Sophie

Прогулка по дому и знакомства заняли у нас изрядное время, но к обеду мы управились. Я уже чувствовала себя лучше и отправилась наводить у себя в комнате порядок. И переодеться к обеду. При свете дня комната оказалась просторней, чем показалась мне ночью. Было большое окно, шторы распахнуты. Рядом с кроватью стояла ширма и вешалки для смены платьев. Мои вещи были заботливо выложены стопочками на кровати. Я аккуратно убрала их в комод и небольшой шкафчик. Выбрала платье подходящее для обеда и переоделась. Синее с белыми манжетами и воротничком маман всегда хвалила. Говорила, что это единственное платье из ныне модных, которое не стыдно в люди одеть. У большого зеркала, присев на пуфике, я расчесала свои волосы и попыталась убрать их в прическу. Мои пушистые и не послушные волосы все упрямились. Пришлось просто связать своей лентой, да так и оставить. Надо подумать, что мне необходимо приобрести. Думаю, что можно попросить еще пару лент для волос, шпильки и заколки. Надеюсь в такой малости мне не откажут. А еще я не нашла своей щетки и зубного порошка. Тоже, надо будет попросить.

Стук в дверь отвлек меня от раздумий. И я пошла в столовую к обеду. Пока я шла по коридору и спускалась по лестнице, поймала себя на мысли, что я как то быстро привыкаю к новым условиям. Так я и забуду прежнюю жизнь. Пускай. Меня выкинули из той жизни. И мне ее надо выкинуть из сердца.

В столовую вошла новая Софи.

– Деточка, Софочка, – махнув рукой и указывая на место рядом с собой почти пропела Анна Леопольдовна, – в этом платье ты прямо, как курсистка. Надо будет в следующий мой выходной день, а значит и твой, выбраться к модистке и пошить тебе пару – тройку новых платьев. А то, не дай бог, в свете скажут, что у баронессы ученица появилась. Уж больно ты, в этом платье, создаешь такое впечатление. Ладно, не тушуйся. Платье то миленькое. Наверное маман твоя выбирала?

Я только кивнула головой.

– Ладно, не переживай, теперь все будет по-новому, – она мне улыбнулась и махнула подавая сигнал. Марта сначала наполнила вкусно пахнущим супом тарелку хозяйки, потом мою. Я привычно уложила салфетку себе на колени. И вдруг почувствовала буравящий взгляд. Марта быстро опустила глаза и вышла из столовой шурша платьем.

Обедали мы в полной тишине, если не считать стук приборов и тиканье больших напольных часов.

После второго блюда, хозяйка распорядилась кофе подавать попозже. А мы в это время вышли в сад через огромные окна столовой. Они оказались стеклянными дверьми.

Вокруг было тихо, день выдался солнечный и мы с удовольствием прогулялись. Обошли дом вокруг и дошли до забора. Весна еще только вступала в свои права и вокруг было еще сыро и грязновато. Но воздух уже пах свежестью и теплом. Сад вокруг дома был обыкновенным. Но, думаю, что позже, когда все зацветет он покажет себя во всей красе.

Возле забора, у самой земли, мы заметили возню. Подошли ближе, оказалось, что черный кот мучает, что то маленькое. Я сорвалась, подбежала и отняла. Кот сначала уставился на меня своими желтыми глазами, а потом кинулся отнимать. Я отпихивая его ногой, пыталась рассмотреть, что это мне удалось у него отбить. Сначала мне показалось, что это черная тряпочка, еще мелькнула мысль: «может я зря отнимала, кот просто игрался с куском ткани?». Анна Леопольдовна еле-еле его отогнала. Мы стали разглядывать кого же я спасла из когтей черного охотника. Когда разглядели эту помятую, черную массу, оказалось, что это маленький птенец. Перья были местами выдраны, один глаз не открывался, куцее крылышко висело безжизненно. Я прижала к себе это несчастное созданье и чуть было не разревелась.

– Ну, что ты, не переживай девочка, – хозяйка стала меня утешать, – думаю, ты его выходишь. Еще совсем малыш, видно из гнезда вывалился. Пойдем домой его отнесем, подумаем, как ему помочь.

И мы медленно, я стараясь его не растрясти, пошли обратно к дому. Кот бежал за нами и все мяукал.

– Вот ведь, упорный какой, – толи восхищенно, толи осуждающе проворчала Анна Леопольдовна.

Я бегом взбежала по лестнице в свою комнату. В комоде отыскала небольшое полотенце и завернула несчастного в нее.

Стою посреди комнаты, в руках держу еле дышащий сверток и пытаюсь найти место для него. Положить на подоконник? Там света много, но высоко, а вдруг упадет. На комод? Тоже высоко. На кровать? А вдруг сама нечаянно придавлю?

От раздумий меня отвлек робкий стук в дверь.

Открыв дверь я увидела парнишку с кухни. Он приветливо улыбнулся и протараторил:

– Хозяйка велела принести вам коробку и осмотреть больного, – и выжидательно застыл на пороге прижимая к животу небольшую картонную коробку.

– Ой, проходите, – чуть замешкав я пригласила его в комнату.

Он немного потоптался на пороге и смешно мотнув головой решительно прошел в комнату.

– Осматривать лучше на подоконнике? – спросила я его подбородком указывая на окно.

Он посмотрел, утвердительно кивнул. Подошел к окну и поставил коробку. Я в нее опустила полотенце с завернутым в него комочком.

– У нас с мамочкой дома есть куры и частенько оставляем цыплят, – принялся объяснять парнишка, при этом аккуратно развернув полотенце осматривал комочек.

Я отметила про себя, как мило он называет свою маму. Сердце мое защемило.

– Так вот, за ними пригляд нужен, то кошка соседская позарится, то коршун налетит, – продолжил он осторожно ощупывая пальцами истерзанное тельце, – а у меня получалось выходить. Мамочка говорит, что это мой дар.

Он продолжал осмотр, как заправский доктор. И я чтоб не мешать отошла и уселась на край кровати. И стала вспоминать, как зовут парнишку. Нас же знакомили. Вроде бы. Хотя имени его не назвали, просто представили: «сын кухарки». И вообще из всех присутствующих в доме я знаю по именам: хозяйку, дворецкого Эванса (и то он сам представился), Марту – помощницу на кухне. И все. Думаю, что со временем мы все познакомимся ближе. Мне же здесь теперь жить. И тут такая грусть навалилась. Еще немного и слезы предательски полились бы рекой.

– Я сейчас схожу принесу палочку и бинт, надо ему сломанное крыло зафиксировать, – голос парнишки отвлек меня и моментально собравшись я избежала позорной истерики.

Он выбежал оставив дверь на распашку. Я подошла к коробочке на подоконнике и посмотрела на лежащего внутри птенца. Выглядел он ужасно. Лежал без движения, головой уткнувшись в полотенце. Я немного приподняла голову пальцем. Его закрытый серой пленкой единственный глаз едва-едва подрагивал. На месте второго было кровавое месиво. Все его тело пробивала мелкая дрожь.

Сзади вихрем взметнулся воздух и рядом со мной снова оказался парнишка. Я аккуратно отпустила голову птицы.

– Вы, сможете мне помочь? – спросил он занятый раскладыванием бинтов, палочек, скляночек на подоконнике.

Я согласно кивнула, внутренне собираясь и, как бы между прочем сказала:

– Меня зовут София, а Вас?

Он развернулся ко мне, удивление плескалось в его глазах. Немного замешкавшись, словно решая что то внутри себя он произнес:

– Люсьен, мадмуазель Софи, – тихо сказал он и наклонился к птенцу.

Я поняла, что так он сразу воздвиг между нами невидимую стену.

Дальше было не до размышлений. Люсьен оказался очень подкованным в деле помощи такого рода больным. Висящее крыло было аккуратно зафиксировано. Зияющая рана на месте глаза обработана, и даже наложено пару швов. Места на теле, где были вырваны перья и виднелись царапины, были густо смазаны, какой то темной и вонючей мазью. Я только успевала подавать нужное, да переворачивать птенчика.

– Ну, вот и все, – сказал он, выпрямился, потянулся, собрал обрезки, пузырек с мазью, – возьмите на кухне небольшую плошку, налейте воды и поставьте рядом. Воду ежедневно меняйте. А дальше все зависит от Бога. Все мы в его руках. Кстати о руках, помойте свои руки тщательней.

Я попыталась поблагодарить, но он устало махнул рукой и вышел. Закрыв дверь за собой.

Я еще немного посмотрела на несчастный комочек и пошла выполнять задания: сначала вымыть руки, затем найти плошку. Дверь закрыла плотно.

На кухне кухарка выдала мне невысокую мисочку с отколотым краешком. Я в нее налила воды и поставила в коробочке рядом с птенчиком.

Эванс пришел пригласить меня на кофе и поинтересовался, как там дела. Я показала коробочку, похвалила Люсьена. Он с любопытством осмотрел забинтованного птенца и уверил меня, что теперь он пойдет на поправку.

За столом у нас с Анной Леопольдовной только и было разговору о бедном птенчике. Она рассказала, что распорядилась покормить кота, чтоб не искал добычу. А еще распорядилась следить и закрывать дверь кухни. Обычно, кот не имел привычки гулять по дому. Но следить за ним и ни куда не впускать было велено всем.

Вечером, после вкусного ужина у нас с хозяйкой (и я ее так стала называть, следуя принятой в доме традиции) состоялся обстоятельный разговор. Мне были поставлены четкие условия работы. Но, честно говоря, я слушать-то слушала, кивать-то кивала, но совершенно ни чего не поняла. Уяснила только одно: у меня будет выходной. Самый первый мы проведем вместе посещая магазины и ателье, для составления моего нового гардероба. А вот остальные я могу проводить так, как мне вздумается. С этой, новой для меня, мыслью я легла спать. И прежде чем уснула пыталась представить себе – как это свой собственный выходной, еще и самой его проводить. Моей фантазии хватило только на то, что бы поехать на Елисейские поля и одной пройтись там. С такими мыслями я и уснула.

Во сне я гуляла по длинным узким улочкам, поднималась по широким высоким ступенькам, проходила мимо журчащих фонтанов. И только голос матери раздавался откуда-то сверху: «София, не семени ногами. София, не сутулься. София, не мямли. София, не позорь меня.»

Утром я первым делом заглянула в коробку. Птенчик сидел уже на своих лапках. Весь взъерошенный, единственный глазик закрыт сероватым веком. В плошке воды осталось на донышке. Я сбегала умыться и заодно наполнила плошку свежей водой. Глянула на часы и шустро стала собираться на завтрак. Так долго спать мне раньше не позволялось. Так. Все. Хватит вспоминать. Как было раньше. Мне сегодня на работу. Сегодня мой первый рабочий день. И меня вдруг охватила такая паника. А вдруг я не справлюсь. Окажусь неумехой и меня снова станут называть «криворукой». Уф. Надо успокоиться. Я мельком глянула на себя в зеркало и вышла в коридор спеша в столовую. Стала спускаться по лестнице, как вспомнила, что хозяйка попросила выйти утром с распущенными волосами. Она хотела оценить мой внешний вид без, каких либо сдерживающих лент. Да, точно. Какая я вчера вечером была не внимательная. Хорошо, что вспомнила. И я круто развернувшись на лестнице, бросилась обратно в комнату.

Возле моей двери стояла Марта и явно ее закрывала за собой. Я увидела мелькнувший испуг в ее глазах, прежде чем она развернулась и ушла по коридору дальше. Я, почуяв недоброе, ворвалась в комнату. Кот уже собирался запрыгнуть на подоконник. Я с криком метнулась к окну. Напугала кота и шуганула его из комнаты. Покрутилась вокруг. А потом взяла полотенце, обвязала вокруг талии, висящие концы связала и заправила за образовавшийся пояс. Получился кармашек на животе. Туда я посадила птенчика. И не подходя к зеркалу развязала ленту и скрутив ее бросила на кровать. Раз хотят меня видеть с распущенными волосами, пускай видят всю серьезность ситуации. Я вижу себя эдаким пушистым одуванчиком. В импровизированном кармашке зашевелились и я, чуть поддерживая его ладонью снизу медленно пошла в столовую. Дверь плотно прикрыла.

Извинилась перед хозяйкой за опоздание и подошла к столу. Сегодня на завтрак была овсяная каша. Садилась я слишком аккуратно, чем вызвала море вопросов. Я пожала плечами и сказала, что вернувшись нашла кота в комнате. Ни чего лучше не придумала, как взять птенца с собой. И показала кармашек. Анна Леопольдовна, пожурила кота и позволила усадить птенца на стол, на свободное место, чтоб не задохнулся в кармашке. После чая, вызвала кухарку и поручила птенца ее сыну.

– Пока мы с Софьюшкой будем на работе, отвечает головой, – строго сказала хозяйка.

Кухарка улыбнулась и расхваливая сына забрала малыша.

Я проводила ее взглядом и вздохнула. Хозяйка вставая из-за стола покачала головой. Отправила меня переодеваться. Старалась я быстро. Но пока одевалась вспомнила, как я точно так же одевалась, когда маман привезла меня сюда. И слезы остановить я не сумела.