать вдали –
а мы свои миры друг в друге обрели…
Еще ниже было приписано: «поэт Джон Донн в реинкарнации Сережи». Проведя с трепетом пальцами по этим строкам, Лиза сказала:
– Чудесные стихи и… бессмертные…
Сережа, заглянув в ее глаза, со страхом спросил:
– Мы ведь еще увидимся?
Лиза, прижав книгу к груди, порывисто ответила дрожащим голосом:
– Меня увозят далеко и надолго, но ничто на свете не помешает мне снова вернуться сюда, к тебе и… к отцу. Его могила зарастет сорняками и покроется пылью, пока меня не будет…
– Об этом не беспокойся. Я буду ухаживать за могилой твоего отца – на ней постоянно будут свежие цветы, оградка всегда будет выкрашена, любые сорняки, посягнувшие на его могилу, будут уничтожены.
– Спасибо тебе за это, – она кинула на него благодарный взгляд и положила голову на его плечо. Потом снова раскрыла подаренную им книгу и начала читать первый стих:
Я люблю мой песчаный берег,
где одинокой осенью
аисты гнезда вьют,
где цветы белоснежно цветут
и стаи гусей из холодных стран
зимой находят приют.
Здесь на ласковом солнце греются
черепах ленивых стада.
Вечерами рыбачьи лодки
приплывают сюда…
Сережа молча слушал, но потом выхватил книгу из ее рук и отложил в сторону.
– Завтра ты уезжаешь! – он словно бросил упрек судьбе. – Я не могу не думать об этом. Город опустеет без тебя, все лишится смысла.
– Нет, не все! – горячо возразила Лиза. – Еще до меня у тебя было столько хорошего и важного в жизни: плавание, математика, бег. Не бросай ничего, это поможет тебе отвлечься, тем более ты это любишь и живешь этим.
Сережа покачал головой и ответил хмуро:
– После встречи с тобой я понял, что в жизни главное. И этого главного я завтра лишусь. Все остальное, – лишь придаток к нему, не более.
– Не говори так, будто навеки прощаешься со мной! – упрекнула Лиза. – Мы должны верить в то, что когда-нибудь обязательно встретимся!
– Когда-нибудь! – воскликнул он, возведя руки к небу. – Это слишком неопределенно.
– Иногда в этом и заключается прелесть жизни. В неопределенности и непредсказуемости. Судьба – еще тот прохвост: она может свести нас тогда, когда мы меньше всего ожидаем этого.
– Я предпочитаю ясность в судьбе, – возразил он, – так я чувствую себя увереннее.
– Как и любой из нас.
– Не обращай внимания на мое дурное настроение! – он махнул рукой, словно с досадой на себя. – Сегодня наш последний вечер вместе, я не хочу ничем печалить тебя. Что бы я ни говорил от досады, в глубине души я твердо верю, что еще встречу тебя, встречу, чтобы больше никогда не отпускать, – он крепко обнял ее, будто боялся, что она вот-вот исчезнет, как видение и прикоснулся губами к ее губам.