Зверёк и суета вокруг теней

Он озабоченно нахохлился.

– Мы все на самом деле крохи в масштабах целого леса. Нужно, чтобы кто-то по-настоящему большой подул на лопасти.

Зверёк подумал о чуде-юде, за которым гонялся Шкрябл, но решил, что оно точно не обрадуется новым гостям. Зато Кся мыслила более прагматично. Она воскликнула:

– Медведь! Нам нужен настоящий медведь, и чем злее, чем больше и косматее, тем лучше.

– Один вырыл берлогу за оврагом, – сказал Ух, – Пролетая там вчера ночью, я слышал, как ходила ходуном земля от его храпа.

– Утром мы его навестим, – решил Зверёк, внутренне трясясь при мысли о встрече с огромным хищником. Но делать нечего, и Ух сказал совершенно верно: большие звери вершат большие дела, но иной раз только маленькие зверята могут их на это сподвигнуть.

Зверёк отправился к себе в трубу и свернулся калачиком на чёрной подстилке из хвои и листьев, а Кся забралась на сосну-маяк, и, завернувшись в тёплый свитер, стала смотреть, как мерцают звёзды и как приоткрывается лунная дверца. Приближалось полнолуние, и она уже предвкушала, как всласть наболтается со своей названной сестрёнкой, дочерью великанов Патрика и Инги.

Следующее утро выдалось облачным, но сэр Солнце взялся за дело с самого рассвета, окутав планету удушливым зноем. Казалось, лучи его пробивали даже самые плотные тучи, словно стрелы набитые пухом подушки.

Спустившись по водостоку вниз, Зверёк был неприятно поражён желтизной свежей травки. Более того, даже листья сворачивались в маленькие сухие кулачки, уменьшая и без того тонкие, почти прозрачные тени. Дождя не было с последнего снегопада, который, если уж судить строго, тоже не совсем дождь.

Он отправился к ручью и обнаружил, что ручей пересох. Только дно его ложа было едва-едва влажным, там барахтались несчастные водомерки и комариные личинки. Тогда Зверёк побежал на Ручейный холм. Обычно его слышно сильно загодя, но сегодня Зверёк услышал звон воды, только когда вскарабкался наверх. Родник больше не бил ключом, а сочился, и вода моментально испарялась, окутывая холм облаком пара.

– Нужен весенний ветер, – сказал Зверёк оказавшемуся рядом ужу, которого, как он помнил, звали Неряхом. Нерях дремал под листом лопуха, свернувшись клубком и кожей впитывая висящие в воздухе капельки воды. – Возможно, он принесёт дождь.

– Дошшшдь? – встрепенулся уж. – Где дошшдь?

Зверёк поспешил убраться, чтобы не расстраивать несчастную рептилию.

С Ксёй они встретились в овраге, забрав вертушку из дупла Уха, где оставили её накануне. Берлогу медведя отыскать было совсем несложно. Там явственно слышалась возня, эхом катились тяжкие вздохи, и после каждого из земли в страхе выныривали кроты и мелкие грызуны.

– Проснулся, – прошептала Кся. – Попроси его подуть. Меня он слизнёт, даже не заметив, а тебя, может, послушает.

Кся осталась перед логовом медведя – земляной пещерой, вход в которую частично прикрывали сухие стебли вьюна, а грунт хранил следы когтей. Она держала вертушку, прячась за её ручкой и со страхом глядя внутрь.

Зверёк сам не испытывал ни малейшего желания лезть внутрь, но было ясно, что отсюда медведь их не услышит.

Бесшумно ступая на мягких лапах, он вошёл в пещеру. Здесь было темно и прохладно, несколько ящерок и одна жаба сидели на камнях, охлаждая животики.

– Шшш, – сказала одна ящерка. – Тишшше!

– Шшшшш! – прибавила другая.

– Квак, – сказала жаба. – Коль пришёл, сиди тихо. Если Косматый нас услышит, то всех выставит за порог. Или, чего доброго, проглотит. Хотя мы с подругами не вкусные. А вот насчёт тебя я не уверена.

– Мне нужно побеспокоить медведя, – извиняясь, сказал Зверёк. – Иначе не будет никакого весеннего ветра, и цветы отцветут впустую, и не заплодоносит дикая вишня, и…

– Даже вишня? – ужаснулась жаба. – Я, видишь ли, очень люблю вишню. Особенно ту, перезрелую, что падает прямо мне в рот. Что ж, ступай. Но про нас ни слова.

Зверёк крался довольно долго, никого не встречая и чувствуя, как на загривок с потолка осыпается земля, как вдруг шум прекратился и кто-то грозно спросил:

– Это кто там? Пошли вон!

Зверёк вдруг обнаружил, что то, что он считал за продолжение пещеры, на самом деле открытая медвежья пасть, а сталактиты и сталагмиты – острые зубы, резцы и клыки.

Представившись, Зверёк сказал вежливо, как только мог:

– Не могли бы вы выйти и дунуть как следует в вертушку? Может, тогда ветер придёт в наши края.

Медведь подумал и поднял переднюю лапу. Зверёк приготовился удирать, думая, что его сейчас прихлопнут, но Косматый вместо этого принялся тереть глаза.

– Не выйду. Уходи.

– Ну пожалуйста! – внутренне холодея, попросил Зверёк. Он ждал, что медведь сейчас разъярится, но тот сказал каким-то простуженным, сиплым голосом:

– Не могу я выйти. Я стесняюсь. Моя тень пропала. Кто я без грозной чёрной тени? Просто мышь-переросток. Когда мой двоюродный дядюшка по маминой линии, потеряв нюх, наелся капусты, приняв её за выводок кроликов, вся косолапая семья покатывалась со смеху, думая, что большего недоразумения не может случиться с медведем. Но теперь… теперь я понимаю…

Только сейчас Зверёк понял, что Косматый не простужен – он плачет. И тут же откуда-то выскочила Кся. Она, конечно, не могла отпустить Зверька одного в логово хищника и пошла следом.

– Не расстраивайтесь, господин медведь, – сказала она. – Всё образуется!

Кся всегда была готова утешить горюющих, невзирая на размер когтей и зубов. Если ты горюешь, тебе не помешает всяческая помощь и поддержка – даже от такой малявки, как Кся, а Кся считала себя великой утешительницей. Однажды она смогла утешить дятла, который склевал одну букашку, а потом и свою знакомую букашку, которая сидела в его оперении и горевала, потому что думала, что, склевав её подругу, дятел больше не хочет с ней дружить. На самом деле, он просто не слышал её писк, потому как после тяжёлой дневной работы у него заложило уши.

Медведь засопел, а Кся (она слабо светилась в темноте) взбежала по переносице и устроилась между глаз зверя, пытаясь обнять его своими коротенькими ручонками. Она затараторила:

– В лесу живёт замечательный художник, бельчонок по имени Шкрябл. Он с радостью нарисует для вас тень ещё лучше, чем было, с огромным пушистым хвостом и закрученными рогами, с крыльями, как у бабочки, и усищами, как у муравья!

Медведь вдруг разревелся. Слёзы полились вниз настоящим потоком, и Ксю смыло с его морды. Она сшибла Зверька, и они кубарем покатились прочь, едва не захватив с собой жабу и ящерок.

– Вишь как слюной брызжет, – сказала жаба. – Страх, да и только! Повезло, что все живы остались!

– Шшшживы, шшживы, – зашипели ящерки хором.

Забрав вертушку, Зверёк и Кся убрались восвояси.

– Кажется, у меня не очень получилось, – Кся выглядела подавленной.

– Не расстраивайся, – сказал Зверёк. Он задумчиво грыз сорванный по дороге стебелёк. – Мы обязательно вернём этому медведю его тень. Вот только нужно сначала понять, куда все тени пропадают.

– Сначала Талисман, – сказала Кся, – теперь вот… ой!

Они со Зверьком одновременно увидели то, чего каким-то образом раньше не замечали. Возможно, виной всему жара, которая заставляет тебя мечтать только о глотке холодной водицы, а может, природная невнимательность лесных созданий. Добрая половина деревьев стояла без теней, а те, что оставались, создавали ложное впечатление, что друзья путешествуют по редкой лесополосе, а не пробираются густой чащобой.

– Кто-то обустраивает себе гнездо, – предположила Кся. – Тени же, наверное, мягкие. А в тень Косматого любой может завернуться с головой, как в большой плед.

– Если так, нужно поскорее найти этого инкогнито, – сказал Зверёк. – Целый лес без теней – настоящая катастрофа! Где маленькие зверята будут прятаться от свирепых хищников?

– И где свирепые хищники будут таиться в ожидании маленьких зверьков? – подхватила Кся. – Круговорот жизни в природе будет нарушен, и всё сделается шиворот-навыворот!

– Я привёл свидетеля! – сказал Шкрябл. Как всегда, он появился неожиданно и встрял в разговор, как будто был здесь с самого начала и даже ходил вместе со Зверьком и Ксёй в пещеру к медведю.

С ним была сорока с живыми любопытными глазами, которые так и шныряли в поисках жучков с лакированными панцирями и аппетитных жирных червяков. Она изучила простой наряд Кси и пренебрежительно каркнула. Эта сорока считала, что у женского пола непременно должно быть какое-то украшение, хотя бы и нитка бус. У неё самой на шее была хлебная корка и серебристый дождик, которым украшали дом к Рождеству сыновья сэра Призрака.