Свобода воли. Иллюзия или возможность

Онтологический статус сознания: Ментальные состояния существуют как высокоуровневые характеристики физических свойств.

Ментальная каузальность: Ментальные состояния каузально влияют на наше поведение.

Связь с состояниями мозга: Ментальные состояния полностью реализованы процессами в мозге.

Каузальная замкнутость: Принцип каузальной замкнутости работает в физическом мире, но некоторые события могут быть объяснены только высокоуровневыми закономерностями.

Деннет согласен с Сёрлом в том, что ментальные состояния представляют собой высокоуровневые характеристики физических свойств. Однако в отличие от Сёрла он не считает, что эти свойства – биологического характера. Деннет убежден, что любой механизм, обладающий функциональными качествами мозга, будет обладать ментальными состояниями [Dennett 1991b, 281]. Как и Сёрл, Деннет уверен, что ментальные высокоуровневые характеристики каузально эффективны. Однако в отличие от Сёрла он не считает, что мозг является причиной появления сознания. По его мнению, ментальные свойства реализованы в физическом субстрате как высокоуровневые – в низкоуровневых. Деннет также, судя по всему, разделяет Принцип каузальной замкнутости физического мира, но допускает наличие высокоуровневых причин. Скорее всего, он не разделяет Принцип исключения, хотя в открытом виде этого утверждения я у него не нашел.

Телеофункционализм Деннета является современным развитием функционалистской программы объяснения сознания. Функционализм – это позиция, согласно которой сущность ментальных состояний выражается в способе их функционирования, в той роли, которую они играют в других процессах. Определить наличие ментального содержания можно по результатам обработки системой входящих сигналов. Например, боль с функционалистской позиции – это состояние, ведущее к реакции избегания; симпатия – наоборот, к притяжению. Убеждение в том, что «сегодня будет дождь», – это что-то вроде предрасположенности взять зонтик или плащ после просмотра прогноза погоды в случае пребывания в состоянии «желания остаться сухим». Если обобщить, то по этой логике убеждения представляют собой состояния, определенные данными органов восприятия, а также другими убеждениями, и при взаимодействии с желаниями формирующие поведение или действия. А желания – это состояния, находящиеся в связи с другими желаниями и намерениями, при взаимодействии с убеждениями формирующие поведение или действия.

Функционализм предполагает возможность множественной реализации[17 - Это понятие ввел в философию сознания Х. Патнэм. В серии статей, направленных против теории тождества, он показал, что ментальные состояния могут быть реализованы различными физическими состояниями, поэтому ментальное и физическое не могут быть в строгом смысле тождественны друг другу [Putnam 1967].] ментальных состояний. То есть, по мнению функционалистов, субстрат и внутренняя механика системы не определяют ментальных содержаний. Биологический носитель – только один из вариантов. Вполне возможно ментальные содержания реализовать и на механических носителях, в частности на кремниевых чипах. Такой подход характеризует все виды функционалистских теорий. Взгляды Деннета тем не менее имеют некоторую специфику.

Позицию Деннета можно для контраста сравнить с другим видом функционализма – с функционализмом машины Тьюринга (ФМТ)[18 - В «Объясненном сознании» Д. Деннет пишет: «Тогда являюсь ли я функционалистом? И да, и нет. Я не функционалист машины Тьюринга» [Dennett 1991b, 460].]. Эта теория несколько более ранняя и, возможно, менее совершенная. Для иллюстрации общности и различий используем два ключевых вопроса: (1) что представляют собой ментальные содержания (content)? (2) что общего имеется между двумя системами, когда они имеют одно общее убеждение? Посмотрим, как на них ответят сторонники ФМТ и ТФ.

Ответ на первый вопрос, скорее всего, будет одинаковым для обоих вариантов функционализма. Он служит идентификатором монизма. «Каждое ментальное состояние – это какое-то физическое состояние», – считает большинство функционалистов. А вот по поводу второго вопроса позиция может быть различной. Сторонник ФМТ скажет, что системы, имеющие общее убеждение, могут быть описаны как выполняющие один и тот же алгоритм и находящиеся в одном и том же месте выполнения этого алгоритма. Например, как если бы синхронно запущенная презентация PowerPoint на компьютере IBM и на компьютере Macintosh была остановлена на одном и том же слайде. Сторонник ТФ ответит более аккуратно. Он скажет, что общность между двумя такими системами в том, что с учетом этого убеждения поведение обеих систем (в той мере, в которой оно определяется этим убеждением) можно будет надежно предсказать.

