Оценить:
 Рейтинг: 0

Свобода воли. Иллюзия или возможность

Год написания книги
2020
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 30 >>
На страницу:
9 из 30
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Предыдущую главу я посвятил анализу первого препятствия на пути реализации свободы воли – физикализма. Во второй главе я хочу обратить внимание на другое потенциальное препятствие – детерминизм. В самом начале главы я расскажу о связи понятий свободы и ответственности. Я объясню, почему понятие ответственности является центральным в дискуссиях о свободе воли. Потом я покажу, как понятие ответственности позволяет редуцировать свободу воли к двум базовым принципам: Принципу альтернативных возможностей и Принципу автономии (или «ответственности в конечном счете»). Далее я познакомлю читателя с Аргументом последствий и Аргументом манипуляций. Эти аргументы как раз показывают противоречие между двумя базовыми принципами и детерминизмом и тем самым выявляют проблему свободы воли.

В качестве возможных способов решения проблемы свободы воли я сначала представлю две наиболее влиятельные современные инкомпатибилистские позиции: либертарианство Р. Кейна и жесткий инкомпатибилизм Д. Перебума. Обе эти позиции отрицают совместимость детерминизма, свободы и ответственности. Согласно либертарианству Кейна, свобода и ответственность несовместимы только с детерминизмом. Основанием его теории является Аргумент ответственности в конечном счете. Согласно позиции Перебума, свобода и ответственность несовместимы как с детерминизмом, так и с индетерминизмом. Основанием его убеждений является Аргумент исчезающего агента. Однако обе эти позиции, несмотря на аргументы в их пользу, по моему мнению, неудовлетворительны.

Дальше я представлю критику инкомпатибилизма. Я проанализирую примеры, предложенные Г. Франкфуртом в 1969 г. против Принципа альтернативных возможностей, суждения Д. Деннета против Аргумента последствий, а также предложу критику Аргумента манипуляций Д. Перебума и собственный ответ на Аргумент исчезающего агента – Аргумент четырехмерного агента. Эти рассуждения станут основанием позиции суперкомпатибилизма – утверждения о том, что свобода и ответственность совместимы как с детерминизмом, так и с индетерминизмом. Эту позицию я считаю наиболее достоверной.

А. Ответственность как индикатор свободы

Условием свободы является отсутствие внешнего принуждения со стороны других агентов или непреодолимых обстоятельств. Действия, которые агент совершил под угрозой, под физическим давлением или вследствие манипуляции других агентов, не являются свободными. Интуитивно кажется, что понятие свободы предполагает отсутствие принципиальных ограничений, препятствий, сдерживающих факторов со стороны других агентов. Так, свобода слова предполагает отсутствие цензуры. Свобода движения – отсутствие барьеров для движения. Свобода мысли – отсутствие стереотипов, догм и манипулирования в интеллектуальной деятельности. Это – негативная часть определения. Чтобы понятие «ограничение» было осмысленным, нужно определить то, что могло бы быть ограничено. Видимо, свобода воли как минимум предполагает отсутствие принципиальных ограничений реализации желаний агента в поведении. Но все ли действия, реализующие желания самого агента, совершенные без принуждения или ограничения со стороны внешних агентов, свободные? Д. Юм считал, что это именно так. В его понимании, свобода заключается в реализации желаний. В «Исследовании о человеческом познании» он писал: «…мы можем подразумевать под свободой только способность действовать или не действовать сообразно решениям воли; если мы хотим оставаться в покое, мы можем это сделать, а если хотим двигаться, то можем сделать и это» [Юм 1996b, 81]. Однако большинство современных аналитических философов не согласны с этим утверждением.

