В тот же день, когда м-р Верлок, дремавший в кресле перед камином, поднялся, наконец, и объявил, что собирается идти гулять, Винни крикнула ему из магазина:
– Возьми с собой мальчика, Адольф!
М-р Верлок в третий раз удивился за этот день. Он посмотрел несколько растерянным взглядом на жену. Она продолжала говорить свое.
– Мальчику скучно дома, – говорила она: – когда нет работы, он раздражается, и это действует на мои нервы. – Такое признание со стороны спокойной Винни казалось чем-то преувеличенным. Но действительно Стэви был невыносим, когда ему становилось тоскливо. Он садился на площадке лестницы на пол с поднятыми коленами, опираясь головой на руки, и его бледное лицо с пылающими глазами производило жуткое впечатление.
М-р Верлок готов был исполнить желание жены, но подумал о неожиданном препятствии.
– А вдруг он потеряет меня из виду и заблудится, – сказал он.
– Нет, – возразила м-сс Верлок решительным тоном. – Ты не знаешь его. Он тебя обожает и не отойдет от тебя. Но если его вдруг не окажется подле тебя…
М-сс Верлок на минуту остановилась.
– Ты продолжай идти. Не беспокойся. Он очень скоро вернется домой.
Этот оптимизм был причиной нового, четвертого в тот день изумления м-ра Верлока.
– Вернется, ты думаешь? – проговорил он с сомнением. Но, может быть, действительно Стэви не такой глупый, как ему кажется. Винни наверное лучше знает. Он бросил рассеянный взгляд на мальчика, сказал: – Ну, так пусть идет со мной, – и опять очутился в когтях мрачной заботы. Говорят, что забота любит ездить на седле за ездоком, но на самом деле она иногда ходит также пешком по пятам людей недостаточно богатых, чтобы держать лошадь, – таких, как, например, м-р Верлок.
Винни, стоя у дверей лавки, не видела роковой спутницы м-ра Верлока. Она следила за двумя фигурами, которые шля по узкой грязной улице, – одной высокой и коренастой, другой маленькой и худенькой, с тонкой шеей и слегка приподнятыми узкими плечами под большими полупрозрачными ушами. Они были в одинаковых пальто, у обоих были черные круглые шляпы.
«Совсем точно отец и сын», – подумала она, и подумала также, что м-р Верлок по-отечески относится к Стэви и что это до некоторой степени дело её такта.
В большому своему удовольствию она в течение следующих дней заметила, что м-р Верлок стал охотно брать с собою Стэви. Каждый раз, когда он собирался выходить из дому, он громко звал мальчика, как зовут с собой на прогулку любимую собаку. Сидя дома, он также иногда с любопытством поглядывал на Стэви. Он несколько изменился и хотя по-прежнему был молчалив, но уже не казался таким угрюмым; иногда он даже очень оживлялся. Стэви перестал забиваться в темные углы, а что-то постоянно бормотал про себя с угрозой в голосе. Когда его спрашивали: «Что ты сказал, Стэви?» – он только открывал рот и косился на сестру. Иногда он сжимал кулаки без всякой видимой причины, или что-то бормотал, обращаясь лицом к стене, и не касался карандаша, который ему давали для рисования кругов. Он тоже изменился, но, в противоположность м-ру Верлоку, не к лучшему. Винни, обобщавшая все его странности под общим понятием возбужденности, начала опасаться, что Стэви слушает разговоры м-ра Верлока с его друзьями, и это приносит ему вред. Наверное м-р Верлок во время прогулок встречает разных людей и разговаривает с ними. Винни знала, что это входит в какие-то его дела вне дома – дела, в которые она старалась не вдумываться. Она только боялась за Стэви и сказала об этом мужу. Все равно делу не помочь, и Стэви напрасно только волнуется.
Она сказала это мужу в то время, когда они оба сидели в лавке, и м-р Верлок ничего не ответил, хотя и мог бы возразить жене, что ей, а не ему принадлежала инициатива их совместных прогулов. Он выказал необыкновенное великодушие и ничего подобного не сказал. Он снял с полки маленькую коробочку, заглянул в нее, как бы для того, чтобы проверить, что в ней находится, и осторожно поставил ее на прилавок. Тогда только он нарушил молчание и сказал, что хорошо бы послать Стэви подышать свежим воздухом в деревню. Это бы принесло ему большую пользу. Но он высказал тут же опасение, что жена его не может обойтись без мальчика.
