Тайный агент

– Я понятия не имел, что она придумала такую штуку.

Опять до м-сс Верлок долго доносилось одно только бормотание, все-таки менее кошмарное для неё, чем страшное содержание громко произнесенных слов. Затем, главный инспектор Хит возвысил голос:

– Вы обезумели, что-ли, решившись на такое дело?

Голос м-ра Верлока ответил с каким-то мрачным бешенством:

– Да, около месяца я был безумным. Но теперь я не безумен. Все кончено. Теперь все выйдет наружу.

Он заговорил упавшим голосом, потом опять возвысил его.

– Вы знаете меня несколько лет, – сказал он, – и относились ко мне хорошо. Я прежде всего прямой человек.

Хиту, очевидно, было неприятно воспоминание о старом знакомстве.

– Не очень-то верьте – сказал он с угрозой в голосе – обещаниям, которые вам дают. Я бы на вашем месте бежал. Ловить вас мы бы не стали.

– Конечно, – сказал м-р Верлок со смехом. – Вы надеетесь, что другие избавят вас от меня? Нет, не бывать этому. Я слишком честно относился к этим людям, и теперь все должно выйти наружу.

– Так пусть выйдет, – равнодушно согласился главный инспектор Хит. – Но скажите мне, как вы оттуда выбрались?

– Я был близ Честер-Фильд-Уока, – услышала м-сс Верлок голос своего мужа, – как вдруг раздался взрыв. Тогда я бросился бежать. Был густой туман, и я никого не встретил до самого конца Джордж-Стрита.

– Удивительная удача! – проговорил с удивлением инспектор Хит. – Вас удивил звук взрыва?

– Да, он раздался слишком рано, – признался м-р Верлок мрачным голосом.

М-сс Верлок прижалась ухом в замочной скважине. У неё посинели губы, руки были холодны как лед, и среди бледного лица глаза казались двумя черными провалами. Голоса за дверью опять понизились, и до неё доносились только отдельные слова. Наконец, она услышала опять целую фразу, произнесенную главным инспектором:

– Он, вероятно, споткнулся о корень дерева.

Опять голоса понизились до шепота, и затем Хит, отвечая на какой-то вопрос, отчетливо сказал:

– Конечно. Разорван на клочки: куски тела и кости перемешались с песком и камнями. Пришлось подбирать лопатой, говорил я вам.

М-сс Верлок вдруг вскочила и, заткнув уши, убежала за прилавок и стала метаться между прилавком и полками у стены. Увидав газету, оставленную на столе Хитом, она пробовала развернуть ее, потом бросила на пол.

– Так, значит, ваша защита будет заключаться в полном признании? – спрашивал за дверью м-ра Верлока главный инспектор Хит.

– Да, я расскажу все до конца.

– Вам не поверят.

Главный инспектор погрузился в раздумье. Раскрытие этого дела вовсе ему не улыбалось. Михаэлис остался бы в стороне, обнаружилась бы только деятельность профессора, разбита была бы вся система тайного надзора и поднялся бы бессмысленный шум в газетах.

– Может быть, и не поверят, – сказал Верлок, – но зато многое будет изобличено. Я прямой человек и буду действовать прямо.

– Если вам не помешают, – сказал со смехом главный инспектор: – на вас будут оказывать разные влияния, а потом вы будете сами поражены приговором. Я бы на вашем месте не доверял господину, который с вами разговаривал до меня. Мой совет – как можно скорее исчезнуть отсюда. Ведь многие у нас уверены, что вас нет на свете.

– Неужели? – проговорил м-р Верлок. Вернувшись из Гринвича, он провел весь день в маленьком кабачке и не ожидал такого благоприятного оборота дела.

– Да, таково общее мнение. Удирайте, исчезните…

– Куда? – проговорил м-р Верлок. Он поднял голову и, глядя на запертую дверь, проговорил:

– Заберите меня с собой сейчас же. Я не буду сопротивляться.

– Я не сомневаюсь, – иронически согласился главный инспектор, следя за направлением его взгляда.

У м-ра Верлока выступил пот на лбу. Понизив голос, он заговорил конфиденциальным тоном: – Мальчик ведь был ненормальный, неответственный за свои поступки. Суд бы его оправдал, понимая, что он годится только в сумасшедший дом… Самое худшее, что ему сделали бы…

Главный инспектор, уже держась за ручку двери, прошептал, глядя прямо в лицо м-ру Верлоку:

– Мальчик-то, может быть, не совсем нормальный, но вы так прямо сумасшедший. Что вас так сбило с толку?

М-р Верлок, помня о м-ре Вальдере, – сказал, не стесняясь: Все это наделал один посольский негодяй. По-вашему, впрочем, он, может быть, джентльмен.

Главный инспектор кивнул головой, в знак понимания, и открыл дверь.