Современные теоретики свободы воли считают, что, даже когда агент беспрепятственно реализует свои желания, свободы воли у него все равно может не быть. Это подтверждает Л. Экстром: «Большая часть философов, однако, считают, что некто может действовать в соответствии с собственными желаниями (а также переживать ментальные состояния желаний), при этом не совершая свободные действия» [Ekstrom 2010, 102]. У этого утверждения несколько оснований. Во-первых, можно сопоставить возможности человека и животных. Животные иногда могут реализовывать свои желания в поведении. Но суждение о свободе воли у животных звучит противоречиво. Второе очевидное основание – различие свободных и несвободных действий у людей. Его можно выявить с помощью лингвистического анализа выражений (1) «Он мог сделать это» и (2) «Он мог бы сделать это, если бы пожелал», как это делает П. ван Инваген. Философ показывает неэквивалентность этих выражений, то есть он доказывает, что нельзя интерпретировать первое высказывание с помощью второго. Для демонстрации этого ван Инваген приводит контрпример. В «Эссе о свободе воли» [van Inwagen 1983, 115] он сопоставляет два утверждения:

А) Смит мог съесть конфету красного цвета;

Б) Смит мог съесть конфету красного цвета, если бы пожелал.

С точки зрения ван Инвагена, различие между этими утверждениями обнаруживается, если допустить, что Смит патологически боится вида крови, а конфеты кроваво-красного цвета. Из совокупности этих обстоятельств следует, что Смит не смог бы съесть красную конфету, хотя смог бы, если бы пожелал. То есть при истинности «Б» «А» оказывается ложным. Значит, нельзя обходиться классическим анализом свободы как возможности поступать сообразно желаниям. Тем более что научные открытия расширяют спектр известных физических причин желаний и действий. Следующий пример, приведенный М. Маккенной и Д. Перебумом в работе «Свобода воли: введение в современную дискуссию» [McKenna, Pereboom 2016, 61], является аналогичным случаем:

Выбор щенка. Отец хочет подарить дочери щенка. В день рождения он приносит ей на выбор белого и черного. Отец решил, что подарит ей того, которого она сама предпочтет. Дочка выбирает черного. Является ли ее действие свободным? Описание действия в этой вымышленной ситуации полностью соответствует требованиям рабочего определения свободы действия. У девочки есть желание, и оно беспрепятственно реализуется в действии. Но что, если девочка не могла поступить иначе? Допустим, что в вымышленной ситуации девочка боится собак белого цвета. Девочка не может сформировать желание взять второго щенка. Ее желания и, следовательно, действия ограничены. Действие соответствует желанию, но у нее не может сформироваться другого желания. Тогда это не свободное действие? А если девочка в силу своих психических особенностей не могла устоять перед желанием взять первого увиденного ею щенка? Вот она увидела черного и взяла его на руки, но могла увидеть белого, и тогда бы он остался у нее. Выбор черного щенка соответствовал ее желаниям и не был никем навязан. Но был ли это свободный выбор?

Суждения о наличии свободы воли в этом вымышленном сюжете могут показаться спорными. Вдобавок история производит впечатление надуманности. Возможны ли вообще такие специфические психологические особенности? А если невозможны, какую пользу эти примеры несут для прояснения понятия свободы? Поэтому ситуация с выбором щенка только ставит вопрос. Но существует способ прояснить интуиции в отношении свободы и описанного случая. Большинство современных аналитических философов считают, что это можно сделать с помощью понятия ответственности. Ответственность является наилучшим индикатором наличия свободы. Применение понятия ответственности фиксирует случаи, когда мы считаем, что свобода воли существует.

Когда современные аналитики говорят об ответственности, в частности о моральной ответственности, они «обычно имеют в виду отношение, которое может быть установлено между людьми и совершаемыми ими действиями или между людьми и последствиями их действий» [Talbert 2016, 5][23 - Российские философы часто дают другое определение понятию ответственности, связанное с моральными ценностями. В частности, в книге «Этика» ответственность определяется как «понятие, которое отражает процесс перехода от моральных ценностей и принципов к возникающей на их основе деятельности» [Этика 2016, 157]. Однако для целей настоящего исследования я буду использовать то определение, которое чаще используется в современной аналитической философии.]. Ответственность связывает людей и их поступки таким образом, что люди, совершившие поступки, становятся объектами особых ответных реакций (reactive attitudes)[24 - В качестве перевода термина «reactive attitudes» я использую русскоязычное словосочетание «ответные реакции». Может показаться, что это тавтология. Однако мне кажется, что здесь это выражение уместно, так как реакция может быть на любое событие, а ответная реакция может быть только на намеренное действие. Именно в качестве реакции на намеренное действие могут быть оправданны такие реакции, как негодование, осуждение или похвала.] со стороны других людей. Этими реакциями в том числе служат негодование, осуждение, похвала, благодарность. Таким образом, под ответственностью можно понимать отношение между агентом и его действием (или последствиями этого действия), которое оправданно вызывает ответные реакции.