– Что ты! – запротестовала м-сс Верлок. – Когда дело идет о пользе для него, все другое неважно. Я отлично могу обойтись. Но куда его послать?
М-р Верлок медленно вынул лист оберточной бумаги и клубок бичевов и, укладывая коробочку для отправки по почте, пробормотал, что Михаэлис живет в деревне, в маленьком коттэдже, и что он с удовольствием приютит у себя Стэви. Там совершенно тихо. Никто не приходит и нет никаких разговоров, потому что Михаэлис пишет теперь книгу.
М-сс Верлок заявила, что Михаэлис ей очень нравится, и тут же прибавила, что терпеть не может «противного старика» Карла Юнта. Об Озипоне она ничего не сказала. Стэви, конечно, будет очень рад, – сказала она, так как м-р Михаэлис был всегда мил к нему и любил мальчика. – Стэви ведь хороший мальчик, – прибавила она. – Ты тоже, кажется, в последнее время привязался к нему.
М-р Верлок продолжал свою работу, не произнося ни слова. Затем, возвысив голос, он заявил о своей готовности повезти Стэви в деревню и оставить его у Михаэлиса. Это намерение он выполнил уже на следующий день. Стэви не протестовал, а как будто даже обрадовался. От времени до времени он удивленно поглядывал на сестру, в особенности когда она не смотрела на него, и у него было гордое, сосредоточенное выражение лица, как у ребенка, которому в первый раз дают в руки коробку спичек и позволяют самому зажечь спичку. М-сс Верлок дала последние распоряжения, сказала мальчику, чтобы он не слишком грязнил платье в деревне, и затем отправила его.
Таким образом, вследствие героического поступка матери и отправки мальчика в деревню, м-сс Верлок часто оставалась одна и во всем доме. М-ру Верлоку приходилось часто уходить по делам. Она долее обыкновенного оставалась в одиночестве в день взрыва в Гринвичском парке, так как м-р Верлок вышел в это утро очень рано, а вернулся уже под вечер. Она, впрочем, не тяготилась одиночеством. Выйти из дому ей не хотелось, погода была отвратительная и в лавке было уютнее, чем на улице. Сидя за прилавком с шитьем в руках, она не подняла глаз с работы, когда раздался дребезжащий звук колокольчика у входной двери и вошел м-р Верлок. Она не взглянула на него, когда он молча, надвинув шляпу на лоб, направился в комнату за лавкой.
– Какая ужасная погода! – спокойно сказала она. – Ты, может быть, ездил навестить Стэви?
– Нет, – мягко ответил м-р Верлок, и с неожиданной решительностью закрыл дверь из лавки.
М-сс Верлок продолжала еще сидеть несколько времени, опустив работу на колени, потом положила шитье на прилавок и поднялась, чтобы зажечь газ. После этого она направилась в кухню приготовить чай для мужа. Она не была удивлена холодностью м-ра Верлока, так как была разумной женщиной и не ожидала от мужа, после стольких лет супружества, чрезмерной нежности и особой учтивости. Но сама она соблюдала все свои обязанности заботливой жены, и направилась через комнату за лавкой в кухню с спокойно деловитым видом. Вдруг она услышала какой-то странный звук. Она остановилась среди комнаты, крайне удивленная, и зажгла газ над столом.
М-р Верлок, против обыкновения, сбросил пальто. Оно лежало на диване. Шляпа валялась тут же. Он же пододвинул стул в камину и, поставив ноги на решетку, сидел, низко опустив голову и поддерживая ее руками. У него стучали зубы и дрожь отдавалась во всем теле. М-сс Верлок сильно встревожилась:
– Ты промок, простудился? – спросила она, быстро подойдя к нему.
– Нет, – проговорил м-р Верлок и огромным усилием воли остановил дрожь. Но жена его, уверенная все-таки в том, что он схватил сильную простуду, продолжала расспросы:
– Где ты был сегодня? – спросила она.
