Тайный агент

– Что делать, – сказала она, – тут никто помочь не может. Пойдем. Так-то ты оберегаешь меня!

Стэви покорно пошел более твердым шагом, желая исполнить свой долг относительно сестры. Но он был огорчен её ответом. Разве действительно никто не может изменить дело к лучшему? Он нахмурился, погруженный в глубокое раздумье, но потом вдруг просветлел. Он еще верил к общественные учреждения.

– А полиция? – спросил он.

– Полиция не для этого, – ответила м-сс Верлок, и лицо Стэви опять вытянулось.

– Не для этого? – повторил он упавшим голосом. Он считал городскую полицию благодетельным учреждением для ограждения от зла, и относился к ней с доверием и любовью. Его поэтому сильно огорчило пояснение сестры. Зачем же они представлялись, будто желают добра людям, если ж самом деле это не так?

– Так на что же полиция? – продолжал он расспрашивать сестру по своей наивной привычке доискиваться смысл вещей. – На что, скажи?!

Винни не любила принципиальных рассуждений; но на этот раз она не уклонилась от разговора, так как желала главным образом успокоить мальчика. Она ответила без всякой сознательной иронии как-раз то, что в сущности и должна была ответить жена делегата революционного комитета, личного друга многих анархистов и пророка социальной революции.

– Разве ты не знаешь, на что полиция? – сказала она. – На то, конечно, чтобы неимущие ничего не отнимали у имущих.

Она нарочно не употребила слова «воровать», потому что слово это раздражало мальчика.

– А если они голодны? – возбужденно спросил Стэви.

– Все равно, – ответила м-сс Верлок со спокойствием человека, которого никогда не тревожили экономические вопросы. Она занята была высматриванием нужного им омнибуса. – И голодный – прибавила она – не должен ничего отнимать. Что об этом говорить! Ты ведь голодным никогда не был.

Она быстро взглянула на мальчика и не обратила внимания на несколько странное выражение его, как всегда, приветливо-доброго лица. Она не видела его душу, кипящую негодованием, жалостью и жаждой самопожертвования.

– Скорее, Стэви! – крикнула она. – Останови зеленый омнибус.

Стэви послушно выполнил её приказание, и через минуту они благополучно сидели в омнибусе.

Через час после этого м-р Верлок, подняв глаза с газеты, которую читал, или, во всяком случае, держал в руке, услышал, как хлопнула входная дверь, и увидел, как вошла Винни; пройдя через лавку, она пошла вверх по лестнице вместе с братом. Вид жены был приятен м-ру Верлоку, а на мальчика он не обращал внимания, слишком погруженный в последнее время в свои мрачные мысли. Он посмотрел вслед жене и ничего не сказал. В последнее время он сделался очень молчалив, и на этот раз тоже не произнес ни слова и за столом, когда жена позвала его ужинать… Он ел молча, два раза поднимался при звуке надтреснутого колокольчика, выходил в лавку к покупателю, потом также безмолвно возвращался. Во время этих отлучек м-сс Верлок особенно сильно чувствовала, как ей недостает матери, и смотрела в пространство окаменевшим взглядом. Стэви от нервности двигал ногами под столом, но когда входил м-р Верлок, он старался сидеть тихо и смотрел на мужа сестры с почтительным чувством. Винни убедила его по дороге, что м-р Верлок сидит дома грустный, и что не следует его огорчать. Стэви свято ей поверил, и печаль м-ра Верлока была для него уважительной причиной сдерживаться. Мать и сестра убедили его, из чисто практических, а не отвлеченно-этических целей, в том, что Верлок – очень добрый человек, и для Стэви этого было достаточно, чтобы отдать ему свою душу. М-р Верлок даже не знал, что Стэви считает его добрым, и что печаль и заботы доброго человека для него священны.

Стэви смотрел на м-ра Верлока с мучительным желанием помочь ему в его горе, и, чувствуя свое бессилие, сам проникся печалью, что выразилось в беспокойных движениях всего тела.

– Сиди спокойно! – сказала м-сс Верлок внушительном и в то же время нежном голосом.

Обратившись затем к мужу, она равнодушно спросила его;

– То уходишь куда-нибудь вечером?

М-р Верлок угрюмо покачал головой в знак отрицательного ответа и продолжал сидеть, не поднимая глаз с кусочка сыра на тарелке. Затем он встал и, направившись прямо к двери, вышел на улицу. Сделал он это вовсе не из желания досадить жене, а просто под влиянием охватившей его внутренней тревоги. Идти ему было некуда, но он все-таки пошел бесцельно бродить по освещенным улицам, потом вернулся домой и сел в изнеможения за прилавок. Мрачные мысли снова обступили его. Заперев дверь на ключ и затушив газ, он поднялся на верх в спальню, сопутствуемый своими тревожными думами. Жена его уже лежала в постели. У неё был спокойный характер и она не любила вдумываться в сущность вещей, но все-таки угрюмое молчание мужа за последние дни тревожило ее.

– Не ходи в одних чулках, – сказала она, – простудишься.

М-р Верлок оставил сапоги внизу и забыл надеть туфли; он ходил по комнате бесшумно, как медведь в клетке. При звуке голоса жены, он остановился и взглянул на нее пустым взглядом, от которого ей сделалось жутко. Она вспомнила, что комната матери пустая, и почувствовала сильное одиночество. Мать навсегда ушла от неё – в этом она не сомневалась и не предавалась иллюзиям. Хорошо, что хоть Стэви остался у неё. И она заговорила с мужем о волнующем ее вопросе.

– Мама действовала по собственному желанию, – сказала она. – Но я совершенно не понимаю, почему она уехала от нас. Не могла ведь она думать, что ты тяготишься ею. Как это она дурно поступила, что бросила нас!

У м-ра Верлока на минуту зашевелилось подозрение, что старуха, быть может, почуяла что-то недоброе в воздухе, и поэтому поспешила во-время уехать? Но нелепость такого предположения была слишком очевидна, и м-р Верлок не высказал его вслух.

– Может быть лучше, что она уехала, – сказал он. – М-сс Верлок ничего не ответила, но в эту ночь она была как-то особенно впечатлительна, и слова мужа поразили ее своей странностью. Почему хорошо, что мать уехала? Она не позволила себе, конечно, вдумываться в возможные причины её отъезда, так как была убеждена, что не следует вникать ни во что до конца. По инстинктивной практичности, она выдвинула самый для неё в эту минуту важный вопрос о Стэви.

– Не знаю, как я утешу мальчика в первые дни. Он будет с утра до вечера тосковать и метаться. А он такой хороший мальчик. Я бы не могла отпустить его от себя.

М-р Верлок раздевался в полном молчании, точно очутившись один в пустыне. Когда он лег в постель и тяжело опустил руки поверх одеяла, он вдруг на минуту почувствовал желание открыть жене все, что его мучило. Но он взглянул на её спокойное лицо, на волосы, заплетенные в косы на ночь, и отказался от своего намерения. М-р Верлок любил свою жену. Она была для него как бы символом святости семейного очага, и ему было страшно нарушить её покой. Зачем ее тревожить до времени? Несколько минут он молча переживал свои страдания среди ночной тиши, и наконец скат решительным тоном:

– Я уезжаю завтра на континент.

Может быть, жена не слышала его, так как ничего не ответила. Но в действительности м-сс Верлок слышала. Она лежала с открытыми глазами, и как-то все более внутренно убеждалась в том, что происходит нечто недоброе. Правда, и до того часто случалось, что муж уезжал за границу, для обновления своего запаса товаров в Брюсселе и Париже. Он часто сам ездил делать закупки, чтобы удовлетворить требования своих немногочисленных, но верных заказчиков. Он переждал несколько минут, потом скат:

– Я, может быть, пробуду в отсутствии неделю, или даже две недели… Позови м-сс Ниль. Пусть она приходит тебе помогать.

М-сс Ниль приходила помогать иногда по хозяйству. У неё был муж пьяница и много детей, и ей необходимо было искать какого-нибудь заработка. С красными руками, в переднике, она мыла полы и чистила в доме, распространяя вокруг себя атмосферу нищеты.

М-сс Верлок, следуя внушениям практической мудрости, ответила равнодушным тоном:

– Нет никакой надобности звать м-сс Ниль, я отлично справлюсь с работой без неё. Мне Стэви поможет. Можно потушить свечку? – прибавила она после короткого молчания.

– Потуши, – мрачно произнес мистер Верлок.

IX.

Вернувшись в Лондон дней через десять, м-р Верлок вошел в давку с таким же угрюмым лицом, с каким ушел, видимо не утешенный развлечениями путешествия и не достаточно обрадованный возвращением домой. Он вошел с опущенной головой и саквояжем в руках, прошел за прилавок и в изнеможении опустился на стул, с таким видом, точно пришел пешком из Дувра. Было раннее утро. Стэви, который сметал пыль с предметов, выставленных в витрине, обернулся и посмотрел на него с почтением и тревогой во взоре.

– Возьми, – сказал м-р Верлок, слегка толкнув ногой саквояж. Стэви быстро схватил саквояж и отнес с радостным видом в кухню, видимо осчастливленный тем, что мог оказаться полезным. М-р Верлок даже удивился такому чрезмерному усердию.

М-сс Ниль, которая чистила в это время камин в столовой, выглянула при звуке дверного колокольчика, и пошла доложить хозяйке о приезде м-ра Верлока. Винни подошла к дверям и позвала мужа завтракать. Он сначала махнул рукой в знак отсутствия аппетита, но потом все-таки пошел и стал есть то, что ему подали. Он ел как в ресторане, сдвинув шляпу назад, и жена, сев против него, стала деловито рассказывать ему о всем, что произошло за время его отсутствия. Таким тоном, вероятно, говорила и Пенелопа о домашних делах вернувшемуся домой Одиссею. М-сс Верлок не ткала пряжу во время отсутствия мужа, но она привела в порядок и вычистила все комнаты верхнего этажа, продала кое-какой товар и несколько раз видалась с м-ром Михаэлисом. В последний раз он ей сказал, что едет в деревню. Приходил также Карл Юнт, под-руку со своей противной экономкой. «Отвратительный старик», – прибавила она. О товарище Озипоне, которого она приняла очень нелюбезно, не выходя из-за прилавка, она ничего не сообщила, но, вспомнив о могучем, грубоватом с виду анархисте, она на минуту остановилась и слегка покраснела, прежде чем стала продолжать свой отчет. Ей захотелось скорее упомянуть о Стэви, и она сказала, что мальчик был очень расстроен в последнее время.

– И зачем это мама покинула нас! – опять сказала она.

М-р Верлок ничего не стал, и Винни продолжала говорить о брате.

– Работать-то он хорошо работает, – сказала она. – Ему точно хочется изо всех сил быть нам полезным. Точно всего еще мало.

М-р Верлок рассеянно посмотрел на Стэви, который сидел по правую сторону от него, бледный, худой, с раскрытыми бескровными губами. М-р Верлок мельком подумал, что брат его жены удивительно какое бесполезное существо в жизни. Подумал он это совершенно вскользь, не делая никаких выводов. Откинувшись на стуле, м-р Верлок снял шляпу, и прежде чем он успел положить ее на стол, Стэви подскочил и почтительно понес шляпу в кухню. М-р Верлок опять удивился.

– Ты мог бы сделать с ним что угодно, – сказала Винни. – Он для тебя готов идти в огонь и в воду. Он…

Она стала внимательно прислушиваться, повернувшись в сторону кухни. Там м-сс Нил мыла пол. При появлении Стэви она стала громко плакаться на судьбу, чтобы выманить у него для детей денег. Винни дарила ему иногда по шиллингу, и эти деньги он всегда отдавал, когда у него просили.

Ползая на четвереньках по полу в кухне, забрызганная и грязная, она начала свои причитания с обычной фразы:

– «Хорошо вам ничего не делать, как барину», – и продолжала повторять все те же жалобы, наивно путая правду с ложью и распространяя вокруг себя запах водки и мыла. Она говорила совершенно искренно и заливалась слезами, так как с утра не успела еще подкрепить себя водкой.

– Опять она плачется о своих малых детях. Наверное они уж не такие маленькие, как она говорит. Старшие должны были по вырасти и помогать ей. Она только злит Стэви.

Слова Винни подтвердились. Раздался удар кулаком по столу. Стэви разозлился, потому что не имел в кармане шиллинга, не мог помочь деткам м-сс Нил и чувствовал потребность как-нибудь выразить свой гнев.

М-сс Верлок поднялась и пошла в кухню «прекратить глупости». Она кротко, но твердо остановила сетования старой женщины и дала ей денег, зная, конечно, что она сейчас же пойдет выпить на них в ближайший кабачок. Но Винни на нее за это не могла негодовать.

– Может быть, и я бы на её месте поступала точно так же, – говорила она с мудрой снисходительностью.