Неополитики

– Ну, будет день – будет пища. Придумаем что-нибудь. С кадрами торопиться не надо. Договорились – в пятницу в семь, – резюмировал патрон, и концессионеры направились по домам: Астрофизик – на самый верх, а Конфитюр – в пустующую квартиру вниз.

Во время короткой заминки у лифта, сразу после пожеланий доброй ночи, патрон вдруг не выдержал и задал застоявшийся вопрос:

– Поскольку мы теперь на более короткой ноге…

– Да?..

– Не могли бы Вы открыть мне тайну: что есть исхименит? – Он лукаво, но добродушно улыбался.

– А-а, вот оно что! – Астрофизик посмотрел на него снова с удивлением, думая, как можно было расслышать это слово тогда, если оно было сказано тихо и с явной уверенностью, что объект удалился на значительное расстояние, не позволявшее никоим образом услышать этот комментарий.

– Пожалуйста, не думайте ничего такого. Это просто такой термин, не этнический или социальный, а скорее политический. Быстро объяснить не получится, сейчас-то точно. Но Вы навели меня на мысль, пожалуй, осветить его перед нашим новым сообществом. Думаю, всем будет интересно, а я, если получится, подберу данные к пятнице.

Лифт открыл свои двери, они пожали согласительно руки и разошлись.

Глава 5. Первое собрание

Пятница пятницей, а собрались только в субботу. Астрофизик проделал колоссальную работу, переговорив подробно с каждым участником и даже разослав вводные ознакомительные материалы, заблаговременно подготовленные Директором. Но именно он и стал в пятницу инициатором переноса первого заседания на субботу, так как работа требовала его присутствия до глубокой ночи. Банкир радостно воспринял это известие, на горле банка уже затягивалась петля, пятница-вечер – это дурдом, и он хотел сам извиниться-отказаться перед друзьями, но суббота – более реально. Остальные тоже боялись сильно опоздать из-за пятничных проблем с транспортом. В общем, все согласились на субботнее утро, отменив свои выходные дела.

Скользя по утреннему снегу, засыпа?вшему первые лужи, члены нового академического клуба собирались в правлении Директора. От кого-то пахло утренней свежестью и пробежкой по крупнохлопчатому снегу, от кого-то – кофе и добротной яичницей с колбасой, а от кого-то – нерво-заживляющим, утром-укрепляющим коньяком. Все были в сборе и в полной готовности: Директор-председатель, Астрофизик-профессор, патрон де Конфитюр, Юрист-народник, банкир Нарзак, физиолог-медик Чехонте, историк-огородник Леонтий, юстировщик-лазерщик и эзотерик Жерех и самый молодой средь них – Костик-программист.

Вводное слово Директора было очень тёплым, с благодарностью ко всем пришедшим. Он ещё раз кратко озвучил цели и задачи собрания и застопорился. С какого бока подобраться к задаче, было непонятно. Его взгляд остановился на историке, тот как раз закончил набивать трубку.

– Лео, уж не курить ли ты здесь собрался?

– Естественно, с утра терплю! Дома и на лестнице мне подымить не дают, а выйти на улицу было некогда – изучал с раннего утра ваши раздаточные бумаги.

– Ну и как? Какие-то мысли появились?

– Какие мысли могут быть от этого пустобрёхства? Сплошное теоретизирование. Маржинальные системы, пропорциональные, второе Политбюро, три ветви власти. Да, встретились внятные анализы и логичное описание, как всё должно быть правильно и почему. Это, как я вижу, кривое дерево, и мне говорят, что ветви у него неправильно кривые, а надо бы, чтобы они были правильными – вот так и вот так. Ну и что? Между тем, что есть, и тем, что надо – пропасть. И ветви не перегнуть, не выпрямить, и никто не даст этого делать. Нет, наш астрофаг, конечно, мне разъяснил, что вы собираетесь применить корневой подход, выпрямить, так сказать, через модификацию на клеточном уровне, но это уж к нашему эскулапу. – И он указал уже набитой трубкой на медика. – Я что-то совсем не представляю, как к этому подступиться.

– Что до меня, – принимая слово от указывавшей на него трубки, начал медик, – скажу прямо: я полон скепсиса. Не потому, что я считаю, что вы – простите, все мы – не способны создать что-то реально новое, оригинальное и весьма качественное. Наоборот, ещё как можем. Только, во-первых, мы будем изобретать велосипед. – Он снял и стал протирать свои кругленькие очки. – И как бы мы ни изощрялись, заходя, к примеру, не от руля, а от педалей-шестерёнок, получится всё одно. – И он утвердительно махнул очками. – Велосипед. Может, самый распрекрасный в мире, на котором действительно захочет прокатиться наш капризный и очень ленивый ребёнок – я, естественно, о народе. Но только он его раздолбает, да уж. Проедет, свалится или втемяшится куда и обязательно раздолбает. Возможно, об нас с вами. Если вообще папа даст ему сесть на велик. Да-с. Я так говорю не потому, что скептик, а потому, что давно наблюдаю за этим ребёнком и знаю, о чём говорю. И это было во-вторых, а есть ещё в-третьих, в-четвёртых и в-пятых. Но я пришёл сюда не бубнить, я всецело доверяю вашим талантам, други мои, и если мои познания и услуги будут вам полезны, то поверьте, для меня это большая честь, м-м, присоединиться. – Он замялся, включил висевшую на груди на серебряной цепочке электронную сигарету. – Несмотря на такие вещи, м-м, как, скажем, «дело врачей», – тихо добавил он, покосившись на патрона.

– Так, давайте-ка идите все курить на воздух, нечего тут, – решительно прервал его Директор и мотнул головой в сторону двери. – Через семь минут жду вас проснувшимися и готовыми начать.

Вышли все, кроме банкира и Конфитюра.

– Так себе настроение-то у них, – сказал первый. Было слышно, как недовольный астроном начал вправлять на ходу мозги выступавшим.

– А дисциплинка вообще аховая, я таких совещаний не видывал, – добавил второй.

– Нет, поверьте, всё как раз правильно. Вы просто не работали с этой публикой. Первое, что им надо – это продекларировать, что задача нерешаема. Это развязывает им руки. Потом они включают мозги и начинают со свободной совестью копать, вгрызаться. Сейчас на улице у них и начнётся. – Он достал из-под стола походную газовую горелку и тазикоподобную турку. – Хотите пока кофе?

– Да нет, спасибо. Я как раз хорошо представляю, о чём они на улице говорят: о своих бабах или последнем снеге.

– А я бы не отказался, очень кстати, – вдруг сказал банкир в отношении завариваемого кофе. Он сидел, развалившись боком на неудобном стуле, и смотрел перед собой. Помотав в стороны тяжёлой головой, он кивнул в сторону вышедших. – Если уж они взялись за дело, то могут говорить о чём угодно, даже с жёнами ругаться или в ду?ше мыться, а мозги, я знаю, работают, как у маньяка, не остановишь. Это вам не рабочие на повременной оплате.

Повисла пауза задумчивости, во время которой Директор оперировал с туркой. Они только успели сделать по глотку, как в комнату вошёл Жерех. Он не курил, но всегда ходил, когда думал. Взял предложенный бронзовый стаканчик с дымящимся кофе и спросил:

– А чего ты готовишь, как в походе, кофеваркой не разжился, что ли?

– Нет, просто люблю готовить на живом огне, пусть даже газовом. Внизу огонь, вверху вода – меня это всегда настраивает на мыслительный процесс.

– С другой стороны, – неожиданно вошёл в кабинет Чехонте. Он встал посреди комнаты как есть в пальто, отставив вперёд левую ногу. В правой руке была ещё работающая сигарета, в левой уже появился бронзовый стакан с кофе. – С другой стороны, если заменить систему координат с велосипеда на систему «ребёнок-велосипед», то в таком ракурсе…

Он подождал, не меняя позы, пока зайдут остальные и остаканятся (стало ясно, зачем нужна была столь огромная турка), и продолжил: – Мой товарищ и соавтор последней работы – реабилитолог. Вы его не знаете, на ноги поднимает абсолютно лежачих детей с ДЦП, травмированных людей с поражением центральной нервной системы. Недавно его пятнадцатилетний пациент сел как раз на велосипед, а ведь до одиннадцати лет лежал пластом на постели. Папа его в клинику принёс на плече, как коврик. Так он поднялся – ходит, играет, учится.

– Склифосовский, давай ближе к нашей теме.

– Само собой. Думаю, если параллельно с изобретением «правильного адаптивного велосипеда» заниматься разработкой мероприятий по восстановлению рефлекторной деятельности, проприоцепции, развитию моторики и двигательных навыков, самоконтроля и обучаемости, то связка «велосипед-человек» может стать эффективным инструментом. Я говорю, естественно, в привязке к нашей теме.

Банкир с патроном вопросительно переглянулись. Похоже, они были единственными, кто не совсем понял выступление. Остальные одобрительно закивали. Заметив непонимающий взгляд банкира, Директор пояснил:

– Он имеет в виду, что создаваемая система должна быть ассоциирована с индивидом, управляющим ей, а не оторвана или, хуже, противопоставлена ему. А поскольку, говоря в его терминах, мы не собираемся проектировать инвалидную коляску, то система должна развивать и закреплять новые необходимые навыки. То есть мы сразу получаем двойственную задачу: изучение оператора, его потенциальных способностей, методов их реализации и создание системы управления, реализующей, помимо прочего, эти возможности.

– Да понял я, не дурак, – отконфузился Нарзак.

Доктор повесил пальто на спинку стула и сел на место. Астроном довольно улыбался, лёд начинал трогаться. Засветились глаза и у Костика, который поначалу был разочарован стартом собрания.

– Давайте я попробую начать, разогнать мысль, так сказать, – встал со своего места Юрист. – Мы говорим о системе наших прав и обязанностей и, если свои обязанности мы с вами исполняем справно и в полной объёме, во всяком случае присутствующие здесь, то наши права на гражданское самовыражение и политическую активность как работающих субъектов низведены практически до нуля.

Половина присутствующих знали его плохо, но были наслышаны о его альтруистической работе, жизненной позиции и, в частности, бескорыстной поддержке Астрофизика в поисках справедливости. Поэтому слушали его с интересом.

– Наши права на политическую жизнь, то есть на выражение своих взглядов и позиций как по делам местным и частным, так и общегосударственным, реализуются путём представительства во власти нами избранных депутатов. Так?! Нами избранных… Только дело поставлено так, что мы совершенно не знаем, кого избираем и чем они занимаются, а им совершенно наплевать на то, что мы о них думаем. Во как!

Он сел на край Директорского стола и продолжал:

– Так мы голосовали по партийным спискам, там паровозом кого хочешь, того и протащат. А нас убеждают, что мы, как ответственные граждане, обязаны идти на выборы, а то до власти доберутся более организованные враги демократии и истинной государственности. И как результат – вот кто из вас знает депутатов, которым по факту достались ваши голоса?

Все замотали головами, кроме Директора и банкира. Но это и понятно – к управленцам большого ранга власть предержащие всегда выстраивали отдельные мостики.

– Лично я ни за кого не голосовал, – вставил своё слово астроном. – Меня никогда не устраивало, что меня используют вслепую, как дурачка, которому неизвестный господин может наобещать с три короба и впоследствии даже не удосужиться вспомнить свои обещания как само собой разумеющееся.

– А если все окажутся такими умными, как ты? – в шутку спросил юстировщик.

– Вероятность того, что все окажутся такими же умными, как я, равна нулю, – ответил бородатой шуткой бородач. – Более того, скажу, что я ранее ходил голосовать против всех, показывая своё отношение к этому безобразию, пока нас не лишили и такой возможности исполнять свой гражданский долг. А наша партия «против всех», помнится, легко преодолела пятипроцентный барьер, но «аспиранты» решили, что мы тем самым демонстрируем свою безответственность и других подбиваем, и запретили этим заниматься.

– Профессор, – продолжил Юрист, – даже при частичном восстановлении мажоритарной системы – пардон, кто не читал, это когда вы голосуете за конкретного кандидата по округу, а не по партийным спискам – даже если у Вас будет право телефонного звонка или встречи с избранником – это ничего не даст. У нас царит повальная безответственность вверху, начиная от первой табуретки, и пассивность внизу по принципу «и этот соврал, и другой соврёт, поделать ничего нельзя». Совершенно глухая патовая система. И она многогранна и хорошо защищена. Другая сторона этого дела – что голосовать просто не за кого. Пустыня, рукотворная при том. Ещё одна – что нет реального рабочего механизма реализации ваших потребностей через законодательное собрание, только в теории. А если нет эффекта, значит, никому это и не интересно. Соответственно, получаем пассивность избирателей. Кроме тех людей, которые исполняют конкретные бизнес-цели – поэтому и публика там собирается сугубо специфическая, реализующая преимущественно коммерческие дела и свои идеи, необходимые для личной самореализации и продвижения. В редких случаях это может совпасть с вашими интересами.

– Не всегда так, уважаемый, – стал поправлять выступающего банкир. Его грузному телу было неудобно на маленьком стуле, и он периодически перекатывался с одной ягодицы на другую, вытянув ноги далеко вперёд. – Там разные люди есть, и это важно помнить, не буду нагружать присутствующих примерами. Но в основном Вы правы. Извините, если перебил.

– Ничего, я лишь делал пояснения по существующему положению дел.

– И как Вы думаете это поправить?

– Поправить? – Он рассмеялся весело и незлобиво. – Вот уж скажете! Тут выбрать управдома и держать его под контролем у нас годами не получалось. Не только у нас, это системная болезнь. Когда законодательная инициатива исходит в восьмидесяти процентах случаев от исполнительной власти, являющейся здесь верховной, а законы принимаются по распоряжению, спускаемому сверху, то реальным избирателем является глава исполнительной власти. Понимаете это?! И соответственно, этот глава реализует свои программы посредством партии власти и согласительных фракций. Власть же избирателей является фиктивной и регулируется демагогическими рассуждениями о том, что им в действительности надо, насаждаемыми через тотально контролируемые массмедиа. Что тут поправить? Убиться об стену?

– Тогда Вы позволите мне высказаться?