– Нигде, – ответил м-р Верлок, тихим, сдавленным голосом. Во всей его фигуре чувствовалась или какая-то сосредоточенная тревога, или просто приступ сильной головной боли. Чувствуя неудовлетворительность своего ответа, он прибавил:
– Я был в банке.
М-сс Верлок изумилась:
– Зачем? – спросила она.
– Я взял оттуда все деньги, – ответил м-р Верлок, не поднимая глаз.
– Что это значит? Все деньги?
– Да, все.
М-сс Верлок накрыла стол скатертью, разложила приборы, я вдруг остановилась среди работы. – Зачем? – спросила она.
– Может понадобиться, – неопределенно ответил м-р Верлок, решивший остановить на этом свои намеренные признания.
– Не понимаю, что это значит, – сказала его жена совершенно спокойно, и м-р Верлок, для того, чтобы укрепит ее в её безмятежности, прибавил:
– Ты знаешь ведь, что можешь доверять мне.
– Конечно, – сказала м-сс Верлок и продолжала приготовления в ужину.
Решив про себя, что муж её утомлен и нужно его покормить посытнее, она вынула из буфета холодное мясо и пошла разогреть его в кухне. Только уже вернувшись оттуда, она опять заговорила:
– Если бы я тебе не доверяла, я бы за тебя не пошла замуж.
М-р Верлок как будто заснул, и когда чай был готов, м-сс Верлок громко назвала его по имени, чтобы разбудить. Он вздрогнул при громком звуке её голоса и, слегка шатаясь, подошел к столу. Но к еде он не притронулся. У него было сильно возбужденное лицо и красные глаза, и в общем он имел вид человека, проведшего разгульную ночь. Но так как он никогда не пил и не кутил, то вид его указывал скорее на начало болезни. Так подумала и м-сс Верлок и стала уговаривать его согреть ноги, надеть туфли и уже больше не выходить. М-р Верлок отнесся без всякого внимания к её гигиеническим советам, но просьба не выходить из дому неожиданно вызвала изложение очень широких планов. По туманным и незаконченным фразам мужа м-сс Верлок могла понять, что он собирается эмигрировать – только неизвестно, во Францию ли, или в Калифорнию. М-сс Верлок выслушала это с таким ужасом, точно он объявил ей о близости конца мира.
– Что за глупости! – сказала она, и сейчас же прибавила, быстро взглянув на лицо мужа:
– Ты схватил сильную простуду.
Слишком ясно было, что м-р Верлок был не только болен, но и сильно расстроен. Он с минуту помолчал в нерешительности, а потом проговорил что-то о необходимости уехать.
– Какая такая необходимость, – сказала Винни, сев против мужа и спокойно скрестив руки на груди. – Что тебя может заставить уехать? Ты не невольник. В наше время не бывает невольников. – Она остановилась, потом продолжала решительным голосом: – Деда идут хорошо, – сказала она, – живется нам недурно. Чего же еще?
Она окинула быстрым взглядом уютную комнату, находя, что она вполне соответствует её идеалу приятного домашнего очага. Ей недоставало в эту минуту только Стэви, гостившего у м-ра Михаэлиса. Она подошла к мужу и спросила:
– Или, может быть, я тебе надоела?
М-р Верлок не ответил ни единым звуком. Винни оперлась на его плечо сзади и коснулась губами его лба. Вокруг них было тихо, с улицы не доносилось ни единого эвука, и раздавалось только легкое шипенье газового рожка над столом.
М-р Верлок не пошевелился при прикосновении губ жены. Когда она отошла, он отодвинул стул, встал и подошел к камину, обернувшись спиной к огню и следя глазами за движениями жены. Она спокойно убирала со стола и ровным голосом объясняла, что нелепо покидать их здешнюю приятную и удобную жизнь. В душе она при этом думала только о брате, понимая, что при его странностях трудно будет увезти его га границу. Решив это про себя, она стала говорить еще более решительно, продолжая в то же время работать и подвязав передник, чтобы заняться мытьем чашек. Возбужденная сама усиливавшейся резкостью своего голоса, она наконец сказала: