Кремовый ручей

Ночью этот рабочий городок засыпает. Люди и машины, по крайней мере, на окраинах, встречаются совсем нечасто. Ветер на улице успокоился и почти не чувствовался. Тучи над головой расступились, стало немного светлее. Вскоре мы свернули с бетонированной рифленой дороги и вышли к морю, спускаясь по крутой насыпи к галечному пляжу. На берегу, как бы обособленно от всего остального города, стояли пара-тройка панельных домов. От этих домов по трубам прямо в море стекала канализация. На пляже открывался хороший вид на заснеженные сопки, стоявшие вдали, на противоположном берегу. У воды трое людей закидывали невод – две женщины и мужчина. Мы подошли к ним, и я решил завести разговор, спросив, какая рыба здесь ловится. Парень и девушка были молоды. Они молчали и почти не учавствовали в процессе ловли, а бойкая женщина, лет шестидесяти, отозвалась:

– А вот, смотри: кета, горбуша, нерка, – охотно начала рассказывать она, параллельно выпутывая рыбу из сети, – Ловим, в основном, кету для икры. Самцов отпускаем. Самцов от самок легко отличить. У них острые челюсти, у самок притупленные. Вон, посмотрите, там наш улов.

Женщина показала в сторону, где стоял импровизированный столик из подручного хлама и небольшая эмалированная ванная с рыбой. Мужчина вспарывал кету, сразу потрошил её, доставал икру, тушки кидал в ванную, потроха обратно в море. В ванной, помимо кеты, плавало ещё несколько горбуш. Рядом стояла наполовину заполненная пятилитровая баклажка икры и пакет с вырезанными молоками. Кто-то из ребят спросил:

– Вы икру продаёте?

– А как же! – снова оживилась женщина, – Две тыщи за кило. Я её вам засолю. Если сразу есть, то чуть-чуть, а если будете хранить, то посильнее. В магазине икра дороже, и сколько она лежит-то там? Её ещё и солят неправильно, все полезные свойства уходят. А у меня свежак! – хвалилась она, и через минуту продолжила:

– Сама я живу в Калининграде. Приезжаю сюда часто, в родные края. Ещё мой дед разрабатывал тут рудники много лет назад, поэтому я, вроде как, коренной житель. Вы не смотрите, что харя у меня не Чукотская, для меня этот край родной. Живу я в Калининграде давно, и когда была молодой, лет, эдак, 30—40 назад, то захворала не на шутку. Температура месяц высокая стоит, никак не собью. Врачи лишь руками разводили. Только потом стало ясно, что уже легкое начало гнить. А брат мой здесь всё время живет, он как узнал, что сестра больна, так взял кетовой икры трехлитровую банку под мышку, метнулся ко мне, и икру эту столовыми ложками в рот запихивал. Так не поверите, через три дня уже выписалась из больницы! Теперь я каждый год здесь. Для меня этот край роднее всего. Ловлю тут рыбу, внучку, вот, с собой первый год привезла.

Кто-то из наших парней обрадовался, хотел найти удочку и, если выдастся свободное время, половить здесь рыбу, но женщина ответила:

– Ну нет, ловить рыбу бесплатно тут можно только коренным жителям, либо тем, у кого здесь родственники до третьего колена, как у меня. Этот пляж для таких. А там, на пляже, что подальше – вон он, огорожен – там для приезжих. Триста рублей платишь, и лови. А будешь бесплатно тут ловить – рыбнадзор оштрафует. Рыбу я вам и бесплатно могу отдать. Вон у меня её сколько! Молоки ещё можете взять, пожарить. Очень вкусно!

Тем временем в сеть, которую она уже закинула, снова набилась рыба. 15 минут под водой, и в неводе уже 5—7 рыб по 2—3 килограмма каждая. Самцы выкидываются, и сеть забрасывается снова. Точнее, не забрасывается, а женщина в своем прорезиненном комбинезоне заходит в воду по грудь и тянет сеть за собой.