Таким образом, (1) телеофункционалист не требует ни общности в физической реализации, ни общности «программы» (мыслящие существа могут в силу образования, воспитания и наследственных данных значительно различаться «алгоритмами»). Могут быть запущены разные презентации на разных машинах, только бы эти презентации вели к одним и тем же практическим выводам и действиям. В этом смысле телеофункционализм Деннета более либерален, чем ФМТ. Но здесь нужно сразу сделать оговорку. Предъявляя меньшие требования для идентификации ментальных содержаний в отношении алгоритмов, автор теории вводит дополнительное требование: надежное и осмысленное соединение системы с внешним миром.

Деннет не случайно называет свою позицию телеофункционалистской. Вероятнее всего, это указывает на (2) связь понятий функции и направленности в его теории ментальных содержаний. Для наличия соответствующих интенциональных состояний недостаточно иметь аналогичную реакцию на входящую информацию. Реакция должна соотноситься с функцией системы в целом, ее интересами, приоритетами, целями. В случае с живыми организмами это – биологические, адаптационные функции. Реакция должна быть не просто соответствующей, она должна иметь соответствующий смысл.

Недостаточно, чтобы программа приводила к похожим действиям, она должна осмысленным образом состыковывать интенциональную систему с внешним миром. По мнению Деннета, семантическое содержание приобретается только в целенаправленном взаимодействии с внешним миром. Логика выживания глобально определяет интенциональные содержания человека. Робот тоже может являться системой для выживания и, соответственно, с позиции американского философа, иметь интенциональные содержания. Но у него тогда должны быть цели, интересы, приоритеты. Не все механизмы так состыкованы с внешним миром. Лишенный собственного интереса термостат только очень условно может соответствовать критериям ментальных содержаний. Для человека сохранение температуры тела является принципиальным условием выживания, а для термостата – произвольной функцией. К тому же устройство термостата не позволяет ему самому определять ответные «действия». Термостат можно использовать как для регулирования потока хладагента, поступающего в радиатор, так и для запуска ядерной ракеты. Биологические сенсорные системы и механизмы управления гораздо избирательней в репертуаре действий, они почти идеально настроены под соответствующие воздействия внешнего мира и обеспечивают адекватную реакцию на стимул.

Но если у мыслящих агентов разные программы, как возможны надежные предсказания? Почему одни мыслящие существа способны «понимать» состояния и предсказывать поведение других? Ключом к разрешению этого вопроса является некоторый стандарт, общая норма, определяющая поведение всех существ. Это стандарт рациональности. И существованием этого стандарта мы обязаны общему эволюционному процессу. Несмотря на то что каждый вид и даже каждая особь могут иметь свою собственную программу рациональности, они все написаны по одному лекалу. У всех программ один общий программист – естественный отбор.

Одна и та же рациональность стоит за строением птичьего крыла и… проектом атомной подводной лодки, созданной человеком. Рациональность, которая повсюду встречается в природе и которая в течение столетий объяснялась креационистской моделью как свидетельство рациональности создателя, объясняется теорией естественного отбора. Из ее основного принципа следует, что если имели место борьба видов и естественный отбор, то популяции, которые живут сегодня, являются наиболее приспособленными к условиям существования, или обладают оптимальной конструкцией. Они выработали наиболее эффективные модели реакций на воздействия среды и способны к стабильному воспроизводству. Общей целью для всех живых существ является сохранение вида, а следовательно, сохранение жизни особи, когда она может произвести потомство. И поведение, которое ведет к достижению этой цели, – наиболее оптимальное или рациональное. В контексте теории эволюции можно еще раз уточнить определения «убеждение» и «желание». Деннет пишет, что «убеждения» и «желания» в конечном итоге демонстрируют необходимость выживания и отражают оптимальное устройство органической системы. На этом и основаны механизмы предсказания поведения агентов. «Если эволюция проделала свою работу… наши предсказания должны быть достаточно надежными, чтобы ими пользоваться» [Dennett 1981, 9].

