Грибница

По приезду Савельевым выделили одну комнату в бараке. Сначала было весело жить вдвоем, но последнее время стало напряжно. Братуха стал Андрея раздражать. Он чавкал, сопел, храпел, пердел, ковырялся в зубах, ржал, точно лошадь Пржевальского, и вечно невпопад к тому же, и был бестолков, как пробка от шампанского. Казалось, Серега ничуть не повзрослел с тех пор, как им исполнилось по двенадцать лет. На него никогда нельзя было положиться: то хлеба купить забудет, то на почту зайти, то неделю в одних носках ходит. Аромат даже через кирзовые сапоги пробивается.

Вот всю жизнь так. Вечно Серега сидит у него на горбу, а сам делает пакости исподтишка. Как ни клялся в свое время брат, Андрей был уверен, что это он сломал его велик в седьмом классе. Ковырнулся со склона. На нем самом – лишь царапины, а у велика рама погнута и колеса восьмерками. Да еще и припрятал в зарослях ежевики. Гад. Думал, наверное, что не найдут там. Просчитался. Соседская малышня вытащила и к дому приволокла. Андрей и тумаков им, бедолагам, тогда успел отвесить, пока разобрался в сути дела.

А чего стоит история с Катькой? Катюха, расцветшая рано, и уже в шестом классе превосходившая размером бюста классную руководительницу, волновала Андрея не на шутку. Вечерами он нарочно слонялся вокруг ее дома в надежде подкараулить ее одну. Пару раз встретил и зажал в проулке у забора, потискав за сиськи жадно и неумело. Катька его любовного пыла не оценила, дралась, как дикая кошка (будто убудет от нее – спелой ягодки), и с тех пор одна ему на пути не попадалась. Специально что-ли?

А потом взяла, да и закрутила с Серегой. Это уже в восьмом классе было. Андрей тогда ходил мрачнее тучи, то и дело порываясь набить брату морду. Особенно когда тот пускался в слюнявые, жаром отдающие в паху откровения, как в субботу после танцев залез Катьке в лифчик, а потом и вовсе снял его. Представлять, как этот недоумок лапает ее, запустив руки в трусы, было и обидно, и мерзко, и сладко. А заканчивалось одинаково – пятном спермы на трусах. Пытка продолжалась с полгода. Потом любовь прошла, завяли помидоры. Катюха уехала в город поступать в медицинское училище, Савельевы подались учиться на механизаторов.

История вроде как уже давно и забылась. Как и та, с велосипедом. Однако почему-то вот сейчас вспомнилась и засаднила, будто содранная мозоль в соленой воде.

Вечно Серега у него на шее сидит, да чужой головой – его, Андрюхиной, живет. На механизаторов учиться – это ведь он придумал, а брат следом подался. И на БАМ поехать решил тоже он, Серега же следом увязался. Да он и шагу без него, Андрея, ступить не может, репей. Вот и сейчас сопит и в ус не дует. А ведь завалился дрыхнуть вчера, даже будильник не завел. Проспит, как пить дать проспит, если он не разбудит. У, пиявка лупоглазая! Прыщ на заднице! Козел безрогий!

Андрей рывком соскочил с кровати, метнулся к противоположной стене, где спал брат, отбросил толстое одеяло и засветил Сереге кулаком в плечо. Серегина голова мотнулась на подушке, осоловело хлопнула глазами спросонья и возмущенно забасила: «Э, ты че? Сдурел, что-ли?» Андрей, не отвечая, замахнулся вновь. Серега, не будь дураком, шустро накинул на голову ватное одеяло. Через такое бить, все равно, что воду решетом носить. Упаришься, а толку ноль. Андрюха бил какое-то время, выпуская пар. А когда стал уставать и лишь злобно пинать одеяло, Серега и выскочил, точно черт из табакерки. Вскакивая и держа в растопыренных руках одеяло, накинул его на брата, спеленал, повалил, сел сверху и отвел душу, молотя родственника кулаками. Большого ущерба не нанес, конечно. Остыв, слез с поверженного, зажег свет и беззлобно пнул ватный ком на полу комнаты: «Вставай, на работу пора». Будильник уже заливался на столе.

