Бугорландские Хроники

– Вон отсюда, заорал взбешенный такой наглостью царь.

– Неужели у Вас хватит совести выгнать бедную женщину с ребенком ночью на улицу, заплакала в свою очередь, незнакомка.

– А ребенок-то где? – не понял Горох.

– Его пока нет, но он будет…потом, обязательно будет…

– Вот когда будет, тогда и поговорим, а сейчас…

– Разрешите мне остаться, хотя бы не надолго, не унималась дама. – Ну, хотите, я сама вам заплачу…

– Гусары денег не берут, мадам, гордо молвил Цап-Царапыч. Клоуны дико заржали.

– Камеры не сдаются, отрезал царь, – нам здесь самим тесно. И потом, мадам, это чисто мужская тюрьма.

– Ну, хорошо, вздохнула дама, – я открою Вам свой маленький секрет. Надеюсь, Вы – джентельмен, и этот разговор останется между нами.

– Здесь все джентельмены, заметил с некоторым пафосом Горох. Окончательно проснувшиеся завоеватели тем временем ближе придвинулись к незнакомке, чтобы ненароком ни чего не пропустить.

– Я, я … не девица, зарыдала незнакомка. Ряды завоевателей сомкнулись еще теснее. И тогда, не прекращая рыданий, дама рассказала трагическую историю всей своей жизни.

Как оказалось, под личиной благородной леди скрывался ни кто иной, как наглый чиновник из отдела согласования и лицензирования (для тех, кто уже успел его забыть, см. главу 1.6.1.) Вскоре после той памятной встречи с Горохом вся жизнь у него пошла наперекосяк. Чиновником заинтересовались некие компетентные органы, а жена его, наоборот, совсем перестала им интересоваться. Вследствие чего и сбежала от него с учителем математики. В след за ними вынужден был податься в бега и сам чиновник, облачась, для маскировки, в женское платье.

– Таким вот образом я и дошла, точнее, дошел до такой жизни, закончил свою речь чиновник. – Помогите, люди добрые кто, чем может. Мы сами не местные…

Но тут Горох грубо перебил его, резонно заметив, что беглым чиновникам не место в тюрьме.

– Беглые чиновники, грозно добавил царь, – должны скрываться в более приличных местах, на всемирно – известных курортах и здравницах мира, а не в этой глуши. Так, что держать Вас здесь, в тюрьме, я не имею права. Но и выкинуть вас сейчас на улицу среди ночи мне совесть не позволяет. Дождемся утра. А пока, что, – раздевайтесь, приказал царь.

Беглый чиновник, он же дама, он же сыщик раздеваться при всех категорически отказался. В ответ на это, клоуны, похабно заржав, повскакав со своих нар, в два счета раздели беднягу, оставив на нем лишь старые кальсоны в бледно-голубую полоску. Бедняга отбивался, как мог, но сила в эту ночь явно была не на его стороне.

– Ну, хватит, хватит, прикрикнул на распоясывавшихся подчиненных Горох, после чего обратился непосредственно к чиновнику:

– Посмотрите на себя, любезнейший. Это же форменное безобразие, своим непотребным видом вы порочите всех женщин на свете. Нет, Вам непременно следует сменить имидж, быть женщиной вам не к лицу. И он поинтересовался у бывшего лекаря Фиштуллы, что тот может сделать с чиновничьим лицом, чтобы того ни кто не узнал.

На что Фиштулла, ответил не раздумывая, что с чиновничьим лицом он может сделать все что угодно. Может выбить ему зубы, расцарапать лицо ногтями, глаз подбить, и повыдергать все до единого волосики, так, что его родная мать не узнает. Но Горох пожалел несчастного, и велел для начала принести из тюремной кладовой что-нибудь из одежды. Яшка быстренько сбегал в кладовку и принес оттуда разноцветный костюм шута и колпак с бубенцами. Чиновник ошарашено уставился на этот костюм.

– Это, что – мне? Да Вы, что – совсем обалдели. Никогда, слышите меня, никогда не буду я шутом гороховым.