Любопытно также отметить, что то, что отличает теорию контента Деннета от некоторых функционалистских теорий контента, сближает его позицию с концепцией интенциональности – такой, какой она появилась в философском обращении в конце XIX в. Интенциональность (от латинского intendo – указывать на что-то, целить во что-то), эта отличительная черта психического, как было подмечено австрийским философом Ф. Брентано, указывает на способность ментальных актов, с одной стороны, содержать нечто (обладать контентом), а с другой – быть направленными на что-то. Убеждение, к примеру, в том, что Земля круглая, с одной стороны, содержит в себе некоторую информацию и отношение к ней, но также, с другой стороны, указывает на некоторый объект за пределами ментального. Как пишет Брентано в книге «Психология с эмпирической точки зрения»: «Каждый психический феномен характеризуется посредством того, что схоласты Средневековья назвали интенциональным (а также, пожалуй, ментальным) существованием в нем некоторого предмета… и что мы, хотя и не вполне избегая двусмысленности выражений, назвали бы отношением к содержанию, направленностью на объект (под которым не следует понимать некоторую реальность), или имманентной предметностью. Каждый [психический феномен] содержит в себе объект, хотя и не каждый одинаковым образом. В представлении нечто представляется, в суждении нечто признается или отвергается, в любви – любится, в ненависти – ненавидится, в желании – желается и т. д.» (курсив мой. – Д. В.) [Brentano 1924, 124–125; цит. по: Молчанов 2007, 412–413; см. также: Брентано 1996, 33]. Деннет сохраняет эту двусмысленность термина: в его концепции интенциональность указывает и на содержание, и на направленность. Это – и функциональное репрезентативное состояние, и направленность в мир, на объект.

Деннет, как и Васильев, как и Сёрл, предлагает свое решение проблемы ментальной каузальности. Однако в данном случае решение Деннета не представляет собой строгий аргумент и уж тем более развернутую теорию. Когда философа спрашивают о ментальной каузальности, он всегда приводит свой мысленный эксперимент, который называется «История двух черных ящиков» [Dennett 1995, 412]. Деннет считает, что описание этой гипотетической ситуации само по себе проливает свет на проблему ментальной каузальности и демонстрирует ее решение.

2. «История двух черных ящиков» как иллюстрация каузальной эффективности высокоуровневых свойств

Представим, что некогда были найдены два соединенных между собой кабелем черных ящика. На первом расположены две кнопки: ? и ?, а на втором – три световых индикатора: красный, зеленый и оранжевый. Когда стали исследовать ящики, обнаружили, что при нажатии кнопки ? на первом ящике на втором всегда загорается красный индикатор, а при нажатии кнопки ? – зеленый. Оранжевый индикатор, казалось, вообще не используется. После многократных повторений ученые убедились:

? является причиной красного;

? является причиной зеленого.

Сигнал передавался через провод. Было очевидно, что, когда нажимали кнопку ?, в проводе происходило что-то одно, а когда кнопку ? – что-то другое. Возможно, различалось количество импульсов тока, а может, разным было напряжение. Для того чтобы выяснить, в чем состояло отличие, ученые подключили к кабелю «прослушивающее» устройство. И вскоре обнаружили, что, когда нажималась любая из кнопок, по кабелю передавался поток импульсов с интервалами, как бы нулей и единиц, всего 10 000 бит. Но каждый раз последовательность была разной. Что в таком случае определяло, какого «цвета» этот поток?

Чтобы разгадать головоломку, ученые вскрыли ящик с цветовыми индикаторами. Там они обнаружили компьютер с огромным процессором, памятью и программой, занимавшей почти весь жесткий диск. Когда на процессор поступала последовательность из 10 000 бит от другого ящика, процессор осуществлял несколько миллиардов операций, в результате которых он выдавал 0 или 1. Если на процессор приходила та же самая комбинация, он выдавал тот же самый результат, 0 или 1, зеленый или красный. Ничего сверхъестественного не происходило. Кроме одного любопытного факта. Компьютер во втором ящике перед выдачей одного и того же ответа на один и тот же запрос проходил через разные физические состояния. Это объяснялось тем, что программа записывала каждый входящий запрос, и состояние памяти компьютера никогда не оставалось прежним. Наблюдая за работой компьютера, ученые решили, что любая последовательность из 10 000 бит будет определяться им как красная или зеленая. Гипотеза, однако, провалилась, как только они стали подменять последовательности битов, исходящие из первого ящика, новыми, собственными. Вдруг заработал оранжевый индикатор, как если бы второй ящик обнаружил мошенничество.