– Ну что, ребята, никто не хочет сеть отнести? Это во мне метр шестьдесят, далеко не уйду, а вы подальше отнести сможете. Можете потом и невод вытянуть, самцов отобрать и выкинуть, вы уже сами всё знаете.

Мы начали таскать невод, перебирать его и фотографироваться с рыбой на фоне моря, гор и порта, который стоял вдалеке. Женщине же, радой от внезапно привалившей дармовой рабочей силы, наша помощь только на руку. Она довольно села за свой столик и начала пить чай вместе с внучкой. Увидев, что мы фотографируемся, она сказала:

– Можете ещё поснимать, как я рыбу разделывать буду, – и сказала мужчине: разрежь им рыбу, пускай хоть посмотрят, поснимают.

Мы хотели после полей перед отъездом купить у женщины рыбы и икры, но она сказала, что 15 августа уже летит в Калининград и дала номер своего знакомого, который мог бы продать нам рыбу подешевле прямо в аэропорту. Мы записали на всякий случай её номер, и номер мужчины.

– Моего друга зовут Миша, а я – Светова Света. Меня вся Чукотка знает. Да меня сам Абрамович знает! – крикнула она, вскинула руки вверх и засмеялась.

День второй. 20.07. Четверг.

Встал я рано. На часах пять утра, спать больше не хотелось. Организм воспринял этот сон как дневной, поэтому я спал так мало. Нужно было побыстрее пережить эту акклиматизацию, чтобы наконец уже влиться в нормальный режим. Мои товарищи под боком тоже не спали, у них с организмом было то же самое, что и у меня. Один из них так и не смог уснуть всю ночь.

Погода сегодня ясная, тёплая. К восьми утра в амбар подтянулись рабочие мужики. Они надели на себя спецовки и принялись пить чай. Стали приезжать и уезжать машины. Я успел уже поесть, побродить по близлежащим окрестностям, провести фотоохоту на сусликов, которых водилось во множестве среди строительного мусора за амбаром. Эти милые, не очень большие, размером с крысу, животные, звались среди местных евражками, или евраганами.

Прямо через дорогу, на возвышении, стоит большое здание с огромными трубами, похожими на градирни. Это местная котельная, которая зимой отапливала весь город. Я прошёл ещё выше и уткнулся в подножие небольшой сопки на краю города. С этого места открылся неплохой вид на город и залив, в котором мы рыбачили вчера. Под боком котельной рассмотрел кладбище, и спустился к нему. Судя по состоянию надгробий и оград, погост не пополнялся новыми могилами уже много лет. Многие из них сильно просели, поросли болотной вьющейся травой. На тропинках между могилами ноги вязли в топком мокром суглинке, похожем, скорее, на болотную жижу, затянувшуюся ряской. На многих могилах таблички с надписями стёрлись, заржавели, отпали. Последние захоронения приходились здесь на середину 80-х годов. Место удручающее и пустынное. Здесь не хотелось ходить и мочить ноги, поэтому я поспешил уйти.

В амбаре рабочие мужики тем временем завели большие гусеничные вездеходы, один из них вывезли из гаража, разъединили гусеницы на колесах и стали ремонтировать. Сам внешний облик этого передвижного сарая на колёсах выглядел немного нелепо и отдалённо напоминал какую-то тяжелую, самоходную установку. Кабина из толстого железа, маленькие окошки, высота машины около двух с половиной метров, а вес, должно быть, не менее десяти тонн. Казалось, что такая махина проедет где угодно. У неё имеется нос, которым можно стесать небольшие бугры, либо валить среднего размера деревья, хотя деревьев здесь я ещё не видел вовсе.