– Ни когда не говори «никогда», обиделся Горох. – Мы к нему со всей душой, помочь хотим, а он еще выкобенивается.

– Да я не против того, чтобы переодеться, но не шутом же. Кем угодно, только не шутом.

– Да чем тебе шут не угодил–то? – удивился царь. – Они такие же люди, как и все.

– Ну, замялся чиновник, не зная, что на это ответить. – Над ними же все смеются.

– Пусть над Вами лучше смеются, чем плачут, заметил Горох. – Вам все равно, а людям приятно будет.

– В том то и дело, что мне не все равно, возмутился чиновник. – Я же чиновник…

– А я и забыл, усмехнулся царь, – спасибо что напомнил.

– Мочить надо козла и концы в воду, подал голос Мороз.

– У нас же теперь свой палач есть, встрял тут в разговор Фиштулла. – Пусть покажет, на что он способен. При этих словах клоуны все как один повернули головы, и уставились на палача.

– А чё- я, чё – сразу я. Нечего на меня стрелки переводить, заволновался Грифусс. – Вы его в плен взяли, вы его и казните. А то чуть что – так сразу Грифусс, Грифусс. Как будто кроме Грифусса больше и нет никого…

– Ты за это деньги получаешь…

– Да я от вас еще ни гроша не получил.

– Будешь так работать – точно ни чего и не получишь.

– Не ссорьтесь, не ссорьтесь, друзья мои, миролюбиво заметил царь. – Ни кто, ни кого убивать не будет, пока, по крайне мере. Есть у меня насчет этого придурка одна задумочка. Шутом ему быть и в самом деле еще рано. Не дорос он до шута. Он тут что-то насчет ребенка базарил…. Так вот – будет ему ребенок, да еще какой… – А для начала ему самому нужно заново родиться. Коль эта жизнь у него не получилась, – пусть начнет все заново. Я тут видел – у нас на заднем дворе подгузники сушатся, 56 размера. Тащи их сюда, приказал царь Яшке. – И чепчик не забудь. Безотказный Яшка сбегал и принес белоснежные подгузники, чепчик и даже резиновую соску.

Чиновник как ни упирался, но после долгих пререканий и уговоров вынужден был переодеться младенцем.

– Ну, вот, это же совсем другое дело, радостно заметил Горох, надевая на голову чиновника розовый чепчик. – Приятно видеть, что наконец-то и Вы, стали хоть немного походить на человека. А то обрядился женщиной, – тьфу ты, боже мой…

– А это вам лично от меня, протянул Батон новоиспеченному младенцу черные солнцезащитные очки. – В них Вам все будет видеться в другом цвете.

– Осторожней с идеями, сынок, воскликнул Шампиньон, – так недолго и философом стать. А баронам это ни к чему.

– Это все тюремные стены виноваты, папа, виновато заметил Батон.

От черных очков беглый чиновник отказываться не стал. Из всей предоставленной ему одежды, они понравились ему больше всего.

Горох же, пристально оглядев младенца со всех сторон, пробормотал:

– Ну, что же… – Очень даже ничего получилось… – И как нам теперь Вас звать – величать?

Чиновник недовольно буркнул под нос:

– Называйте меня просто – Донна Роза Сальвадорес.

– Ты, что опять за старое взялся? – разозлился царь. – Какая еще роза, рожа ты немытая… – Отныне мы будем звать Вас – Пупсом! И ни как иначе.

– Что это за имя такое мерзопакостное – Пупс, возмутился новоиспеченный младенец, с недовольной гримасой оглядывая всех присутствующих в камере, словно бы видел их впервые.

– Тебе бугор погоняло выписал, мрачно заметил Мороз, – вот и пользуйся.

Пупс тяжело вздохнул, но спорить не стал, лишь спросил у царя:

– Вы точно уверены, что мне теперь некого бояться?

Горох в ответ пожал плечами. Тогда Пупс развернулся, подхватил свой саквояж, и, ни с кем не прощаясь, направился к выходу.