Неополитики

Брался далеко не за всё, но сидеть и киснуть в глуши его не привлекало. Он часто выезжал за рубеж, вывозил и, наоборот, возвращал целые состояния. Бывало, возглавлял оборону, но главное – выстраивал переговоры и цепочки людей. Но и это не входило ни в какое сравнение с его предыдущей работой. «Я словно трактор, к которому прицепили столовую вилку», – жаловался он жене. Но к большому бизнесу он не приклеился, ему совсем не импонировали правила, по которым тот развивался в стране. Поэтому он раз за разом возвращался назад в избу на берегу, но не только для того, чтобы сидеть в кресле у печки и читать любимые книги.

Все деньги, получаемые от дел, он вкладывал в развитие собственного рыбного хозяйства. О том, что все сторонние дела рано или поздно закончатся, Кассандр знал наперёд и искал надёжный, стабильный источник дохода. Сначала внешне всё выглядело странно и непритязательно. Его обворовывали во время отъездов, обворовывали и в пребывание, спуская дамбу ночью при участии его же охраны из местных. Но он освоил правила игры, заведя все необходимые связи и уникальную охранную организацию из привезённых бойцов. Скоро укрепил свои позиции территориально и экономически, и каждый год количество рыбных резервуаров прибавлялось.

Их структура выглядела странной – так, к примеру, один из прудов был выкопан вообще на вершине холма. Но всё имело свою суть и назначение. Тот верхний пруд был назван «барской купальней», ибо был выложен морёным дубом, имел великолепный вид на излучину реки, а вода в него подавалась через фильтры и далее ниспадала каскадом и водопадами в лежащие ниже резервуары. Там же стояли простенькая баня и летняя кухня, и все гости оставались очень довольны, а воду в купальне принимали за минерально-лечебную. Но на этом все изыски и заканчивались, вся остальная территория выглядела дикой, за исключением кругом накопанных прудов и прудиков.

Как-то, спустя годы, во второй половине августа к нему приехал старый товарищ, а ныне руководитель его ветеранской организации, но не один, а с высоким действующим чином из их линейки. Тому уже давно обещана была уникальная рыбалка у «проверенного кадра». Лето переменялось на осень, и рыбалка во всех видах удалась. Мужики заболтались, сидя в подстывшей воде купальни, и, когда поняли, что пора вылезать, были уже сильно посиневшими от холода. Чтобы не простыть, решили употребить настойки на травах, обильно украшавшие стеллажи на кухне. Хозяин открывал банку за банкой, но гости бранились, говоря, что все они выдохлись, градуса нет, хотя в реальности все настойки, как и гости, были далеко за сорок. Так уж бывает с сильно подмёрзшими людьми. Когда дело дошло до самогона на берёзовых углях, все оттаяли. На столе уже появилась горячая картошка с грибами, соленья, ну а про рыбу во всех её видах и икру и говорить не приходится.

Когда утром солнце взошло над рекой, почётный гость уже был на ногах. В каком бы виде и где бы он ни просыпался, он всегда отправлялся на пробежку. Его сердце было как мощный мотор и с лёгкостью гоняло по широченным артериям кровь, в какой бы пропорции она ни была перемешана с алкоголем. Он не успел ещё далеко отбежать от дома, когда случился конфуз. Желудок не выдержал вчерашних деликатесов и возлияний и разразился жуткой резью и расстройством. Генерал прямо-таки отпрыгнул в кусты и попытался снять штаны, но плохо завязанный бантик верёвки превратился в подлый узел. Он рванул верёвку со всей дури, речь-то уже шла о секундах. Есть в жизни моменты, когда жуткое недомогание превращается в удивительное облегчение… «Если бы ещё не эти чёртовы комары да муравьи», – подумал генерал, но тут вдруг случилось нечто.

На том самом месте, где он резко свернул с дороги, остановился мотоцикл и, судя по виду, хорошо знакомому по фильмам про войну, это была немецкая военная мотоколяска. А уж военный человек даже сквозь кусты без проблем мог узнать закреплённый немецкий пулемёт МГ-42. И в довершение один из мужчин, встав с мотоцикла и посмотрев в бинокль, стал что-то быстро говорить напарнику на немецком. Картину дополняли маскировочная форма и каски соответствующего профиля. Они явно искали именно его.