***

Окна, как известно, моют к Первомаю или к Пасхе, кому какой праздник ближе. Мыть их в конце сентября, да в этом краю, когда ночами на лужах уже намерзает ледок, а крыши домов покрываются инеем, – курам на смех.

Анна Георгиевна, не обращая внимания на недоуменные взгляды соседок, любовно натирала стекла смятыми газетами до искрящей прозрачности. Ну вот, теперь можно и заклеивать на зиму. Добросовестно, как она делала все и всегда, Анна забила оконные щели газетами и залепила рамы полосками бумаги, смоченными мыльным раствором.

Теперь пришел черед люстр. Множество хрустальных висюлек, на мытье которых обычно уходила прорва времени, никогда не раздражало Анну. Тем более, что делала она это всего пару раз в год. Сегодня она специально встала пораньше, чтобы успеть сделать все запланированное.

Анна тщательно пропылесосила ковры на стенах – непременный атрибут каждого дома на БАМе, долго елозила половой тряпкой стоя на коленях, залезая в каждую щель. И никакой швабры. Разве ей так вымоешь? Потом перегладила и аккуратными стопками сложила в шкаф чистое белье. Разбираться в шкафах надобности не было, у нее там всегда порядок.

Она готовилась к сегодняшнему дню, знала, что будет очень занята. Поэтому в пятницу задержалась в школе допоздна, проверяя тетради. На своем рабочем столе она тоже оставила идеальный порядок: ровные стопки проверенных тетрадей по русскому языку и математике, подставка для ручек и тонко очиненных карандашей, коробка с мелом. Все малозначительные бумаги из-под стекла, лежащего на столе, выброшены, осталось только необходимое.

Вот и все. Теперь можно привести в порядок себя. Анна тщательно вымыла волосы, ополоснула их настоем корня лопуха для лучшего роста, побрила ноги и потерла пятки пемзой.

Новый костюм, тот самый, что она надевала на 1 сентября, был отутюжен и вкупе с белой блузкой торжественно висел на плечиках. Анна уложила волосы в традиционный учительский пучок, завив щипцами несколько коротких, выбивающихся прядей, чуть тронула губы помадой и оделась.

И что с ней не так? Почему так получается?

Бежевое осеннее пальто с капюшоном, новенький японский зонт-автомат, сумочка. Впрочем, сумочка ей не понадобится. Ключи от дома можно просто положить в карман. А все остальное, что ей будет нужно, в дамскую сумочку все равно не влезет. Из общего образа выбивались лишь резиновые сапоги, но в другой обуви до цели было не добраться. Выбирать не приходилось.

Собравшись, Анна, по традиции, присела на дорожку и окинула взглядом безупречно вылизанную квартиру. Путь хоть и недальний, но важный. Была уже вторая половина дня, за окном заморосил унылый мелкий дождик. Верная примета: стоит только помыть окна, как непременно пойдет дождь. Анна тяжело поднялась. В последний момент подумала и оставила ключи от квартиры в прихожей. Зачем закрывать? Какой в этом смысл? А уже на улице сообразила, что забыла перчатки. Было зябко. Но возвращаться не стала – плохая примета.