На любую новую последовательность, введенную учеными самостоятельно, загорался оранжевый. Нет, нельзя было сказать, что компьютер как-то отличал последовательности, «сделанные вручную», от последовательностей, исходящих из первого ящика. Когда вручную дублировались последовательности из первого ящика, второй ящик работал нормально, то есть выдавал зеленый или красный. Вот только если изменялся хотя бы один бит, загорался оранжевый индикатор. Выходило, что все возможные последовательности делятся на зеленые, красные и… оранжевые. Только оранжевых было значительно больше, на порядки больше. Это делало закономерность с красным и зеленым индикаторами еще более интригующей. Что? все-таки определяло, каким будет «цвет» последовательности символов? В каждом конкретном случае ничего удивительного не было. Ученые могли проследить каузальную цепочку, начиная от ввода любой последовательности в компьютер до вывода им результата. В этом смысле аппарат был полностью детерминирован физическими законами. Что было удивительно, так это отсутствие возможности предсказать, исследуя одну лишь последовательность символов, какой результат выдаст компьютер. Ученые знали лишь, что строка будет оранжевой с почти стопроцентной вероятностью, кроме случаев, когда она была выдана первым ящиком. В последнем случае с вероятностью миллиард к одному она была либо красной, либо зеленой. Но никто не мог заранее определить один из двух цветов, не пропустив эту строку через программу в ящике Б. Ученые решили, что разгадку даст только вскрытие первого ящика.

Они открыли этот ящик и обнаружили в нем еще один компьютер с гигантской памятью и программой. При нажатии кнопки программа обращалась к встроенным часам, переводила время в бинарное выражение и с помощью этого кода выбирала, к какой части памяти обратиться, чтобы подготовить последовательность для второго ящика. Стало понятно, что именно использование внутренних часов гарантировало, что по кабелю всегда передавалась новая комбинация. При этой псевдопроизвольности всегда, когда нажималась кнопка ?, загоралась красная лампочка, а когда ? – зеленая. Впрочем, ученые наконец обнаружили аномалию: примерно раз в миллиард случаев происходила «ошибка», и после нажатия кнопки ? загорался зеленый цвет. Эта незначительная погрешность сделала аппарат еще более загадочным для ученых.

Но однажды в лабораторию зашли два программиста, Эл и Бо, которые создали этот аппарат, и все объяснили. Когда-то они оба работали над экспертными системами: создавали базу знаний, в которой должны были содержаться все истинные утверждения о мире и выводимые из них утверждения. Они писали эти программы на разных языках программирования. Оба преуспели в этом деле так, что скоро их программы могли генерировать бесконечное множество истинных утверждений: «Дом больше семечка», «Корова – самка домашнего быка», «Снег бел». Но, как выяснилось, экспертные системы не могли дать полезного нового знания человечеству. И программисты забросили свои проекты, превратив разработки в философскую игрушку.

Они выбрали способ транслировать (переводить) утверждения между машинами и соединили программы так, что при нажатии кнопки ? первая машина отправляла истинные утверждения, а при нажатии ? – ложные. Вторая машина сопоставляла утверждение на входе с собственными «убеждениями» и, если получала истинное утверждение, подтверждала его красным сигналом, а если ложное – откликалась зеленым. Когда данные на входе невозможно было обработать, то есть когда они выражали бессмыслицу либо содержали некорректные выражения, машина выдавала оранжевый цвет. Конечно, когда ученые вносили коррективы в передаваемые сигналы без понимания того, что они собой должны представлять, это было самой распространенной реакцией. Так раскрылось, что удивительное свойство красных последовательностей было свойством «быть истинным утверждением», а зеленых – «быть ложным утверждением». Неожиданно, поняв устройство аппарата, ученые сами смогли создавать сколько угодно зеленых и красных последовательностей. Они даже открыли последовательности, которые сначала были красными, а потом становились зелеными, как, например, сообщение: «это сообщение передавалось менее 100 раз». Ведь на 101-й раз это сообщение должно было становиться зеленым.