Я пошёл и лёг на гигантские сани за гаражом. Отсюда открывается красивый вид на болотистую загородную равнину, на лиман, и на заснеженные сопки на противоположном берегу. Меня окружали многочисленные звуки животного мира. Такое богатое разнообразие фауны здесь приятно удивляет. Постоянно кричат гигантские чайки, на крышах сидят голуби, чирикают воробьи. Много насекомых, мух, комаров. В море изобилие рыбы и морских животных, а каменистая почва испещрена тоннелями сусликов. Просто удивительно, как большинство этих видов может выживать здесь, когда их жизненный цикл укладывается всего в пару месяцев лета в году. У тех же сусликов есть совсем немного времени на то, чтобы успеть вдоволь наесться травы, накопить необходимую прослойку жира и снова завалиться в спячку на долгую зимовку. Благо, что травы в это время года тут в достатке. Встречаются почти все виды трав, которые есть и в нашей средней полосе.

К 10 часам в гараж подъехал Лебедев. В подвале гаража он распорядился выдать одному из подчинённых, который уже ждал внизу, рабочую спецодежду для нас. Этого молодого мужчину, лет тридцати от роду, звали Миша. Сперва я принял его за кладовщика, или завхоза, но он оказался заместителем Лебедева. В кладовом подвале гаража он копался в одежде, выдавая нам комплекты.

В комплект выданных нам вещей входили резиновые длинные сапоги-болотники, летние брезентовые штаны и инцефалитка, а так же толстые зимние штаны, большой пуховик с отстёгивающейся ватной подкладкой и берцы. Все комплекты абсолютно новые, в упаковке и с бирками. Одежду мы померили сразу. Полностью экипировавшись в этот толстый ватный комплект, я почувствовал себя космонавтом, облаченным в скафандр. В этой одежде трудно передвигаться. Зато замёрзнуть осенью в полях нам теперь точно не грозит. Очень тепло и мягко.

В душном подвале складского помещения жарко. При примерке одеяния я сильно вспотел и пошёл обмыться в умывальнике, на сколько можно, и помыть голову. Санузел находился в жилой пристройке гаража на первом этаже. Им пользовались все механики и рабочие. Относительно чистый, но старый и изношенный, обложенный плиткой, потрескавшейся со временем, с ржавыми разводами на керамических изделиях. Теплая вода здесь отсутствовала, в туалетах не работали бачки для смыва, поэтому предварительно перед походом в туалет приходилось набирать с собой ведро воды. После освежающих водных процедур я переоделся в рабочую робу и сел в гаражном помещении за стол, где мои товарищи вместе с рабочими гаража гоняли чаи.

Один из рабочих сказал, что для нас имеется работа и пригласил нас в соседний с основным гаражом длинный амбар с деревянными покосившимися воротами и прохудившейся крышей. Нам необходимо вытащить из этого сырого амбара несколько баулов с мешками для геологических проб и разложить их на солнце для просушки. Мешков три типа: геохимические – самые маленькие, керновые – узкие, но глубокие, и бороздовые – самые крупные, объёмом около четырёх литров. Их оказалось слишком много, несколько тысяч, и мы обложили ими всю территорию вокруг ангара и гаражей. В процессе работы солнце поднялось в зенит и стало по-настоящему жарко. Даже через футболку оно пекло достаточно сильно для того, чтобы в скором времени вспотеть.

– О! – сказал рабочий, – А ведь это даже не 20 градусов ещё.

В перерыве мы пообедали. Свет отключили, заварить чай не удалось. Мы продолжали питаться за свой счёт всё тем же, что купили вчера вечером в магазине – паштетом, сыром, хлебом. Я вытащил сало, которое привёз с собой из дома. Принесли недоеденную вчерашнюю рыбу. Того рабочего, с которым мы занимались просушкой мешков, звали Иван. Этот худосочный пожилой мужчина любил поболтать и пуститься в долгие рассуждения, особенно на перерывах, рассказывая о своей работе, жизни в полях и пытался поучать нас.

– Воду здесь из крана только не пейте, грязная она. Трубы ржавые, хлорки много. Не умрёте, конечно, но обосраться вполне возможно. Вот поедете в поле, там ручьи текут с талыми водами. Там лёд тает всё лето, пока опять снег не выпадет. Вода из этих ручьёв чистая, вкуснейшая. Телефоны в полях бесполезны, там сети всё равно нет. Только спутниковый телефон. Раз в неделю позвоните родным, скажете, что всё в порядке, и хватит. Помню, встретили в полях однажды девушку и парня молодых, а они нам сразу: «Позвонить у вас есть?». Оказалось, что ветеринары, из Благовещенска. Пошли за оленями, да то ли заблудились, то ли ещё что. Короче, позвонили на базу, чтобы их забрали. Было такое, что и сами терялись. Несколько дней в полях, а на троих только несколько банок тушенки. Съели быстро. Хорошо, что встретили чукчей со стадом, договорились с ними, они нам продали оленя за 10 тысяч. А это очень дешево. Бывало, что в полях оленей бесхозных видели стада. Многие дикие, некоторые домашние, отбились от своих, смешались там все. И никто не пасёт. Мы тогда их много настреляли. Кто солил потом, кто заморозил мяса. И с медведями не раз сталкивались. Повадился один раз медведь в компостную яму лазить, метрах в пятидесяти от лагеря. Ну мы его ружьём! В него не стреляем, конечно. В воздух. А то если ранишь медведя, то плохо дело будет. И в маршруте попадался нам. Оленя завалил, тушу грызёт. Нас увидел, так в зубы её взял и потащил – не хочет отпускать. Мы выстрелили, только тогда тушу бросил, убежал. Продолжили работать, отвлеклись, и глядь – опять пришёл, жалко ему добычу бросать.

Ненадолго прервав свой немного несвязанный монолог, Иван закурил, многозначительно уставился в пустоту и затем продолжил:

– А вообще вы, конечно, поздно приехали сюда, ребята. Тут и так полевой сезон короток, а сейчас уж месяц, и всё. Что с вами потом делать будут, не знаю.

После обеда мы немного переждали и пошли с Иваном собирать высохшие мешки. Он вновь пустился в размышления, благоговейно ностальгируя по своей насыщенной яркими воспоминаниями жизни и работе. Сначала рассказал о кризисе в 2008, который его коснулся, из-за чего он, уже тогда будучи в пенсионном возрасте, не мог найти работу по специальности. Пришлось работать на заводе в родном Челябинске. Рассказывал про большое золотое кольцо – комплекс золотых рудников на этой широте на Чукотке, ещё в каком-то российском городе, и об Аляске. Сказал, что если на Аляске почти все месторождения найдены и разработаны, то Чукотка, по сравнению с ней, всё ещё остаётся неизвестным краем, полным полезными ископаемыми. Самое крупное и богатое месторождение, которое здесь разрабатывается на сегодня, называется Купол. Многие геологи хотят попасть туда, потому что платят там очень хорошо.

Солнце клонилось к закату. Наш рабочий день завершался. Я неспешно продолжал собирать высохшие мешки, помимо Ивана слушая анадырскую радиостанцию под названием Пурга и думал о том, что это так странно – жить в самом малозаселённом регионе России, в котором столица в 15 тысяч человек, и при этом иметь и свою радиостанцию, телевидение, и даже очень хорошие хоккейные команды, отстаивающие на международных матчах честь своей страны. Причём каждый здесь знает друг друга. Возможно, видит теле- или радиоведущего каждый день на улицах, лично знает мэра города, главу округа, и прочих известных личностей края. Мне кажется, что подобное близкое социальное взаимодействие между людьми положительно сказывается на жизни таких обособленных мелких населенных пунктов крайнего севера, где каждый известен друг другу и может напрямую повлиять на жизнь ближнего; так проще пойти на диалог с властью и прочими органами в случае беды или каких-либо проблем.

На Чукотку наконец пришло жаркое лето – главное событие сегодняшнего дня, по мнению диктора. После озвучивания короткой сводки новостей, он пожелал слушателям удачного завершения рабочего дня и хорошего настроения, после чего заиграла по-летнему теплая заводная музыка.

Моё внимание снова сконцентрировалось на Иване, несущем в мои уши бесконечный поток информации. Я даже не сразу заметил, как мои товарищи ушли делать другие дела, и мы остались с ним наедине, он полностью переключился на меня. Многое из того что он говорил, вроде политики, его родословной и мнения об известных людях, меня не особо интересовали. Его геологические истории о путешествиях занимали гораздо больше. Из них я понял то, что он уже очень опытный геолог со стажем, объездил множество республик бывшего СССР и много где бывал в самой России.

– Я как турист, путешествую без денег, да мне ещё за это и платят! – говорил он, улыбаясь. Когда он снова коснулся темы о Чукотке, я спросил, видел ли он настоящих коренных чукчей, которые ведут кочевой образ жизни, живут в юртах, едят сырое мясо и одеваются в шкуры оленей.

– Чукчи, которые в народных одеждах? Тут таких не встретишь, – ответил он. – Вообще, мне кажется, такие чукчи остались только в телевизоре. Нет, может и есть отдельные племена, но они далеко на севере, за полярным кругом. Видел я что-то приблизительно подобное. Натыкались на стада оленей чукчей, сами они выходили посмотреть, чем мы занимаемся. Но юрт и их стоянки не видел. Одеты они в поношенный китайский ширпотреб, так что смотреть особо не на что. А то, что они всё ещё пытаются жить кочевой жизнью своих предков, тоже отчасти верно. Многие из них очень не любят тех метисов, которые живут в городах и других крупных поселениях Чукотки. Они считают их людьми, отбившимися от своих корней, потерянными. Такие чукчи уже не будут никогда жить в тундре, не смогут вести хозяйство, забудут родной язык. Но и в городе им не будет лёгкой дороги. Многие без образования, берут любую самую низкооплачиваемую работу, живут бедно и, в конце концов, спиваются. А для чукчей водка – самый страшный враг. В их организме нет иммунитета к алкоголю. Знаю я такого одного, приехал откуда-то с тех краёв. Хороший парень, крепкий. Серёгой его звали. Мы с ним общались несколько раз, приехал он в город работу искать. На следующий год приезжаю на новый полевой сезон, иду по городу, смотрю – стоит Серёга с протянутой рукой. Вид у него, конечно… – Иван сострадательно подкатил глаза, молча качнул головой, махнул рукой. – Ну вот, пошатался тут по окрестностям, а на следующий год вообще пропал. И никто не знает, куда он делся.

После его ответа, я задал Ивану теперь уже скорее риторические вопросы о том, как такой маленький городок может поместить в себе и телевидение, и радиостанцию, пару редакций и газет и много других различных инстанций.

– Ооо… – махнул он, – ты тогда вообще удивишься, что тут ещё есть свой парламент с правительством, счётная палата, большой штаб МВД, ещё офис этих пограничников, как их зовут, забыл, а ещё военных учреждений сколько!

– Расскажи, как люди проводят здесь досуг?

– Ну-у, как… – задумался Иван, – кинотеатр здесь есть, «Полярный» называется, клуб ещё какой-то, куда молодёжь ходит развлекаться. Музей есть. Два торговых центра, а всяких мелких магазинов уж не счесть! Так что люди всем тут обеспечены.

К вечеру все мешки были отсортированы, и работа окончилась. Мы с товарищами решили скинуться и купить в магазине еды на всех, чтобы было не так затратно. В торговом центре цены на продукты очень высокие. Местные посоветовали нам один дешевый магазинчик, и мы пошли туда.

