Игры чародеев

– Думал, ты сейчас вытащишь ингредиенты для какого-нибудь ритуала, – честно признался я. – Свечи там всякие, доску для вызывания духов. Ну, или что-то в этом роде.

Аня снова улыбнулась своей удивительно беззаботной улыбкой.

– Прости, но со спиритическими сеансами я не очень дружу. Так что призывать духов мы не будем. Лучше попробуем записать их разговоры на пленку.

– Используешь электро-голосовой феномен? – догадавшись, настороженно спросил я.

– Знаешь про ЭГФ? – вопросом ответила Аня. – Неплохо. Обычно маги стороной обходят всё, что связано с техникой.

– Знаю совсем немного, – признался я. – Но, честно говоря, не думал, что ЭГФ действительно существует.

Электро-голосовой феномен – одна из полумифических теорий, бытовавшая в сообществе волшебников и спиритуалистов. Её сторонники верили, что после смерти человека его душа, эмоции и некоторые другие элементы прошедшей жизни превращаются в некое подобие радиоволн. А значит – как и другие сигналы – они могут быть пойманы и услышаны с помощью обыкновенных радиоприемников.

Мне доводилось встречать людей, которые с пеной у рта доказывали, что смогли записать голоса умерших людей на пленку и разобрать их в непрерывном потоке белого шума. Но, как и большинство практикующих магов, я относился ко всей этой теории очень скептично и не тратил сил на её изучение.

А вот моя новая подруга, судя по всему, придерживалась в данном вопросе иных взглядов.

– ЭГФ ещё как существует, – она тем временем достала из рюкзака запечатанную микрокассету и, сдернув защитную пленку, вставила её в диктофон. – Только работает немного не так, как многие себе представляют.

В дальнейшие подробности Аня вдаваться не стала. Вместо этого велела опустить на окна жалюзи – благодаря чему комната погрузилась во мрак – и сесть на пол рядом с ней. Сжимая одной рукой старый диктофон, а другой – плюшевого медведя, Аня повернулась ко мне.

– Пока я не скажу, молчи и не двигайся. Замри как статуя, хорошо?

Я кивнул.

Девушка закрыла глаза, громко, по слогам произнесла незнакомое мне заклинание на турецком языке, а затем надавила пальцем на кнопку диктофона. На корпусе устройства тут же полыхнула красная лампочка, обозначающая начало записи, дисплей сбоку загорелся оранжевым цветом, а две пластиковые бабины принялись равномерно перематывать вставленную пленку.

Аня молчала, но напряжение на её лице говорило куда лучше слов – она изо всех сил держала концентрацию и старалась не упустить нить своего заклинания. Я посмотрел на оранжевый дисплей диктофона – это был экран датчика звуковых колебаний. Когда устройство улавливало звуки, на нем высвечивалась небольшая черная лесенка. Чем громче и четче был звук, тем больше ступенек этой лесенки отображалось на экране. Изображение дисплея было ожидаемо неподвижным – ведь кроме редких, едва уловимых шумов с улицы, никаких других звуков в комнате не разносилось.

Минута шла за минутой, Аня продолжала сосредоточенно сжимать своего плюшевого медведя, одновременно держа в руке диктофон.

Наверное, эта мягкая игрушка была её талисманом. У многих волшебников есть нечто подобное – специальные предметы, придающие силы и помогающие сотворить сложную магию. Как правило, талисманами становятся самые дорогие и важные сердцу вещи – обручальные кольца, крестики, фотографии любимых. А для Ани, похоже, такой вещью был потрепанный плюшевый зверь.

Я по-прежнему старался не шевелиться, и лишь водил глазами по сторонам. В какой-то момент взгляд снова упал на оранжевый экранчик записывающего устройства. Но теперь я с удивлением я обнаружил, что на дисплее радостно плясали черные столбики, то вырастая, то снова опускаясь вниз – как будто диктофон записывал чей-то неслышный нам разговор.

Неужели, заклинание Ани действительно работало?!

Как зачарованный, я смотрел на меняющиеся вверх-вниз уровни звука: иногда наступали паузы, затем экран снова начинал сообщать об изменениях слуховых частотных колебаний.