Ответственность чаще всего предполагает наличие особого контроля у действующего агента над собственным поведением. Вероятней всего, контроль совпадает с наличием свободы воли. Именно поэтому в современной аналитической философии бо?льшая часть теорий свободы воли также является и теориями ответственности. «Моральная ответственность предполагает, что у людей есть некоторый контроль над их действиями. Это связано с тем, что действия, за которые агент несет моральную ответственность, должны быть атрибутируемы ему таким образом, чтобы оправдывать в отношении агента моральные оценки и моральные реакции, такие как осуждение и поощрение. Но как мы должны характеризовать контроль, необходимый для моральной ответственности? Многие философы считают, что такого рода контроль предполагает обладание свободой воли» [Talbert 2016, 14].

О наличии свободы можно судить по наличию ответственности. Поэтому, чтобы определить, в каких случаях наступает ответственность, то есть в каких случаях считается, что человек обладает свободой воли, удобней всего сначала обратиться к судебной практике. В этом отношении судебные прецеденты представляют хороший иллюстративный материал. Они показывают, в каких случаях принято считать человека ответственным, а в каких – нет. С этим согласна и нейрофилософ Патрисия Чёрчленд. По ее мнению, история юридической практики очень полезна для философского исследования, так как выводит дискуссию за рамки «простого академического волейбола» [Churchland 2013, 194] в реальный мир.

B. Действия без принуждения не обязательно являются свободными и ответственными

Современная система правосудия в большинстве стран ограничивает круг тех, к кому может быть применена ответственность, в частности уголовная. Минимальными требованиями к субъекту являются способности понимать, рассуждать и управлять своим поведением. Признавать, что субъект несет ответственность, значит также признавать, что субъект может понимать требования закона и морали, обдумывать и принимать решения относительно этих требований и своих действий, а также согласовывать свое поведение с нормами и собственными решениями [Hart 2008, 227]. При определении наличия вины суды учитывают внешние ограничения и обстоятельства действий. Одним из освобождающих от ответственности обстоятельств является внешнее принуждение. Однако есть и множество других. Такими обстоятельствами, в частности, служат обстоятельства формирования личности. Так, особенности биографии и воспитания могут смягчать или увеличивать вину. Например, насилие, унижения или психологические травмы, перенесенные в детстве, могут сказаться на характере человека и сформировать у него склонность к антисоциальному поведению, в наличии которой сам он не будет повинен. Поэтому ответственность в данном случае может быть смягчена.

Суды учитывают и внутренние факторы, ограничивающие контроль и, соответственно, ответственность. Такими факторами являются физиологические и психологические недостатки. Практика учета подобных обстоятельств существует еще со времен Аристотеля [Sapolsky 2004]. Но она значительно расширилась в современной системе правосудия. В американском праве показательна с этой точки зрения защита с помощью ссылки на «невменяемость» подсудимого. Кодификация этой защиты была связана с «правилами Макнотена», введенными в 1840-х. Эти правила устанавливали освобождение от ответственности в случае интеллектуальных недостатков, «дефектов разума» преступника, ведущих к его неспособности понимать природу своих действий или осознавать, что он поступает неправильно.

Правила были введены в связи с убийством Дэниелом Макнотеном Эдварда Драммонда, которого Макнотен принял за британского премьер-министра Роберта Пила. В результате суда Макнотен был освобожден от ответственности. Его признали невменяемым, так как он находился в заблуждении, предполагая, что его преследуют, и не мог препятствовать своим побуждениям совершить убийство, чтобы это преследование прекратить.

Позже, в первой трети XX в., суд округа Колумбия дополнил интеллектуальные критерии невменяемости критериями отсутствия достаточного волевого контроля. От ответственности стали освобождаться люди, действующие по «непреодолимому импульсу». Согласно этому дополнению подсудимый стал признаваться невиновным, если вследствие психического расстройства он не мог справиться с собственным желанием, даже если при этом обвиняемый понимал суть действия и его противоправность, то есть не обладал соответствующими «дефектами разума». Психическая ограниченность стала определяться не только дефицитом рациональности, но и отсутствием волевого контроля[25 - По УК РФ – так же: юридическими критериями невменяемости являются два ограничения, интеллектуальное и волевое, причем достаточным для признания лица невменяемым является наличие хотя бы одного из них [Уголовное право России 2004, 118–119].].

Такие принципы невиновности закреплены в правиле Дарема 1954 г. и в Примерном уголовном кодексе 1962 г. Наиболее шумным процессом с применением защиты подобного рода является дело Дж. Хинкли – покушение на президента Р. Рейгана. В ходе спланированного преступления Хинкли произвел шесть выстрелов из пистолета: он ранил президента и трех его сопровождающих. При этом суд признал Хинкли невиновным. В отличие от Макнотена обвиняемый не испытывал заблуждений в отношении Рейгана и его окружения и не считал себя в опасности. Но адвокатам удалось показать, что подсудимый не мог противостоять стремлению совершить преступление. Будучи одержимым страстью к актрисе Джоди Фостер, Хинкли считал преступление единственным способом привлечь ее внимание.

Впрочем, этот конкретный случай вызывает противоречивые оценки (был ли Хинкли действительно неспособен совладать с собой? не было ли это просто удачной уловкой адвоката?). Вполне возможно, он демонстрирует даже некоторый перекос в снисходительности правовой системы. Реакция большинства граждан США, наблюдавших за процессом, была негативной. Поэтому он стал причиной отката судебной практики в сторону более жестких критериев невменяемости[26 - В 1984 г. американский конгресс устранил «дефекты волевого контроля» из критериев невменяемости на уровне федеральных судов в рамках Акта по реформе защиты по невменяемости.]. Но вероятно, что откат этот временный. И суды в качестве обстоятельств дела будут принимать доказательства расстройства воли подсудимых, особенно в связи с тем, что в последние несколько десятилетий такие свидетельства становятся более доступными и объективными.

Это следствие прогресса в техническом и концептуальном плане: во-первых, появления технологий неинвазивного сканирования и мониторинга работы мозга (ЭЭГ и ПЭТ), а во-вторых, возможности ассоциировать множество ментальных состояний с нейрофизиологическими. Прогресс предоставил возможность «подглядывать» в субъективный мир агента, давать оценку его когнитивным состояниям и способностям. Стало возможным более объективно судить, мог ли обвиняемый в данном случае сдержаться, поступить иначе. Появился способ изучать непосредственно ключевые обстоятельства преступления – психологические особенности и состояния мозга обвиняемого.

Исследования показали, какие именно части мозга отвечают за контроль желаний у человека. Оказалось, что контролирующие и сдерживающие функции сосредоточены преимущественно в префронтальной коре (ПФК) головного мозга. Это – место расположения своего рода суперэго, центр цензуры и управления побуждениями. В ПФК происходит выбор «трудных» сценариев поведения: в случаях, когда нужно пересилить автоматический навык или отсрочить получение вознаграждения, выполнить действие более трудоемким, но более эффективным в долгосрочной перспективе способом. В частности, это подтверждается следующими экспериментами. Испытуемым представляется для запоминания список из 16 предметов. Они могут запомнить их двумя способами: самый простой – это попытаться запомнить предметы в представленной последовательности, как есть. Более сложный, требующий усилий, но более эффективный способ – сгруппировать предметы в семантические категории. Эксперимент показывает, что переход ко второму способу всегда требует активации ПФК.

Другой пример показывает роль ПФК в управлении эмоциями. Испытуемым предлагают для просмотра видеоролик с крайне неприятными сценами. В одном случае они должны просто просмотреть этот ролик, а в другом – подавлять естественные отрицательные реакции. Как показывает мониторинг, в первом случае ПФК почти не задействована, а во втором принимает активное участие.

Случаи снижения волевого контроля известны давно, хотя связь этих расстройств с дефектами ПФК и лобных долей в целом до развития средств сканирования активности мозга оставалась малоизученной. Самый известный случай подобных нарушений произошел более 150 лет назад с американским железнодорожником Финеасом Гейджем. По свидетельству прессы того времени, при взрывных работах по прокладке путей Гейдж получил тяжелую травму. Металлический прут диаметром 3 см вошел в череп Гейджа ниже левой глазницы и вышел на границе лобной и теменной костей. К значительному удивлению и радости товарищей, Гейдж быстро реабилитировался и уже через два месяца смог вести активный образ жизни. Но его личность сильно изменилась, так что знакомые даже перестали его узнавать. До происшествия Гейджа знали как человека ответственного, уравновешенного, трудолюбивого, справедливого в отношении к подчиненным. После травмы он стал импульсивным, неспособным сдерживать «животные склонности», лишенным чувства уважения к своим коллегам. Он изменился настолько, что, несмотря на физическую реабилитацию, не смог вернуться на постоянную работу. Вероятней всего, причиной такого радикального изменения характера было нарушение связи между левой лобной долей и остальными частями мозга.

Случай с Гейджем вряд ли просвещает нейрофизиологов. Спустя 150 лет осталось мало свидетельских показаний о ментальных изменениях Гейджа, да и точность сохранившихся сомнительна. Но прецедент сыграл важную роль в концептуальном осмыслении. Этот и подобные случаи показали, насколько нарушения мозга влияют на поведение, на способность контроля. С того времени доказательная база о связи ПФК и контроля эмоциональных импульсов принципиально увеличилась. Подтверждено, что здоровые дети, мозг которых еще находится в состоянии развития (вопреки расхожему мифу, мозг продолжает развиваться даже после подросткового возраста), демонстрируют ограниченные способности контролировать эмоции и импульсивное поведение и выносить моральные оценки. Доказано, что алкоголь угнетает контролирующую функцию ПФК.

Накоплено много прецедентов нарушений части ПФК в результате инсультов. Очень показательно поведение, которое демонстрируют такие пациенты при тестировании: они, с одной стороны, полностью понимают, как рационально следует решать ту или иную задачу, но при этом неспособны справиться с эмоцией, вынуждающей их вести себя нерационально. В ходе одного из нейрофизиологических тестов пациентам с нарушениями в части ПФК предлагают на выбор два варианта: один, который дает мгновенное, но небольшое вознаграждение, и другой – вознаграждение значительно большее, но с отсрочкой. В ходе тестирования пациенты обычно комментируют: «Я знаю, я знаю, как работает этот тест. Я должен выбрать этот более сложный путь потому, что вознаграждение в результате будет более значительным. Поэтому я именно это сейчас и выберу…» – и в тот же момент выбирают более «простой» путь [Sapolsky 2004, 1793].

Все это еще раз показывает, что функция волевого контроля может быть расстроена даже при сохранении когнитивных способностей.

И люди с такими особенностями не могут нести ответственность за свои поступки. Это доказывает, что действия без внешних ограничений, соответствующие желаниям агента, не всегда являются свободными и ответственными.

С. Два принципа свободы воли

Что же тогда за компонент нужно добавить к отсутствию принуждения, чтобы получить свободу, необходимую для ответственности? Выше была прослежена связь идеи свободы с отсутствием внешних и внутренних ограничений. Но это определение можно перевернуть с негативного на позитивное и таким образом сделать его более содержательным. Отсутствие ограничений – это не что иное, как наличие возможностей. Тогда получается, что свобода существует, когда есть возможности, когда доступны альтернативы. Вероятно, и случай с выбором одного из двух щенков, и случаи с психологическими дефектами из юридической практики не подходят под определение свободных действий, так как не предполагают альтернатив для агентов. Следовательно, (1) чтобы агент был свободен в действии и нес моральную ответственность, он должен иметь возможность поступить иначе[27 - Аналогичным образом Принцип альтернативных возможностей формулирует Г. Франкфурт в статье «Альтернативные возможности и моральная ответственность» [Frankfurt 2013, 139].]. Это утверждение называется Принципом альтернативных возможностей, и оно фигурирует во множестве современных работ. Согласно этому принципу, будущее по крайней мере в некоторые моменты представляет собой разветвляющиеся пути или, используя поэтическое выражение Борхеса, сад расходящихся тропок. Делая выбор, агент актуализирует одну из открытых возможностей, вступает на одну из множества тропок. И этот выбор должен быть ему иногда доступен.

Важен, впрочем, не только доступ к выбору, но и связь агента с этим выбором. Выбор должен принадлежать агенту. Эту идею можно выразить в Принципе автономии (или «самоопределения»). Этот принцип представляет еще одно важное условие свободы: (2) агент является свободным и, соответственно, морально ответственным, только если причиной его действий «в конечном счете» является он сам. Агент должен обладать контролем над собственными действиями, сам осуществлять выбор, понимая суть альтернатив, не будучи принужден к нему внутренними или внешними обстоятельствами. Свободное действие должно иметь в качестве причины ментальное состояние, и это ментальное состояние должно принадлежать именно осуществляющему действие агенту. К примеру, свободный выбор во время голосования предполагает не только наличие нескольких кандидатов, но и то, что выбор одного из них исходит от самого агента. При этом агент должен сам понимать, что он голосует, за кого и почему. Так, выбор кандидата, сделанный на основании выпавших в лотерее результатов, не является свободным, как и выбор, продиктованный другим лицом и совершенный под принуждением.

Эти два принципа следует считать наиболее распространенными условиями свободы воли и ответственности. Они были обнаружены философами несколько веков назад, но продолжают сохранять актуальность и для аналитиков конца XX – начала XXI в. Эти принципы «представляют собой интерпретацию двух различных аспектов свободы, которые должны быть отражены в любой достоверной теории – а именно принципы самоопределения (или автономии) и доступности альтернативных возможностей. Любая концепция свободного агента должна предполагать возможности и автономию в каком-то смысле…» [Watson 1987, 145], – утверждает Г. Уотсон в знаменитой статье «Свободное действие и свобода воли» (1987). С ним согласна и Л. Экстром: «Современным теоретикам свободы воли не мешало бы обратиться к весьма полезной статье Г. Уотсона 1987 г. Она придает структуру дискуссии… и смысл широкому спектру публикаций о проблеме свободы воли» [Ekstrom 2011, 366].

Но, быть может, эти принципы логически связаны, и тогда возможно сократить число требований? Быть может, если агент автономен и сам определяет свое поведение, в то же самое время он имеет альтернативы? Иначе как можно будет определить наличие или отсутствие контроля? Вот агент поступил так, но по собственной инициативе мог поступить иначе. Значит, есть контроль, и агент – источник действия. А если в любом случае он поступил бы так, а не иначе, значит, от него ничего не зависело. Есть, однако, основания считать, что эти принципы несводимы один к другому. Такими основаниями служат контрпримеры – ситуации, когда агент совершает самостоятельный выбор, а альтернатив поведения у него нет. Приведу одну такую ситуацию в пример.

Джон находится дома и занимается собственным делом. Вдруг из соседней квартиры раздается крик и призыв о помощи. Джон слышит этот призыв, однако решает ничего не предпринимать. Ему кажется, что жизнь соседа не так важна, как то, чем он сейчас занимается. Однако предпринять он в любом случае ничего не мог: преступники, напавшие на соседа, предварительно заперли Джона в его квартире снаружи и перерезали все телефонные линии. Таким образом, представляется, что у Джона действительно не было альтернатив, и тем не менее он сам принял решение бездействовать.

Думаю, этот и подобные примеры могут показать, что удовлетворение второго принципа возможно без удовлетворения первого, чем демонстрируется, что эти принципы логически независимы. Следовательно, сократить критерии свободы воли до одного условия пока не получится.

1. Свобода воли и детерминизм

Итак, пока предположительно свобода воли заключается в отсутствии принуждения и требует удовлетворения перечисленных выше двух условий (или по крайней мере одного из них). Но могут ли эти условия в принципе быть удовлетворены? Очевидно, что существуют действия, совершаемые под принуждением, действия, детерминированные внешними и внутренними факторами (другими агентами или обстоятельствами), существуют ограничения воли, снимающие ответственность. Но при внимательном анализе становится не совсем очевидно, что воля вообще может быть свободной. Основным препятствием для свободы воли и реализации двух обозначенных принципов является детерминизм.

A. Каузальный детерминизм

Детерминизмом называют представление о том, что факты прошлого в сочетании с законами природы определяют наличие одного реально возможного будущего[28 - По определению ван Инвагена, детерминизм – «это тезис о том, что в любой момент существует только одно физически возможное будущее» [Van Inwagen 1983, 3]. Наиболее подробным исследованием понятия «детерминизм» и его соотношения с современной наукой является книга Дж. Эрмана «Учебник детерминизма» [Earman 1986].]. Иными словами, это утверждение о том, что причины с необходимостью определяют один результат. Эти две формулировки взаимно дополняют друг друга, так как законы природы и являются по определению тем самым механизмом, который обеспечивает необходимость перехода от событий прошлого к событиям будущего. Это каузальный детерминизм. Есть и другие варианты детерминизма: теологический, генетический, логический. Согласно теологическому детерминизму, все события предопределены замыслом и волей монотеистического божества. Вопросами соотношения теологического детерминизма и свободы воли были заняты средневековые мыслители и схоласты. В генетическом детерминизме утверждается, что поведение всех живых существ определено их генетикой. А тезис логического детерминизма – в том, что все осмысленные предложения языка либо истинные, либо ложные. В том числе предложения о будущем, настоящем и прошлом.

Любой из вариантов детерминизма может представлять проблему для свободы воли. Так, если все события предопределены волей божественного существа, человеку не остается пространства для свободы. Аналогичным образом, пространства для свободы нет, если все реакции организма определены генами. Возможность свободы проблематична также, если все предложения, в особенности о будущем, имеют истинное или ложное значение. Однако эти варианты детерминизма не являются общепринятыми, в отличие от каузального или номологического детерминизма. Каузальный детерминизм (КД) до настоящего времени является распространенной метафизической позицией [Kane 2011a, 6]. И он, по всей видимости, представляет основное препятствие для свободной воли. Это можно показать с помощью двух аргументов, каждый из которых оспаривает соответствующий аспект свободы. Из этих рассуждений следует, что свобода воли не сочетается с необходимостью и детерминизмом.

И эта несовместимость представляет ядро современной проблемы свободы воли. Несовместимость обнаруживается в двух рассуждениях, которые играют существенную роль в современной дискуссии о свободе воли.

B. Два аргумента против свободы в условиях детерминизма

Первое рассуждение основывается на Принципе альтернативных возможностей. Согласно этому принципу, свободным действием является такое действие, которое имеет альтернативы. Допустим, детерминизм верен. Тогда, согласно Тезису о детерминизме, существует только одно реально возможное будущее. События прошлого в сочетании с законами природы с необходимостью определяют будущее, только одно реально возможное будущее. То есть при данном прошлом дано только одно будущее. Но тогда у действий и желаний агентов нет реальных альтернатив. И это значит, что никакие действия и никакие желания не являются свободными в условиях детерминизма. А если нет свободы, не может быть моральной ответственности.

Впрочем, существует еще один доступный ход – контрфактическая интерпретация «возможности». Допустим, при заданном прошлом будущее определено. Но, если бы прошлое было другим, при тех же законах природы будущее тоже было бы другим, – разве это не альтернатива? Вот в момент t агент хотел произвести действие X и сделал X. Но у действия была альтернатива – действие Y, так как, если бы в момент t агент хотел сделать Y, он бы и сделал Y. Может, такой контрфактический анализ спасает свободу действия? Подобный способ защиты свободы в детерминистическом мире был предложен американским богословом Дж. Эдвардсом, а затем многократно использовался другими философами, в том числе Дж. Муром. Он выражается в интерпретации ситуации «он мог поступить иначе» как ситуации «если бы он хотел поступить иначе, тогда бы он мог поступить иначе». И эта вторая ситуация не противоречит необходимости причин и законов природы.

Однако это, возможно, не выход, так как подобная интерпретация ситуации «он мог поступить иначе» имеет серьезный недостаток. Другая ситуация действительно могла бы привести к другим действиям. Но другой ситуации быть не могло. Сама ситуация в t была предопределена ситуацией в t – 1 и законами природы, и так – до появления данного агента и вообще до появления всех агентов. Наш агент просто не мог иметь другие желания и убеждения и, следовательно, в момент t не мог поступить иначе. Девочка, которой отец предложил выбрать щенка, выбрала черного. Если бы она захотела, она выбрала бы белого. Но в описанном случае она не могла захотеть выбрать белого, и потому, похоже, выбрать белого она не могла. Значение выражения «он мог поступить иначе», скорее всего, подразумевает не только то, что, «если бы он хотел поступить иначе, он мог бы поступить иначе», но и то, что «он мог захотеть поступить иначе»[29 - Подобный аргумент приводит Родерик Чизом [Chisholm 1964, 6].]. А это плохо совмещается с детерминистическим миром. Не больше оптимизма внушает и другое рассуждение. Оно построено на втором принципе.

Свобода, в соответствии со вторым принципом, предполагает контроль или то, что агент сам является автономной причиной своих действий. Но разве возможно такое? Допустим, человек принимает решение что-то сделать. Это его произвольное действие, действие, которое вызвано его желаниями и намерениями. Это действие в качестве причины имеет его предшествующее ментальное состояние. Но это состояние, в свою очередь, имеет другую причину – ментальное или физическое состояние. Регресс причин можно продолжить в прошлое до его детства, младенчества и даже до рождения. Но и здесь цепочка причин не прерывается, ведь каждое событие, в свою очередь, имеет другое событие в качестве причины. Все события в качестве причин имеют события прошлого, в том числе события до появления агента. События прошлого в сочетании с законами природы, согласно детерминизму, определяют все последующие события, в том числе действия агента. Следовательно, все действия в качестве причин имеют события за пределами существования агента. И никакие действия не имеют в качестве исходной причины агента. Соответственно, воля человека не является свободной. Причиной конкретного действия является агент и его состояние, но всегда есть и более ранняя причина, которая с необходимостью определяет исход и т. д. Какое тогда значение имеет сам агент? Где здесь пространство для свободы?

Оба аргумента показывают невозможность свободы воли в детерминистическом мире, или несовместимость свободы воли с детерминизмом событий и необходимостью. И эти рассуждения составляют центральную проблему в современных дискуссиях о свободе воли. Теперь мы отчетливо видим вторую опасность на пути к свободе и ответственности. Впрочем, может, проблема решается? Может, она существует только в философской традиции и именно потому, что метафизические установки не прошли должной ревизии?

C. Каузальный детерминизм и квантовая физика

В самом деле, если свобода воли, необходимое условие ответственности, не может сочетаться с детерминизмом, возможно, нет не свободы воли, а детерминизма? Есть некоторые основания так полагать. В то время как философские рассуждения, построенные на эмпирических данных специальных наук (анатомии, нейрофизиологии, психологии и т. п.), склоняют нас к убеждению в детерминизме, современная физика, наиболее фундаментальная из наук, кажется, больше тяготеет к индетерминизму.
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 30 >>
На страницу:
9 из 30