Как только мотоциклисты удалились, генерал на полусогнутых кустами рванул к дому. Его голова и так после вчерашнего работала процентов на десять от номинала, а тут вообще все мысли перепутались. Надо было срочно предупредить товарищей, достать оружие и телефон! Хозяин с шефом-ветераном мгновенно вскочили от крика, как по тревоге, и стали быстро одеваться, пытаясь спросонья мутным сознанием понять крики генерала. За дверью послышался скрип тормозов мотоцикла, все переглянулись, и тут хата взорвалась! От хохота. Эти двое мерзавцев начали смеяться во всю мочь, сползая на пол, а посреди комнаты стоял взъерошенный большой начальник и круглыми недобрыми глазами смотрел на происходящее. В правой руке он держал именной пистолет, левой поддерживал спадающие спортивные штаны с разорванной верёвкой.

Через пять минут хозяин разливал из запасённой банки настойку на цитрусовых корках и, вытирая рукавом всё ещё наворачивавшиеся от смеха слёзы, начал рассказывать. Немцы эти таковыми и являлись в действительности. После провала и измены охраны из местных пришлось искать действенную альтернативу. На эту работу удалось подписать волжских немцев, людей организованных, работящих и живущих устоями, вполне подходящими для этой задачи. Но в самом деле, не из столицы же вести ЧОП. У них уже были документы на свою охранную фирму. Маскхалаты и прочее закупили в военторге. Мотоциклы у них были свои, старенькие «Уралы», полностью некогда передранные с немецких. А пулемёт нашли при раскопках пруда, полностью ржавый, покрасили чёрной краской и в качестве бутафории закрепили на коляске. Так, для острастки. Работали они на пятёрочку, и вскоре прибыла вторая партия, но уже разнорабочих, трудились вахтенным методом, только платить приходилось им по столичным меркам, иначе бы не поехали.

Днём охранники остались на периметре, чтобы не мозолить глаза приехавшим и не портить картину, но с ночи до утра обязаны были дежурить внутри.

– Да, я ещё вчера заметил у тебя наблюдательные точки и фортификационные элементы, это помимо колючки и прочей фигни, – оправдывался гость. – А оказывается, ещё и посты с мобильными патрулями! – Он криво улыбнулся. – На кой ляд такой плацдарм? Это те не Голанские высоты!

И тут хозяин пустился в долгий и эмоциональный рассказ о бедах его хозяйственной жизни. Чем дальше, тем больше он распалялся, рассказывая о крайне непростых и многослойных отношениях с администрацией и их «близкими», с местным населением и приезжими гастролёрами. В его речи стали уже звучать такие слова, как «террор», «зачистки», «минные заграждения», а когда он дошёл до аннулирования правовых документов, вид у него стал весьма злобный и опасный. В этот момент гость подумал, что надо бы вытаскивать этого спеца отсюда, прежде чем над Гадюкино воссияет звезда Новой Палестины и, не дай бог, придётся вводить режим КТО в средней полосе. Мужик-то был толковый и из системы, мог бы ещё пригодиться на правильной пашне.

– Повторю свой вопрос, – сказал генерал. – На кой ляд тебе это всё сдалось? Продай, как предложили, и возвращайся в строй, уж место тебе нормальное найдём, отобьёшь всё со временем назад.

– Я не в запасе, а в отставке, куда ты меня всунуть хочешь? В ВОХР?

– В действующий резерв, есть теперь такая форма. Двойное подчинение. Найдём достойную должность в банке или солидной компании…

– Да не, на этих я насмотрелся уже. – Кончиком ножа он выреза?л на солёном огурце какой-то народный узор. – Мне б в науку, к космосу поближе.

– Зачем? Там не прокормишься.

– А мне, скажем, корм не нужен, я рыбы да балыка насолил до конца жизни, более чем достаточно.

– В чём тогда цимус?

Хозяин поводил снова какое-то время взглядом по столу и брякнул:

– В тарелках. Я так полагаю, что у нас, как и у американцев, должны быть ангары с летающими тарелками. И кто, как не физики…

– Есть подходящее место, – резанул гость. – В Ганушках! Тарелок не обещаю, но пара «пилотов» легко сыщутся. – Шутка как-то не отдавала теплотой юмора. – Хорош папе нос крутить, говори, зачем они тебе.

– Лан. Я знаю о резерве и знаю, приблизительно, кого и куда распихали по-крупному, да и остальное тоже понятно. Приличные места все разобраны, если только кто-то где-то обделался. Наука же вне оборонки вряд ли кого интересует, они нищеброды, две трети уже поубегали. Но думаю, скоро деньги и туда начнут закидывать. А там омут глубокий, годами можно вкладывать, а эффекта и не увидеть. Понимаешь, о чём я? Да, и по делу. – И тут блуждание его глаз прекратилось, взгляд стал монолитным. – Если нефть не начнём в науку перековывать, то лет через тридцать ляжем. А с моими навыками я там буду аккурат на месте, поболее, чем другие.

– Хм, слова мужа. – Гость сидел, обдумывая. – Пожалуй. Что ж, считай, договорились. Будешь там осетров разводить, – двусмысленно добавил он.

Через две недели приказ был оформлен, и начался путь Кассандра в Конфитюры. Хозяйство своё он продавать не стал, а передал полностью местному колхозу, сказав председателю странную фразу: «Это ваша доля». Там вскоре началась настоящая вакханалия: мужики ходили с бреднями, кидали борную кислоту, но улова особенного не было. Поэтому по осени кто-то прокопал ковшом дамбу и спустил воду, естественно ради рыбы. К чести местного народонаселения, нашлась пара совестливых и хозяйственных мужиков, которые попросили у председателя бульдозер и кусок трубы и восстановили, как смогли, дамбу под весенний паводок.

Хозяйский дом к весне разграбили, металлическую дверь вырвали трактором вместе с куском стены, всё унесли, крышу разобрали и даже доски из пола повыпиливали.

В апреле основной пруд наполнился до краёв, но вода нашла лазейку под новой переливной трубой, и дамбу размыло полностью, даже ниже прежнего основания, образовав глубокий овраг, куда и упала труба. На дне его как-то мальчишки нашли старую зелёную медную монетку, повертели в руках да и швырнули в кусты. А напрасно, ведь это и были остатки той самой «солёной рыбы», которой, по словам хозяина, он запасся впрок. Одна такая монета уходила на аукционе от ста до четырёхсот долларов. Наш герой знал, чем занимался. Рыба была прикрытием и отличной маскировкой раскопок.

Первую партию монет и украшений, найденную в захоронении на вершине того самого холма, он отправил в музей на экспертизу. Не получив ответа, поехал разбираться. И тогда ему открылась потрясающая картина хищений из музеев страны, сотни тысяч редчайших музейных экспонатов были вывезены за границу. Вывозили полотна, книги, а уж о монетах, не слишком любимых музеями и державшихся в запасниках, и говорить не приходилось. Поэтому, поразмыслив, он принял решение поделиться с государством «по совести»: ценные находки оставил себе, их сбыт организовывал один сильно обязанный ювелир – таким манером наш спец обеспечил себе нормальное пенсионное накопление вместо государства, которое должно бы было это сделать. А последнее получило недешёвый рыбоводческий комплекс, выстроенный, надо сказать, на ранее заработанные деньги, плюс краеведческий музей получил ящик, в который бережно было уложено наследие времён, не имеющее выраженной материальной стоимости. А люди получили удочку, которой могли бы ловить рыбу, но быстро поменяли её обратно на несколько рыбин.

По истечении работ Кассандр заскучал, время поменялось, и его более не звали на выполнение разного рода пикантных задач. Поэтому он решил вернуться назад в столицу к какой-нибудь более-менее интересной работе. Они со старым товарищем придумали сценарий возвращения посредством приезда высокого гостя, что и было блестяще исполнено.