3. Интерпретация мысленного эксперимента

Мысленный эксперимент «Два черных ящика» хорош своим почти детективным сюжетом, и вряд ли есть читатель, который хотя бы чуть-чуть не был заинтригован любопытным аппаратом и его свойствами. Однако нас интересует польза, которую философские исследования ментального могут получить от подобной иллюстрации. Не является ли эта громоздкая мысленная конструкция чем-то вроде «машины Руба Голдберга», чрезвычайно сложным и запутанным устройством для осуществления простейшей функции? Быть может, задачу, которую решает мысленный эксперимент, можно решить более лаконичным образом? Да и в чем состоит эта задача?

Эта история, насколько мне известно, была опубликована в двух книгах Деннета: «Опасной идее Дарвина» (1990) и монографии «Помпы для интуиции» (2013)[19 - Также эта история была опубликована в журнале Activitas Nervosa Superior [Dennett 2010].]. И в обоих случаях автор представлял лишь очень краткое разъяснение этого мысленного эксперимента. Поэтому я приведу собственную интерпретацию. С моей точки зрения, мысленный эксперимент Деннета иллюстрирует каузальную эффективность высокоуровневых свойств. Только этим можно объяснить функционирование этой сложной системы.

Рис. 3. Два черных ящика Д. Деннета

Описанная Деннетом система состоит из двух уровней. На базовом уровне ее функционирование определяется последовательностями из символов: нулей и единиц. А на высоком уровне последовательностями из утверждений: утверждения могут быть ложными или истинными. Поскольку каждый раз из ящика А в ящик Б передается новое закодированное сообщение, из одной только последовательности символов невозможно предсказать, какой индикатор загорится. Также с помощью одной только ссылки на последовательность входящих символов невозможно объяснить результат, цвет индикатора. На вопрос, почему в случае отправки некоторых последовательностей загорается красный индикатор, а не какой-то другой, есть только один удовлетворительный ответ: потому что эти последовательности в закодированном виде выражают истинные, а не ложные утверждения о мире. По замыслу Деннета, единственным способом объяснить и предсказать, почему и какой индикатор загорится, является ссылка на свойство высокого уровня, в данном случае – семантическое. Таким образом, результатом мысленного эксперимента можно считать следующие два тезиса:

(1) Механическая система, состоящая из двух соединенных ящиков и спроектированная для выполнения синтаксических операций, проявляет семантические свойства. То есть помимо низкоуровневых, базовых свойств, она обладает высокоуровневыми свойствами.

(2) Свойствами, которые определяют регулярность и каузальную связь между нажатием кнопок на одном ящике и вспышками индикаторов на другом, являются эти семантические, высокоуровневые свойства последовательностей.

Синтаксические свойства, то есть последовательности битов, не содержат какого-то общего паттерна и потому не могут обосновывать каузальную закономерность. Синтаксис и семантика одновременно присутствуют в системе, но только семантические свойства имеют каузальную силу. Это не уникальный случай такого сочетания свойств. Вот, к примеру, человек идет по песчаному пляжу и оставляет за собой след. Этот след зависит от формы подошвы и веса человека, но никак не от цвета и материала подошвы. В предшествующем событии реализованы разные свойства, но только некоторые из них каузально эффективны. Вымышленная ситуация Деннета построена так, чтобы продемонстрировать, как семантическое содержание может быть каузально релевантным свойством, как форма или вес, а не как цвет или материал по отношению к следу на песке. Но, вероятно, каузальную действенность семантических свойств в механической системе можно было продемонстрировать как-то проще?