После похода по магазинам, товарищи, которых поселили вчера в пристройке, пригласили нас на ужин к себе в квартиру. В этих квартирах имелись все необходимые условия для жизни. Маленькая комнатка, квадратов в двадцать, мебель, бытовая техника, санузел. Парни жили по соседству с Иваном и геофизиком, тоже работником Анадырской конторы, по имени Саша. Саша был молодым, долговязым, худощавым парнем. Сам родом из Воронежа, выпускник 2013 года нашего геологического факультета ВГУ. По окончанию учёбы он приехал работать в Анадырь. Не так давно он сломал себе руку, и целыми днями сидел дома на больничном, слушая истории своего разговорчивого соседа, который его уже успел достать до такой степени, что они поругались и почти не общались друг с другом, при встрече лишь только хмуро переглядываясь. Иван называл Сашу лишь по фамилии с ноткой неприязни в голосе, Саша же окрестил своего недавно прибывшего соседа любителем подсесть на уши, что, впрочем, я уже и сам успел заметить.

В маленькой кухоньке мы собираемся приготовить ужин из купленных в магазине макарон со свиной тушенкой.

– Да зачем же здесь свиная тушенка? – возмутился Иван, увидев выложенные на столе продукты. – Вот вам горбуша, лучшая рыба! Уху сварите, пожарьте. Я пока здесь, только рыбой и питаюсь! – он достал из-под стола две свежих рыбы небольшого размера и начал потрошить и разделывать, – вот вам. Головы и хвосты с ливером кидайте в уху, а само мясо и молоки сейчас обваляем в муке, посолим и обжарим.

Сначала я воспринял эту идею о рыбном ужине без особого энтузиазма. Рыбу я не любил и ел очень редко, но сегодня всё же решил попробовать жареную свежую горбушу. Вскоре первая партия золотистого филе была готова. После того как я её попробовал, то и сам подумал: «Да на кой чёрт мне вообще эта тушёнка свиная сдалась?» Эта жареная рыба просто неимоверно хороша на вкус. Никакой вони, как это бывает у речной рыбы, минимум костей, восхитительное нежное мясо. Если бы я жил на Чукотке, то и сам только и питался бы свежей горбушей.

После ужина Иван пошёл в комнату смотреть телевизор, а на кухню вошёл Саша. Нам он больше поведал о городе и о своей жизни в нём, отвечая на наши многочисленные вопросы.

– Сначала квартиру тут снимал, по цене 20 тысяч за однушку, плюс 5—7 тысяч коммуналка. Раньше центральное здание всей нашей конторы располагалось здесь же, в Анадыре, но теперь нас вроде как переподчинили новой геологической кампании, с главным офисом и начальством в Магадане. Всё сразу хуже стало. Перебои в финансировании частые, пришлось переехать из квартиры сюда. В самом начале зарабатывал 60 тысяч, потом меня повысили до начальника партии, начал зарабатывать 80, что нормально для Анадыря. С зарплатой в 60 тысяч тут жить ещё можно нормально, тем более, когда один. Теперь, если верить слухам, новое начальство собирается урезать нам зарплату до 45 тысяч. С таким заработком здесь уже сложнее. Если эта информация подтвердится, то буду уезжать отсюда. Вообще сегодняшний заработок, который я получаю в конторе, у меня далеко не самый большой, конечно. Самые высокооплачиваемые рабочие здесь – водители бульдозеров и гусеничных вездеходов. Если верить их словам, то в месяц они поднимают 150 тысяч, хотя многие из них даже не имеют высшего образования, а некоторые вообще являются попросту тупым быдлом. Они ужасно кичатся своим высоким заработком и смотрят с призрением на геологов, которые по всем правилам имеют более высокий статус, чем они. Однажды подслушал такой разговор между двумя водилами. Они спорили, и один другому говорил, что будет скоро жить на центральной улице города, где цены на жильё самые высокие: «Ох, ну и запросы у тебя!» – ответил второй. «Ну а что такого-то? Заработаю и куплю себе хату нормальную! Я ж не геолог какой-нибудь – в палатке жить». Я просто охуел от такого заявления. В полях они вообще ведут себя по-свински. Никогда нас с маршрутов не ждут. Привезут на профиль и уезжают сразу в лагерь отдыхать, а нам потом плетись по горам да по болотам с аппаратурой километров пять, а то и больше. Раз по договоренности условились, что они геологов одним днём вывезут из города до лагеря, а потом сразу обратно. Но возникли проблемы, и пришлось водилам вместе с нами ночевать. В лагере был балок, в котором мы расположились, но они мне заявляют: «Ну мы в балок пойдём спать, а ты давай в палатку. Ты ж геолог, вас этому учили». Чему учили?! В палатке спать? Что за бред? Иногда такую фигню несут, что хоть стой, хоть падай.