В тайгу Анна вошла по просеке. Она широкой полосой, словно многополосное шоссе разрезало лес надвое и тянулась вверх, к вершине сопки. В центре просеки раскорячились столбы линии электропередач. Они дисциплинированно шагали вдаль, таща на плечах километры проводов. Анна Георгиевна шла по просеке, выискивая взглядом подходящее место. Это было несложно. Пеньков в лесу хватало. Пахло прелой листвой и хвоей, сырым деревом, свежестью. Ноги утопали в жухлой траве, разросшейся на свободном от деревьев месте, а в зарослях Иван-чая можно было укрыться с головой. Было тихо, птицы попрятались от нудно моросящего дождя. По небу летели облака. Нижние – рваные клочья серого пуха – быстро-быстро и так низко, что, казалось, цеплялись за макушки деревьев. Над ними висела тяжелая пелена – непроглядная и однородная, не оставляющая ни малейшей надежды на прекращение дождя в обозримом будущем.

Перекинув принесенную с собой веревку через толстую ветку, Анна закрепила другой ее конец о ствол дерева. Петлю она накрутила еще дома, кое-как по неопытности. Потом залезла на соседний с деревом высокий пенек, накинула на шею петлю, спокойно шагнула вперед и закачалась, дергая ногами. Резиновые сапоги – темно-зеленые, на толстой черной подошве, соскочили с ног и разлетелись в стороны.

***

Посетителей Алексей боялся. Пьяных дебоширов, которым море по колено, – нет. И отчаянных драчунов с затмением в мозгах от собственной удали – тоже нет. Все-таки отслужил два года в десанте. Да и форма сама по себе авторитета добавляла. А вот таких скандальных бабок – до дрожи в коленках. Это только табличка на двери выглядит солидно «Участковый уполномоченный Балжуларский Алексей Константинович». Столько букв, что едва уместились. На деле это был всего лишь он – Леха-мамонтенок – футболист, десантник, свежеиспеченный выпускник Школы милиции, несколько месяцев назад заступивший в должность.

То, что посетительница явилась поскандалить, было ясно с первого взгляда. Она сверлила стену надменным взглядом, даже не повернув головы при его появлении. Ну, разумеется. Он же опоздал к своим собственным приемным часам. Всего то минут на десять. По большому счету, ничего страшного. Он же не на пляже прохлаждался, а служебными делами занимался. Как ни странно, в предбаннике его ожидали всего два человека – не иначе как затишье перед бурей. Гражданин Обойников Григорий Федорович, 1947 года рождения, чья супруга не далее, как вчера написала заявление по факту дебоширства. И вот сегодня он трезвый и тихий притулился на стульчике в уголке, готовясь писать объяснительную. И гражданка Никушина Ираида Николаевна (Бог знает какого, возможно даже дореволюционного, года рождения), явившаяся компостировать Алексею мозги по неизвестному поводу.

Против ожидания, гражданка Никушина вела себя спокойно, чинно дожидаясь своей очереди. Выглядела она ветхо, но решительно. Напустив на себя суровость, что было совсем несложно после целого сумасшедшего рабочего дня, Алексей провел коротенькую, но внятную беседу с гражданином Обойниковым и усадил его писать объяснительную. Насчет результатов Алексей не обольщался.

Обойников, подвизавшийся на должности грузчика в хозяйственном магазине, был тихим пьяницей. Напивался он без шума и пыли, порой уже с утра, вреда никому не причинял, ущерба государственному или личному имуществу не наносил, даже работу почти не прогуливал (грузить то можно и пьяным), а потому в поле зрения участкового пока не попадал. Вчера же он, по выражению жены, будто с цепи сорвался. Вместо того, чтобы тихо нализаться и лечь спать, Обойников принялся ломать и крушить все, что попадало под руку. А под руку, как на грех, попал дорогой сервиз, который он с остервенением переколотил о стену предмет за предметом; чешский хрусталь, россыпью сияющих осколков вылетавший из-под молотка в его руках; женина дубленка, порезанная в лапшу столовым ножом. Супруга едва не получила инфаркт, увидев такое разорение. Однако симулировать сердечный приступ ей было некогда, нужно было спасать оставшееся добро. И она позвонила в милицию. И вот теперь дебошир Обойников мял в руках шапку, покаянно кивал головой и старательно прятал взгляд в пол. Какая муха его вчера укусила, он не знал.

Отпустив начинающего дебошира, Алексей пригласил гражданку Никушину Ираиду Николаевну.

«Слушаю Вас внимательно, Ираида Николаевна,» – радушно произнес участковый.

«Анька пропала,» – заговорщицки сообщила бабуля, наклонившись к Алексею и глядя ему прямо в глаза.

«Какая Анька?» – спокойно поинтересовался милиционер.

«Училка,» – внесла ясность бдительная посетительница. – «Соседка моя.»

«Почему Вы так считаете?» – устало спросил Алексей. За день он набегался, как собака. Пообедать не успел, как это часто случалось. Сейчас бы скинуть сапоги, вытянуть ноги, да тарелочку борща навернуть. С чесночком и сметанкой. А лучше две.

«Третий день ее не видать. И свет не горит. А дверь в квартиру открыта. Прикрыта в смысле, но не заперта. Дома никого. Я проверила. Следов преступления тоже нет,» – обстоятельно отчиталась посетительница.

Алексею стало тоскливо. Похоже от этой старушки так просто не отделаться.

«Как зовут Вашу соседку?»

«Пахомова Анна Георгиевна. Адрес: Большереченская, д.16, кв. 4. Работает учительницей начальных классов,» – выдала хорошо осведомленная бабуля.

«Почему Вы решили, что она пропала? Может быть, просто уехала? А дверь забыла закрыть?» – предположил Алексей.

«Нет. Не может быть,» – безапелляционно отрезала Ираида Николаевна. – «Она бы цветы поливать попросила и ключ оставила. А она не просила. Ни меня, ни Райку с 1-го этажа. Вы ничего плохого не подумайте, Анька – женщина порядочная. Вежливая всегда такая, спокойная. И дома у нее всегда тихо. Гостей не водит, мужиков тоже.»

«С такими соседями и шпионы не нужны,» – подумал Алексей. Вслух же продолжил: «Я не могу принять у Вас письменное заявление о пропаже человека. Вы не родственница и не ее руководитель. Но за сигнал огромное спасибо. Я обязательно все проверю. Именно такие неравнодушные граждане и помогают нам поддерживать порядок.»

Посетительница приосанилась. Умом Ираида Николаевна не блистала и плохо скрытую попытку отфутболить ее искренне приняла за благодарность. Уже поднявшись со стула, спохватилась: «А ключики как же, возьмете?»

«Какие ключики?»

«Да от Анькиной квартиры. Они в коридоре лежали. Я заперла дверь, когда уходила. Не оставлять же нараспашку. Мало ли чего? Верно ведь говорю?»

«Конечно,» – подтвердил обескураженный Алексей. Ключи – это не голословные утверждения, это нечто материальное. Похоже придется и правда провести проверку. Но завтра, все завтра. А сейчас домой. Пожрать. Вечером еще облава на самогонщиков намечена.

Работа в милиции оказалась не совсем тем, а точнее совсем не тем, чего Алексей от нее ожидал. Никакой романтики с погонями, перестрелками и геройством. Но тяжелый, изнурительный, монотонный, выматывающий душу, ежедневный труд. И совершенно неблагодарный. Бытовые конфликты, алкаши, мелкие кражи и семейный мордобой. Мутные личности с вороватыми глазками, которых и ухватить то не за что, везде скользко, склочные пенсионерки, шумные соседи, стремительно катящиеся в пропасть глупые мальчишки и матерые уголовники, отдыхающие на воле между отсидками. Контингент тот еще. Попробуй тут, погеройствуй.