Аппарат Деннета напоминает светофор, управляемый вручную. Две кнопки на одном устройстве зажигают соответствующие лампочки на другом. Такая модель светофора демонстрировала бы (а) каузальную регулярность. Но этого недостаточно для философских целей. Для объяснения каузальной регулярности и предсказания состояний такого «светофора» достаточно описаний физического уровня. Чтобы появилась (б) возможность описывать работу «светофора» на интенциональном уровне, система должна демонстрировать автономность, хотя бы в какой-то степени управляться изнутри и реагировать избирательно на входящие сигналы. Тогда можно будет описывать процесс так: отправленные первым компьютером данные второй компьютер «считает» соответствующими такому-то цвету. Кажется, необходимую автономность система начинает демонстрировать тогда, когда впервые загорается оранжевый индикатор. Но только возможности приписывать интенциональные состояния тоже недостаточно. Необходимо (в) заблокировать возможность предсказаний на основе только лишь синтаксического анализа. Для этого нужно создать ключ для генерации бесконечного числа последовательностей, сохранив при этом регулярность в работе системы. Ключ должен находиться вне системы, чтобы его нельзя было обнаружить и расшифровать. Таким ключом в аппарате Деннета является описание внешнего мира. «Именно тот факт, что каждый ящик несет в себе многообразную семантическую связь с одним объектом (описанием мира. – Д. В.), выраженную, однако, в разной “терминологии” и по-разному аксиоматизированную, является основой регулярности» [Dennett 2013, 195].

Возможно, ключом мог быть также какой-то внешний текст, например текст «Войны и мира» на двух языках. Но тогда синтаксические последовательности, содержащие этот текст в закодированном виде, были бы конечными. А значит, со временем, даже не зная ключа (текста Толстого), ученые смогли бы предсказывать, какая последовательность будет «красной», а какая – «зеленой». Мне кажется, установка действительно соответствует минимальным требованиям и не чересчур усложнена. Но достигает ли Деннет с ее помощью поставленных целей? Удается ли ему показать, что семантические высокоуровневые свойства способны обладать каузальной эффективностью в механических системах?

4. Критика телеофункционализма и возможные ответы

A. Невыполнимость условий мысленного эксперимента

На первый взгляд, описанный выше аппарат представим и возможен. Но уверенность в этом рассеивается, стоит лишь обдумать механизм его функционирования более тщательно. Видимо, программисты фактически все-таки не могли реализовать аппарат так, чтобы свойства «быть истинным» или «быть ложным высказыванием» регулярно вызывали соответствующую цветовую индикацию. Во-первых, истинность части высказываний должна со временем быть опровергнута, во-вторых, что-то должно было измениться с момента создания базы и, в-третьих, то, что было истинным для машины А, могло не быть истинным для машины Б. К примеру, высказывание «Изотоп антигелия-4 был зарегистрирован на ионном коллайдере RHIC» могло быть ложным до 2011 г., истинным после 2011 г. и даже бессмысленным до появления слов «изотоп», «антигелий» и «ионный коллайдер». А выражение «Мою программу написал Эл» истинно для первой машины и ложно для второй. Таким образом, в работе аппарата отсутствовали бы регулярности, которые описаны в мысленном эксперименте. И, при нажатии ?, на ящике Б иногда загорался бы красный индикатор, а иногда – зеленый и даже оранжевый.

Парировать возражение можно небольшим усовершенствованием эксперимента. Допустим, что программисты предварительно договорились, какие истины включить в экспертную программу. Тогда их базы данных должны соответствовать друг другу, а регулярность работы аппарата – соблюдаться. Но в таком случае неясно, что является каузально эффективным свойством. «Быть истинным» или «быть ложным выражением» в качестве таких свойств уже не работают. Так как в случае с предварительно согласованной базой высказываний программисты могли бы допустить совместные ошибки. Также в ходе исследования ящиков ученые могли случайно набрать последовательность символов, которая была бы истинной, но при этом не вошла бы в согласованный массив знаний Эла и Бо. В качестве кандидата на каузальную эффективность можно принять свойство «быть истинным выражением для… машин А и Б»[20 - Не факт, что Деннет согласился бы с такой поправкой. Возможно, она разрушает его построение. Ведь семантические характеристики происходят именно из связи с внешним миром. Они связаны с тем, что в последовательностях битов существует репрезентация мира, а не каких-то внутренних состояний.]. Но оправданно ли это?