По поводу досуга. Есть кино. Кинотеатр здесь современный, с одним большим залом. Фильмы там крутят регулярно, причём новинки, всё как в больших городах, но как-то не долго, максимум дней десять. Просто за это время новинки успевает посмотреть весь город, и дальше крутить картины пустому залу не рентабельно. Да и сам кинотеатр не особо рентабельный, на государственных дотациях содержится, сеанс всего 350 рублей стоит. По вторникам 150. Но по вторникам обычно крутят всякое говно, новинки никогда. Выбора как такового и нет: пойти в кино, либо телек посмотреть, интернета ведь нормального тут нет. Об оптоволокне приходится только мечтать. Единственный выход – мобильный интернет, либо usb-модем. Вы не смотрите, что в телефоне значок 4G, это туфта. На деле вообще не грузит ничего. Один фильм весь день качаю, даже страницы сайтов открыть нормально не могу, грузит один только текст. Да ещё и операторы все сделали интернет-трафик ограниченным для сим-карт с материка, чтобы люди сим-карты в этом регионе покупали за большие деньги, а не везли с других, где они копейки стоят. Вот и плачу по 2000 в месяц за 6 гигабайт интернета. Это просто смешно!

Ещё можно в клуб сходить. Самый лучший клуб здесь называется «Ибица». Вход стоит 500 рублей, алкоголь, зачастую, и того дороже. Там ещё можно склеить себе самочку на ночь, завсегдатаи этого заведения не особо привередливые в выборе партнеров, но есть риск нарваться и получить по морде. Мордобои там вообще обычное дело, так что ходить туда тоже не особо интересно, ну только если очень хочется. Но вообще, жить тут можно. Здравоохранение отличное, врачи первоклассные. Знаю я, что здесь школа хорошая и школьникам предоставляют бесплатно все виды спортивных кружков, всё оплачивает государство. Вообще спорт тут очень хорошо развит. Есть фитнес-центр, спортивный зал и всё остальное.

До клуба, кинотеатра, либо магазина можно доехать на такси. Больше половины машин, которые тут вообще числятся, это такси. Бомбят все. Поездка в пределах города стоит всего сто рублей. Есть здесь и общественный транспорт, пару автобусов. Проезд на них бесплатный, но кому из местных жителей охота ездить на автобусе? Сто рублей здесь – это ничто и, несмотря на то, что весь город вокруг можно обойти за полчаса быстрым шагом, люди, в основном, ездят на такси. Так удобнее, потому что часто, когда на улице сильный мороз, либо жуткая непогода, а идти надо в другой конец города, то просто легче заказать такси и доехать на нём. Оно очень выручает. Мы втроём с приятелями шли домой прошлой зимой, и настигла нас сильная буря. Порывы ветра были такими мощными, что мы втроём держались за руки, боялись, что ветер нас просто подхватит и унесёт, будь мы по отдельности. Одну женщину на улице сбило с ног и потащило по снегу в нашу сторону. Мы её еле поймали, она в нас вцепилась намертво, визжала во всю глотку, её паника передавалась остальным, было страшно. Какое счастье, что мимо проезжало пустое такси, мы его поймали, только так и спаслись.

Вообще ураганный ветер тут не редкость. Часто при грозе или метели его скорость достигает тридцати метров в секунду. А прошлым летом тут такой ад творился! Скорость ветра 51 метр в секунду, такое я видел впервые. В порту повалило краны, а на открытой местности переворачивались машины, так что при такой погоде всё же лучше всего дома сидеть.