Трудно и долго объяснять, что за действующий резерв и по каким правилам он работал. Достаточно, думаю, сказать, что Кассандр стал прикомандированным сотрудником безопасности, курирующим несколько научных организаций и НИИ. Его мало кто знал, под ним было несколько непосредственно прикреплённых к организациям офицеров. А обязанности его распространялись от антитеррора и антишпионажа до несанкционированного использования обветшавших методичек ДСП в туалетах организаций. Естественно, «экономическая безопасность» и неформальные стороны жизни сотрудников были его центральным приоритетом. Это придавало какой-то интерес работе, но всё равно окружающая действительность сильно угнетала его, чем дальше, тем больше. И заданный некогда вопрос «Зачем тебе это?» всё настойчивее требовал честного ответа. А его не было. Кассандр обладал не то чтобы интуицией, а каким-то комплексом тонких предчувствий, с которыми он давно наладил уважительные отношения. И эта его особенность заставляла совершать движения по сходящейся спирали вокруг его поляны, словно утягивая пружину внутри.

И вот, он уже сидит скрученный за столом посреди новой квартиры в доме «паствы» его. Засунув локоть правой руки под левую подмышку и уперевшись плечом в край стола, читает придурковатое письмо, присланное ему спецкурьером с короткой сопроводиловкой и личной просьбой сверху. И начиналось оно со слов: «Мон шер…» Он имел давний интерес к автору письма, и жил-то он теперь прямо рядом, можно было за солью зайти. Но дело требовало официоза и подготовки (так говорил ему здравый смысл) и должно было пройти ровно и без эксцессов. А вот компас предчувствий лихорадило, стрелка быстро вращалась то влево к ребячьей радости, то вправо к опасности. И это интриговало, наполняло грядущий день неуловимым смыслом.

А получилось всё шиворот-навыворот. Какой кометой туда принесло эту бабу? Весь чётко выстроенный день пришлось перекраивать с утра. Пошёл снег, и город начал резко замедляться. Несмотря на образовавшийся цейтнот, он успел переделать все дела, оставались только звездочёт и встреча в «Марриотте». Физик внимал словам как положено, но вот ввязываться в чреватые дебаты с ретро-хоррором, внезапно появившимся вместе с директором заведения, не планировал. Когда-то в академических и должностных кругах её называли Шахерезадой за долгие и уносящие напрочь голову речи. Остальные же звали её Немезидой, и астрофизики раскрывали другой, свой смысл этого имени – труднообнаружимая звезда, приводящая своим появлением к пагубным эксцессам. Эта зараза путала все мысли нашего героя, ведущего машину в центр города. Может, она и вправду ведьма, как утверждали некоторые? Она занимала всё больше пространства в его мыслях.

В какой-то момент наш герой включил дворники на повышенную скорость, пытаясь вместе со снегом смести её образ с лобового стекла. Но та, словно картинка-голограмма, просто сменила позу, сверкнув зелёным платьем. С таким он ещё не сталкивался, было похоже на наведённую галлюцинацию. Неужели ей хватило даже нескольких секунд, чтобы вонзить свою ядовитую колючку? Он уже опаздывал, но ему позвонили, встреча откладывалась, стоял весь город. Хорошо, наверное, относиться к тем, кто может развернуться через две сплошные, но не в данной ситуации. Патрон просто коряво переставил машину из пробки, стоявшей в одну сторону, в пробку, стоявшую в другую сторону – сторону дома.

Приехав запоздно к себе на квартиру, он уже знал, чем вытравить это бельмо с глаз, и применил излюбленное средство всех мужчин, желающих хотя бы ненадолго избавиться от навязчивой женщины в голове. Осилив слегка початую бутылку односолодового виски, Конфитюр перебрался в свою комнату и уселся в глубокое, редко используемое кресло напротив зеркала. Усталость уселась к нему на колени и, обняв, всей своей массой придавила его к спинке кресла. Тяжело и медленно дыша, он смотрел в зеркало, туда, где рядом с его отображением как бы сидела и она, недовольным, ждущим взглядом уставившись на него. «Да чёрт с тобой, хочешь поговорить, давай поговорим!» – подумал он. Она недовольно отвернула голову и уставилась на его отражение в зеркале, как если бы они сидели на одной скамейке.

«А интересно, – снова подумал он. – Должно быть, в молодости она была весьма привлекательной женщиной». Словно услышав, её образ стал меняться: черты лица расправились и посвежели, змеиное платье плавно облегало обольстительную фигуру. «Да, если б я встретил такую женщину в молодости…» Его собственный образ на скамейке засветился юными чертами, заулыбался крепкими белыми зубами красавице напротив, и та кокетливо хлопнула длинными ресницами…

– Ну наконец-то, – послышался знакомый голос. Из тени дерева напротив скамейки поднялся человек высокого роста с рыжей бородой. – Мы уж и не знали, чем тебя ещё сюда завлечь. – Раздвигая длинные, ниспадающие листья дерева, сплошь осыпанного бусинами ягод от белого до клюквенно-бордового цвета и источающих вокруг смолянисто-фруктовый запах, он подошёл к Кассандру. В том словно бы взорвался сноп эмоций, он непомерно счастлив был видеть этого, вроде незнакомого человека. Словно потерянного брата, словно старого боевого друга, Кассандр крепко обнял его и не отпускал какое-то время. Но всему свой предел. Им надо было слишком о многом поговорить…

– Когда все ушли в Великий Час, мы с тобой средь немногих неразумных и упёртых остались здесь, среди дайутов. Строили вечные города, и восстанавливали их снова и снова, и хоронили их, и уходили. Учили дайутов высокому и достойному, но и сами учились. Теперь, мой друг, я остался здесь, а ты – почти последний из нас…

– И, видимо, не самый умный…

– Нет-нет, ты сам знаешь: чем сложней организм, тем дольше он развивается. Это как раз твой случай. Теперь ты должен освоить новые принципы, а я буду сопровождать тебя тенью.

Кассандр внимал ему, скорость его мышления возрастала, к нему словно возвращалась память об этом человеке и его истории, он стал понимать собеседника быстро и, в общем-то, без слов. Но всё же их сидело на лавке трое, и он не мог не спросить:

– А что за Немезида, кто она?

– Немезида?! В прошлый раз ты называл её Цирцеей. – Тот рассмеялся. – И пытался даже вначале ущипнуть! Но не суть…

Кассандр почувствовал затылком, что взгляд женщины поменялся на холодный, и повторил свой вопрос:

– Кто она?

– Она из пурайс. – И ветер словно усилил эти слова. – Они были ещё до нас. Она присматривает за дайутами по-своему.

– А я думал, до нас были только насекомые, – не совсем удачно пошутил он и повернулся к даме, желая раскрыть свою мысль про бабочек и цветы. Но в тот же миг увидел на её месте гигантского богомола, хищно разинувшего желваки. Инстинктивно тот отдёрнулся и взвился винтом вверх над деревом. Друг его с трудом догнал и, схватив за ногу, силой опустил летуна вниз на скамейку.

– Атайа, прошу Вас, он же почти вылетел…

Она весело зазвенела хохотом, вернувшись в свой нормальный облик.

– Это её пространство – пространство создаваемых и принимаемых ей образов, – пояснил друг. – Мы здесь у неё в гостях, и по-другому нам никак не встретиться. И то, что говорю я, воспринимается тобой только через неё. Это сложно, но по-другому никак. Поэтому не отвлекайся и не отвлекай её, у нас мало времени.

Он сел на корточки и стал что-то рисовать палочкой на земле. Но Кассандру этого не требовалось – все рисунки он видел в цвете и деталях прямо у себя в голове, точно так же, как воспринимал слова сразу связками и образами. Иногда даже казалось, что с ним разговаривают сразу двое, и образы накладывались друг на друга и перемешивались. И с каждым словом он чувствовал, будто с ним делятся добром, песчинка за песчинкой, капля за каплей. Непередаваемое чувство тепла и единения, единения всех троих. А поток всё возрастал, слова и картинки ускорялись, а время заканчивалось и пережимало горловину потока.

В какой-то момент ниточка истончилась и прервалась. Слов прощания не было. Он открыл глаза и, ещё секунду назад воспринимая тонны информации, теперь не мог понять и ответить на простой вопрос: кто он и где? Когда пришло осознание, он скрутился калачом в кресле, всеми силами души желая вернуться назад – туда, где было хорошо, светло, и он уже снова начал было проваливаться в сон. Но годами взращённый стержень дисциплины разрезал пелену сна – если не встать и не записать мысли сейчас, то, что сейчас кажется понятным и очевидным, утром полностью исчезнет, забудется. Так было не раз, и эта встреча не была единственной.