А писанины сколько! Вагон и маленькая тележка. Работать некогда, только пиши да отписывайся. Круг обязанностей участкового оказался настолько широк, что Алексей просто тонул в них, как в океане. А начальству всегда было за что его вздрючить. Участковый – в каждой бочке затычка. Посудите сами. За бывшими зеками пригляди, соблюдение паспортного режима проконтролируй, условия хранения зарегистрированного оружия у граждан проверь, профилактические беседы с алкашами проведи, страждущих граждан прими, тунеядцев отлови, притоны и точки нелегальной продажи самогона выяви, шумных соседей уйми, повреждение или хищение государственной и личной собственности пресеки и расследуй, да еще и тысячу бумажек по этому поводу оформи. Проверка длительного отсутствия соседей, особенно престарелых, тоже входила в его обязанности.

А начальство, видимо, искренне полагало, что ему нечем заняться. Поэтому постоянно привлекало к выполнению задач, не относящихся напрямую к его служебным обязанностям. Варясь целыми днями в мелкой бытовухе, Алексей мечтал о чем-то большем: героическом, впечатляющем, масштабном. Чтобы в газетах написали и обязательно с фотографией, ну и звание внеочередное дали, конечно. Поймать матерого уголовника, бежавшего с зоны, предотвратить угон самолета или железнодорожную катастрофу, по горячим следам в одиночку раскрыть серьезное преступление или спасти утопающего, на худой конец. Только не заниматься больше кражей мокрого белья с веревки на улице или банки варенья из кладовой.

***

Форс-мажор приносит в нашу жизнь элемент неожиданности и непредсказуемости. Иногда приятной, если скоропостижно скончавшаяся малознакомая тетушка оставила вам лакомый кусочек наследства. Или не очень, если внезапно заболевшая коллега без предупреждения не вышла на работу в понедельник утром, и у вас на руках оказался целый класс беспокойных второклашек. В школах такая проблема решается стандартно: у кого из учителей окно, тот и заменяет отсутствующего коллегу. В результате из пяти уроков 2 «Б» только музыка прошла согласно расписанию. Русский язык провела учительница географии, природоведение – трудовик, математику – пионервожатая, а на долю Нины Петровны выпало чтение.

Главным в этих заменах было, конечно, не впихивание знаний в юные головки, а порядок и дисциплина. Дети должны были тихо сидеть в классе, а не носиться по школе татаро-монгольской ордой хана Батыя. Отпустив неугомонных второклашек после звонка домой, Нина Петровна поленилась идти к себе в кабинет и продолжила проверять контрольные работы 8-х классов в кабинете 2 «Б» в пристройке. Она слышала, как табунками вываливались из кабинетов дети, галдели, точно стая галок, одеваясь. Непрерывно хлопала входная дверь. Потом домой засобирались учителя: лязгая ключами запирали классы, тихо переговаривались и исчезали в ночи. Уходившая последней учительница 3 «А» закрыла изнутри дверь пристройки, попрощалась с завучем и ушла через крытую галерею к центральному выходу, чтобы по дороге занести ключ в учительскую.

В основном здании школы заканчивался шестой урок второй смены. Скоро должен был прийти ночной сторож. Одинокая фигура Нины Петровны за учительским столом сосредоточенно что-то черкала красной ручкой. На единственные освещенные окна в пристройке посматривала компания втихаря покуривающих за углом подростков. Ксюха, до краев полная булькающей ненавистью, разглядывала обидчицу, пользуясь полной своей невидимостью в темноте за окном.

Она почти приспособилась смолить эти вонючие сигареты, которые доставал обычно Шпингалет. Кличку он получил, разумеется, за мелкий рост и субтильность. Таким мелким, как он, и в шестнадцать напоминающих внешне двенадцатилетних подростков, в одиночку приходится туго. Поэтому и стараются они прибиться к какой-нибудь стае, всеми способами пытаясь доказать свою полезность. Шпингалет, кроме сигарет, доставал информацию. Он всегда был в курсе школьных и не только сплетен. О том, что у физрука, например, шуры-муры с пионервожатой Олечкой, а у Коли Матвиенко из 9 «Б» всегда можно купить домашний самогон.