B. Машина не обладает семантическими свойствами

Далеко не очевидно, что машины могут иметь убеждения. Для многих даже очевидно обратное. По крайней мере, машины, как они описаны в мысленном эксперименте Деннета, точно не представляются мыслящими существами. Поэтому эти машины вряд ли могут считать что-то истинным или ложным. Но высказывание может быть истинным или ложным для самих программистов. Тогда правильней всего свойством верхнего уровня считать только свойство «быть истинным или ложным для Эла и Бо». Иначе говоря, в аппарате Деннета нельзя найти высокоуровневых интенциональных свойств, для их наличия нужны программисты. Таким образом, мысленный эксперимент возвращает нас к исходным пунктам, к необъяснимой и противоречивой ментальной каузальности.

Так допустимо возражать, если предполагать возможность каузальной связи между событиями, отстоящими во времени и пространстве. Ментальные состояния агентов, безусловно, имели отношение к работе этого аппарата тогда, когда программировалась база знаний. Но в момент нажатия кнопок они уже не имеют значения. Для верности можно представить, что два ящика были раскопаны следующими поколениями на месте, где раньше находился Лос-Анджелес, например в 3105 году. К тому времени программисты давно уже умерли. Вряд ли уместно говорить, что каузальным действием обладают ментальные состояния уже несуществующих людей.

На это можно ответить: пусть между ментальными состояниями программистов и состоянием компьютеров в момент исследования нет контакта, но генеалогическая связь прослеживается. Ментальные состояния программистов повлияли на исходные состояния компьютеров, а эти исходные состояния каузально связаны с каждым последующим их состоянием, и так – до самого последнего, до момента, когда ученые начали исследовать ящики А и Б в лаборатории. Помогает ли такое рассуждение преодолеть временной зазор? Допустим, но тогда можно дальше усовершенствовать мысленный эксперимент. Например, можно представить, что массив истинных данных был получен путем сбора информации о внешнем мире непосредственно машинами-роботами. Тогда ментальные состояния не будут иметь прямого отношения к последовательностям битов. Впрочем, скептик и здесь, наверное, не будет удовлетворен. Он может спросить: а реализуем ли такой сценарий? Возможно ли создать самообучающуюся энциклопедию? И даже если возможно, что будет обозначать информация, собранная машиной? Разве машина вообще может быть чувствительна к семантическим содержаниям? Она способна распознавать и совершать операции только с формами, содержание которых может быть интерпретировано сознательными мыслящими агентами. Но сама машина не способна интерпретировать эти сигналы. Только для мыслящих существ последовательность битов обозначает истинное высказывание или что-то еще. Только мыслящие существа наделяют материальные объекты смыслом. Машина – только инструмент, а никак не мыслящий агент.

Это возражение достаточно популярно. Одним из самых влиятельных сторонников такой позиции является уже известный нам и Деннету Джон Сёрл. Поэтому неудивительно, что в текстах Деннета можно найти развернутый подходящий ответ. Это – еще одна вымышленная история, или помпа для интуиции. Новая история Деннета должна подорвать уверенность в том, что только сознательные разумные существа наделяют знаки значением.