М-сс Верлок, может быть, и не заметила, как он вошел в лавку. Она сидела выпрямившись за прилавком, а у ног её валялся скомканный лист розоватой бумаги. Она судорожно прижала обе руки к лицу, надавливая кончиками пальцев на висок. На лице её была точно маска, которую она не хотела сорвать. В её неподвижности сильнее выражалось её страшное горе, чем если бы она испускала крики и билась головой об стену. Хит только вскользь взглянул на неё, проходя мимо, и когда он вышел при звоне надтреснутого колокольчика, вокруг м-сс Верлок воцарилась глубокая тишина. Темные полки с товарами поглощали весь свет, и в полутьме только сверкал золотой ободок обручального кольца на пальце м-сс Верлок, как неистребимый блеск остатка сверкающего сокровища, брошенного в сорную яму.

X.

Вице-директор попал в Вестминстер вовсе не около полуночи, как предполагал, а очень рано, в самом начале вечернего заседания. После разговора с личным секретарем, который интересовался исходом затеянного предприятия и понял по таинственным ответам вице-директора, что тому удалось нечто весьма важное и ответственное, вице-директора впустили в кабинет начальника, сидевшего за столом в задумчивой позе. Начальник не выразил ни удивления по поводу преждевременного появления своего подчиненного, ни любопытства, ни вообще каких-либо чувств. Ничто не изменилось в его задумчивом взгляде. Но голос его не был при этом усталый или сонный.

– Ну, что? – спросил он: – что вы узнали пока? Напали на что-нибудь неожиданное?

– Не совсем неожиданное, сэр Этэльред, – сказал вице-директор. – Я напал на психологическое состояние.

– Говорите, пожалуйста, понятнее, – попросил начальник.

– Да это совершенно понятно. Вы знаете ведь, что преступники чувствуют непреодолимое желание раскрыть свою тайну кому бы то ни было – часто даже полиции. И вот, Верлок, которого главный инспектор Хит считает столь непричастным к этому делу, оказался именно в таком состоянии. Он, говоря образно, бросился во мне на грудь, и мне стоило только шепнуть ему, кто я, и прибавить: я ведь знаю, что вы тут главное действующее лицо, – чтобы этим вызвать его признание. Ему казалось чудом, что мы уже знаем, но он все-таки поверил. Мне оставалось тогда только предложить ему два вопроса: кто вас толкнул на это дело, и кто бросил бомбу? Он дал точные ответы. Прежде всего я узнал, что бросил бомбу брат его жены, мальчик, полу-идиот, и узнал также, что Михаэлис никакого касательства к этому делу не имеет, хотя, действительно, мальчик был у него в деревне до восьми часов утра сегодня. Возможно, что Мяхаэлис еще ничего не знает до сих пор… Верлок с утра отправился туда и взял мальчика с собой как бы на прогулку. Так как это было не в первый раз, то Михаэлис не мог подозревать ничего дурного. Ну, а затем оказывается, что Верлок совершенно обезумел от удивительно сыгранной с ним комедии, которую мы с вами ни на минуту не приняли бы всерьез, но которая оказала сильное воздействие на Верлока.

Вице-директор рассказал все, что Верлок передавал ему о характере и образе действия мистера Вальдера…

– Мне это кажется совершенно фантастичным, – сказал начальник.

– Не правда ли? Прямо, какая-то жестокая шутка. Но Верлок, по-видимому, отнесся к этому совершенно серьезно. Ему казалось, что вся его карьера рушится. В прежнее время он был в прямых сношениях с Стот-Вартенгеймом, и считал свои услуги незаменимыми. Отрезвление было очень неожиданное, и он, видимо, потерял голову. Ему, очевидно, представлялось, что посольство может не только отказаться от его услуг, но каким-то таинственным образом погубить его.

– Сколько времени вы провели теперь с ним? – спросил начальник, прерывая вице-директора.

– Мы провели минут сорок в номере какой-то подозрительной гостиницы. Он был в состоянии реакции после преступления. Его нельзя назвать закоренелым преступником. Он не хотел смерти несчастного мальчика, брата своей жены, и теперь в полном ужасе, – я это ясно видел. Может быть, он даже любил мальчика. Во всяком случае, он надеялся, что мальчик не попадется, и что невозможно будет узнать, кто собственно совершил дело. Притом для мальчика никакого риска не было: его бы сейчас же объявили невменяемым.

Вице-директор остановился на минуту и задумался.

– Как он, однако, надеялся в таком случае выгородит себя – этого я не понимаю, – продолжал он, не зная, до чего Стэви был предан «доброму» м-ру Верлоку, и как он умел молчать, когда считал это нужным.

– Впрочем, он, может быть, не думал об этом, – прибавил вице-директор. – Он теперь в глубоком отчаянии, как человек, который совершил самоубийство, чтобы покончить со всеми заботами, и уже потом убедился, что ничуть не помог этим делу.