Но через некоторое время скачки столбиков на дисплее полностью прекратились.

Аня открыла глаза и выключила запись, а затем – тяжело задышала. Заклинание явно далось ей с большим трудом.

– Вроде, получилось, – немного отдышавшись, сказала она. – Давай послушаем, что же тут произошло.

Отмотав пленку назад, Аня посмотрела на меня и нажала на кнопку воспроизведения записи.

Сначала мы слушали монотонный шум, напоминавший типичные радиопомехи. Аня сделала звук громче; из небольшого шуршащего динамика, пробиваясь сквозь несмолкающие белые шумы, до нас постепенно начали долетать чьи-то голоса. Речь была сильно искажена, но слова всё же удавалось разобрать.

Мужчина и женщина не просто разговаривали, они почти что кричали друг на друга.

«Я должна сделать это! – возбужденно говорила женщина. – У нас нет выбора!»

«Нет! – в голосе мужчины чувствовалась дрожь и страх. – Адель, это безумие!»

«Если этого не сделать, они убьют всех нас. Понимаешь, всех! Тебя, меня, Алису!»

После этих слов, как по сигналу, комнату окутал пронзительный плач младенца.

«Ну-ну, Алиса, не бойся», – голос Адель едва ли можно было назвать успокаивающим.

На несколько секунд в разговоре воцарилась пауза. И единственное, что мы слышали – громкие, истеричные крики ребенка.

«Миша…, – теперь Адель говорила тихо и уверенно. – Я всё равно обречена. Сколько у меня осталось? Два года? Три? Я должна умереть. Нет другого выхода».

Я услышал хлопки закрывающихся автомобильных дверей где-то вдалеке. Затем раздался легкий металлический лязг жалюзи – по всей видимости, кто-то из присутствовавших в комнате выглянул в окно через опущенные жестяные полоски.

«Они здесь, – сказала Адель. – Миша, хватит! Больше нет времени! Я должна умереть! По-другому нельзя!».

«Можно!», – решительно ответил мужчина.

Внезапно уверенный голос Адель изменился. В одно мгновение он вдруг наполнился ледяным ужасом, словно она увидела что-то невообразимо пугающее.

«Что ты делаешь?» – истошно взвизгнула она.

«Мы сможем тебя спасти! Вылечим!», – громко ответил Михаил.

«Нет! – голос Адель перешел на истерический крик. – Не смей! Даже не думай!».

Непрерывный плач ребенка не смог заглушить звук выстрела, а следом за ним – глухой удар о паркет. Гадать было не нужно – я посмотрел на красное пятно, застывшее на полу, и представил, как на это место двадцать лет назад упало мертвое тело Адель.

Голоса затихли. И только острый детский плач продолжал пробиваться сквозь белый шум, фоново доносившийся из динамика.

От услышанного к горлу подступил неприятный комок – пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы стало немного полегче. Бледная как мел Аня смотрела на меня ошалевшим взглядом.

– И на кой черт я сделала эту запись? – тихим, надрывным голосом прошептала она.

Нам обоим понадобилось время, чтобы прийти в себя. Окружавшая квартира начала давить ещё сильнее и теперь казалась ужасным, зловещим местом, из которого хотелось как можно скорее вырваться.

Для меня по-прежнему оставалось загадкой, что же на самом деле здесь произошло. Страшные обрывки диалогов пролили лишь немного света на случившееся. Но одно было очевидным: события, произошедшие в этой комнате, оказались мрачными и печальными.

– Место смерти мы нашли верно, – немного сбивчивым голосом сказала она. – Давай быстрее закончим с алкафестом и уберемся отсюда.

Я молча кивнул, выражая полную солидарность.

Аня достала из рюкзака и протянула мне в ладонь небольшую деревянную плашку, размером с зажигалку. На ней оказалась вырезана древняя англосаксонская руна Альгиз, изображенная как вертикальная линия с трезубцем вверху.

– Порежь себе палец и окропи руну, – сказала Аня, передавая небольшой канцелярский нож.