«Итак, предположим, вы решили по каким-либо причинам продлить свою жизнь и узнать, что произойдет в двадцать пятом веке» [Dennett 1996, 295], – начинает свою историю автор. Чтобы дождаться этого момента, придется длительное время провести в состоянии глубокого сна, комы. Когда вы проснетесь, ваших детей и внуков уже не будет. Так что нужно заранее позаботиться о сохранности тела, например создав специальную защитную капсулу. Создание такой капсулы для хранения – не единственная забота. Нужно обеспечить ее снабжение и безопасность. Выбирать придется между двумя вариантами. Первый – сразу найти идеальное место, куда будут подведены источники питания и энергии. Этот вариант плох тем, что обстоятельства могут измениться и идеальное место может перестать быть таковым. Второй вариант – создать движущуюся конструкцию, гигантского робота, и установить капсулу в него. Вторая, более сложная идея, требует, чтобы робот был способен «выбирать» то или иное действие исходя из ваших интересов. У него должны быть органы восприятия, способность управлять движением, даже планировать. В конечном итоге сложно предсказать, какие неприятности могут произойти в следующие столетия. К тому же нельзя исключать возможности создания других таких же роботов, которые будут бороться за ограниченные ресурсы, продолжает Д. Деннет. Вполне возможно, роботу придется состязаться или сотрудничать с ними. В таком случае его нужно запрограммировать так, чтобы, обладая основной целью (обеспечить ваше выживание), он мог выстраивать и свои, промежуточные. Вполне возможно, эти цели даже в какой-то момент станут преобладать, даже вступят в противоречие с основной целью. Его может толкнуть на самоубийство другой робот, стремящийся подчинить все окружающее своей миссии. Или заставить помогать и защищать другой организм. В соответствии с описанием Деннета, очевидно, что программа и поведение такого робота должны быть очень сложными. Такой робот даже, наверное, прошел бы тест Тьюринга: по поведению его сложно будет отличить от обычного человека. Ему можно будет приписать подлинные интенциональные состояния. Он будет вести себя так, будто мыслит, имеет убеждения и желания… хотя все это будет запрограммировано вами заранее. Разве он не будет мыслящей машиной?

Если все это не убедило вас, значит, вне зависимости от деталей, вы не способны допустить интенциональность у любых механических объектов. Но если это так, вы… не способны допустить существование интенциональности даже у людей. История в руках Деннета вдруг обретает неожиданный оборот. До этого момента она могла показаться несуразной и уж слишком надуманной фантастикой. Но Деннет объявляет, что она – всего лишь немного замаскированная история эволюции человека, вариация на тему, представленную в знаменитой книге этолога и эволюционного биолога Ричарда Докинза «Эгоистичный ген» [Dennett 1996, 298].

Две стратегии выживания в биологической истории обозначают стратегии выживания двух царств: растений и животных. А сам робот – это мы. Как ни парадоксально, люди – это машины для выживания генов, продукт их творчества. Это их эгоистичные планы мы выполняем, их цели, а не наши собственные, являются нашим raison d’?tre. В своей основе гены, конечно, весьма просты. Но они обладают бессознательной целенаправленностью: «желанием» сохранять собственную «жизнь» и преумножать число своих копий. И им удается реализовать свои планы. Жизнь одного гена намного дольше человеческой. Она почти бесконечна. Так кто кем в результате управляет, мы генами или гены нами? Кто стоит у руля? Правда, управление генов организмом происходит не в реальном времени, не как управление, скажем, марионеткой. Генам приходится предвидеть все заранее. Поскольку точные условия окружающей среды в будущем для них неизвестны, они строят самые общие предположения о рисках и возможностях. Направляя синтез белка, они программируют функциональность организма задолго до того, как «механизм выживания» встретится с реальными опасностями. Когда их работа проделана, организму приходится справляться самостоятельно. Но тем не менее именно гены остаются в центре эволюционного процесса и являются авторами «наших» замыслов.

Деннет считает, что наличие исходно семантической составляющей в нашем сознании – это иллюзия. «[Мозг] не может быть создан, чтобы решать невозможную задачу, но он может быть создан так, чтобы решать ее приближенно, подражая работе невозможного объекта (семантического процессора)» [Dennett 1996, 61]. Мозг решает эту задачу, используя соответствия между структурными (синтаксическими) закономерностями в своем внутреннем устройстве и окружающей среде. Правда, что мы оперируем интенциональным содержанием, точнее, как бы оперируем. Но даже люди не обладают первичной, внутренней интенциональностью. Значениями состояния и действия людей наделяются постепенно, в ходе эволюционного процесса, во взаимодействии с миром. И этот процесс не имеет абсолютного завершения. Семантические свойства в любом случае производны. И четкой грани между только лишь «синтаксическими операциями» и «семантическими операциями» не может быть. Допущение четкой разделительной линии между ними – это тупиковый путь, ошибочный путь эссенциализма, на который философия все время норовит свернуть, может быть, еще со времен Сократа.

Абсурдность философского поиска сущностных свойств и проведения повсюду границ Деннет иллюстрирует с помощью псевдоаргумента, Аргумента о невозможности существования млекопитающих [Dennett 2013, 240]: