Кончилось все тем, что учителя заперли нас в школе и держали до тех пор, пока туда не потянулись обеспокоенные родители. Их и заставили ремонтировать стену. Но мы так и не угомонились, выдумали себе новое развлечение.
Как только звенел звонок на перемену и учитель покидал класс, выпроваживали оттуда девчонок и затевали игру в «ловитки». Один гонялся за остальными, чтобы дотронуться до кого-то («запятнать») и передать «запятнанному» роль ловца. Бегали не только по полу, но и по учительскому столу и партам, переворачивая их со всем содержимым. Когда перемена заканчивалась, класс выглядел как поле битвы. Пол был усыпан разорванными учебниками и тетрадями, растерзанными портфелями, раздавленными ручками. Парты лежали на боку или вообще находились в перевернутом состоянии.
Как-то учитель, войдя в класс и увидев этот омерзительный погром, заметил: «Осталось только пройтись по потолку». Уже на следующей перемене данный трюк был проделан. Товарищи подняли меня и я, надев на руки туфли, сделал отчетливые отпечатки подошв на отштукатуренном потолке.
Это явилось последней каплей, переполнившей чашу терпения администрации. Наш класс лишили комнаты. Мы стали кочевать: когда тот или иной класс отправлялся в кабинет физики, химии или ботаники, мы занимали его комнату. Такой порядок сохранялся довольно долго, но в конце концов нас простили и вернули нам постоянную классную комнату.
Выплескивали адреналин и другими выходками. Володя Сафаров, сын очень уважаемого педагога, а позднее ответственной сотрудницы сочинского Горисполкома, любил швырять предметы мебели в окно. Однажды пущенный им стул чуть не попал в проходившего внизу чертежника. В следующий раз Володя кинул чем-то в плафон над учительским столом. Плафон треснул, но продолжал висеть. А на уроке черчения взял и развалился. И опять наш чертежник лишь чудом остался невредимым. В довершение всего этот тихий и безобидный человек был однажды забрызган чернилами. Он явился на урок в белом костюме и, как только повернулся лицом к доске, кто-то стряхнул на него авторучку.
И чертежник, и остальные учителя периодически подвергались и другой пытке: класс начинал мычать и мычал до тех пор, пока педагог не выбегал вон. Самое же садистское мероприятие предназначалось завучу школы, строгому и, как нам казалось, вредному пожилому дядьке. Он имел обыкновение ставить оценки с минусом и, как следствие, заработал кличку «Минус». У завуча не было левой руки, он ходил с пустым рукавом, вставленным в карман пиджака. Так вот, когда «Минус» входил в комнату, чтобы преподать урок географии, юношеская часть класса встречала его с пустым рукавом рубашки, кофты или пиджака.
Сейчас все эти проделки вспоминаются как дикие мерзости, а тогда… Тогда мы просто веселились. И не только в школе, но и в собственном доме. В один прекрасный день мальчишки решили сыграть в чапаевцев. Накинули на манер бурок на плечи плащи, вооружились деревянными саблями, как только стемнело, высыпали во двор и принялись рубить зеленые насаждения. А насаждения были там замечательные: сливовые, персиковые, черешневые, хурмовые, гранатовые деревья, банановые пальмы, хризантемы, гладиолусы, розы.
Все порубили, а когда проснулись, то увидели, что по двору, превратившемуся в свалку веток, листьев, плодов, цветов, рыскает большая группа милиционеров и людей в штатском. Найти виновников побоища им так и не удалось.
Экстремальные забавы увлекали и наших сверстников. Как-то родители взяли меня с собой в гости к директору санатория, расположенного в районе, называвшемся Новые Сочи. Пока взрослые обедали, мы с сыном хозяина и его приятелями пошли погулять. Не успели углубиться в рощу, как оттуда в нас полетели булыжники. Мы прижались к земле, отползли в овраг и принялись оттуда «отстреливаться» такими же булыжниками. «Перестрелка» продолжалась с полчаса, к счастью, никто из нас не пострадал. Что касается противной стороны, то об их возможных потерях мы информации не имели. Мне же товарищи по «команде» потом разъяснили, что подобные «состязания» между ними и мальчишками из соседнего квартала происходят регулярно.
В общеобразовательной школе подрастающему поколению прививались более цивилизованные формы физкультуры и спорта. По утрам в школьном дворе устраивалась гимнастика. Под музыку, с инструктором и прямо в обычной одежде. Дети не столько разминались, сколько обменивались новостями, подшучивали друг над другом. Мальчишки дразнили девчонок.
Уроки физкультуры проходили серьезнее. Нас обучали навыкам различных видов спорта. Не обходилось без травм. Я, прыгая через гимнастического «козла», сломал руку. В другой раз учитель физкультуры Леонид Михайлович заставил меня боксировать с ним на глазах у всего класса. Мужчиной он был крупным и сильным, и когда я раздразнил его дерзкими наскоками, перешел в мощное контрнаступление, обрушив на меня град ударов. Я устоял, но долго потом приходил в себя.
Особое место в спортивной жизни школы занимал баскетбол. Именно в этом виде спорта учебные заведения города состязались наиболее регулярно и страстно. Правда, интересовались соревнованиями далеко не все. Из учительского состава, кроме физрука, о них почти никто и не догадывался. В стороне оставались родители. Но зато мы, ребята, отдавались баскетболу с головой. Болели же за нас одноклассницы.
В средних классах (с пятого по восьмой) мы со сверстниками еще не могли участвовать в городском первенстве. Поэтому устраивали поединки между собой – на всю площадку или одно кольцо, оттачивали мастерство с помощью специальных игр («минус пять», «усы» и т. п.). Периодически вызывали «на дуэль» сверстников из других школ. И болели за старших товарищей, защищавших честь школы на городском первенстве.
Я с удовольствием следил за действиями многих баскетболистов, видя в них больших мастеров. Особый восторг вызывала команда школы № 2. До сих пор помню все фамилии ее игроков и не могу избавиться от их восприятия детскими глазами. С тех пор я повидал в действии всех баскетбольных «звезд» планеты нескольких поколений, но все равно сборная сочинской школы № 2 начала 1960-х годов представляется мне самой классной, элегантной.
Ребята из этой команды запомнились еще как чистенькие, аккуратненькие и очень интеллигентные. Более породистые, чем все остальные в нашем городе. Но даже в такой компании выделялся паренек, поджарый, загорелый, прекрасно одевавшийся, а главное, замечательно игравший. Фамилия его была Аполлонов, и я его воспринимал как настоящего баскетбольного бога. В памяти осталось, что он бросал в корзину без промаха, виртуозно проходил под кольцо сквозь любую защиту, отдавал филигранные пасы.
Как-то в товарищеском матче со сборной школы № 2 на их площадке с потрескавшимся асфальтом и допотопными щитами я отличился: забросил соперникам чуть ли не два десятка мячей, и мы выиграли. После игры удивленный Аполлонов заметил в мой адрес: «Сильный игрок, выиграть у такого на первенстве города будет непросто!».
От похвалы кумира впал в эйфорию, которая, впрочем, продолжалась недолго. Уже следующий матч с другим, более слабым, соперником я провалил. Такие перепады в уровне игры были для меня типичны. Порой действовал на площадке столь удачно, что чужие тренеры и игроки наперебой пророчили мне большое баскетбольное будущее. Но за каждым хорошим выступлением, как правило, следовала череда бесцветных, откровенно слабых. Главная же беда заключалась в том, что сбои приходились на самые важные матчи.
В старших классах у нас сложилась неплохая команда, но мы так ни разу не сумели выиграть первенство города. Хотя очень хотели и очень старались. Однажды почти добрались до цели. В остром полуфинале уступили сильной команде школы № 7, но смогли доказать, что за соперника выступил игрок, чей возраст превосходил допустимый лимит. Чтобы выяснить истинный возраст парня сходили даже в городской ЗАГС, отыскали там запись о дате его рождения.
Нашу команду после длительных разбирательств пропустили в финал. Готовились к нему как к решающему матчу на кубок планеты. Тренировались с утра до вечера, шлифовали технику, отрабатывали тактику, повышали физические кондиции. Настраивались психологически. В частности, по совету одного знатока часами смотрели на деревья и кусты – зеленый цвет якобы способствовал расслаблению нервной системы.
Но все старания оказались напрасными. В присутствии 20 девочек из нашей школы и примерно такого же количества болельщиков со стороны соперников команде уже упоминавшейся школы № 2 мы крупно продули. Меня мяч не слушался совсем и даже из-под кольца умудрялся не попадать.
И тем не менее в баскетбол я играл все школьные годы. Какое-то время посещал баскетбольную секцию ДСШ. Пару раз выступил за сборную города. Но из секции ушел, когда тренер вознамерился с моей помощью решить квартирный вопрос. Стал просить, чтобы я повлиял на отца, в то время председателя сочинского Горисполкома, т. е. мэра.
Из баскетбольной секции перешел в легкоатлетическую, тем более что меня туда уже давно зазывали два приятеля по дому, которые самозабвенно и довольно успешно занимались этим замечательным видом спорта. Наблюдая, как один из соседей стремительно бежит стометровку, а второй элегантно прыгает тройным, я все более заражался желанием пойти по их стопам.
Помог случай. На очередном школьном первенстве города меня заявили бежать дистанцию 400 метров. Никогда ее не бегал, но раз физрук сказал надо, значит надо. В конце концов, что такое какие-то 400 метров, когда за одну игру в футбол или баскетбол я набегал с десяток километров!
И вот старт. Раздался выстрел стартера, побежали. Я сразу набрал полную мощь и резко вырвался вперед. К середине дистанции опережал соперников уже метров на двадцать. Позднее узнал, что шел с превышением графика рекорда Краснодарского края. Тренеры и немногочисленные болельщики на трибунах обомлели: никак в городе рождается новая «звезда»!
Но тут я почувствовал, что силы быстро меня оставляют. Дыхание сбилось, перед глазами поплыли темные круги. Окончательно добили крики физрука из школы № 8, нашей соперницы, Сергея Федоровича. Он начал громко скандировать своим зычным и хриплым голосом: «Он нажрался, догоняйте! Он нажрался, догоняйте!». И скандировал негодник до тех пор, пока меня, действительно, не догнали.
Раздосадованный неудачей, я решил заняться легкой атлетикой всерьез. Записался в легкоатлетическую секцию ДСШ. Тренеры (их в секции было двое) рекомендовали взять курс на десятиборье, телосложение, мол, подходило. Но я увлекся только тремя видами и почти исключительно ими занимался – прыжки в высоту, тройной, толкание ядра. Тренировок в секции не хватало, и я продолжал муштровать себя во дворе собственного дома.
Там была песочная площадка, в середине которой росла красивая ива. В детстве мы с приятелями строили на площадке песочные замки. Теперь же стали использовать «песочник» для толкания ядра. Отступали от края площадки на максимально возможное расстояние, до кустарников, и пускали снаряд в песок. Занятие это было рискованное. Между «песочником» и кустарником пролегала центральная аллея, ведущая к дому. По ней постоянно кто-то шел, рискуя получить ядром по голове. Слава богу, такого ни разу не случилось, но зато ядро, словно заколдованное, регулярно угождало в ствол ивы. Некоторые из соседей поднимали шум, требовали прекратить «хулиганство». Но мы продолжали швырять ядро и со временем так натренировались, что снаряд стал вылетать за пределы «песочника» и дробить асфальт с другой его стороны.
Там же, у «песочника», практиковались в прыжках в высоту, выполняли различные упражнения – отжимались от земли, запрыгивали на скамейки, предназначенные для сидения старушек. Нашли где-то ржавую штангу. Стали поднимать ее. Я так наловчился, что мог выжать штангу 50 раз, больше, чем взрослые дядьки, которые порой решались посостязаться с нами. Наслаждаясь своей мощью, на глазах у соседей и прохожих толкал снаряд одной рукой.
Начинал тренировки ранним утром, иногда с напарником, чаще один. Бегал, прыгал, бряцал штангой, толкал ядро. После школы продолжал тренировки уже всегда в компании. А вечером, когда наступала темнота, бежал с кем-то из приятелей на городской стадион. «Наматывали» там круги, а затем бегом же возвращались домой.
В школе тоже не забывал о легкой атлетике. Временами увлечение ею отодвигало на задний план футбол и баскетбол. На всех переменах, и особенно в дни практики на сочинской мебельной фабрике, мы с одноклассниками состязались в прыжках в длину. Помимо одинарного и тройного прыжков, выдумали двойной, четверной, пятерной и даже десятерной. Почти по всем этим видам я стабильно занимал второе место (после непобедимого долговязого Бориса Пантелеймонова). И очень гордился своими результатами.
Перед глазами у меня постоянно стоял образ мальчика-шотландца из фильма «О’Рейли». Посмотрел эту кинокартину, наверное, раз десять и до сих пор помню ее почти наизусть (удивительно, что в своей взрослой жизни я пока не встретил ни одного человека, который знал бы об этом столь мне полюбившемся фильме). Так вот о фильме. В шотландской горной деревушке растет мальчик по имени О’Рейли. Как-то ему в руки попадает рекламная брошюра, автор которой предлагает систему физической подготовки юного поколения. О’Рейли вступает в переписку с автором и на основе его инструкций начинает тренироваться: бегать, прыгать, метать камни и палки в живописных шотландских горах.
Проходят годы и О’Рейли вырастает в мощного, великолепно сложенного юношу, который начинает специализироваться на метании молота. Он едет в далекий Мельбурн на Олимпийские игры и становится там чемпионом по метанию молота. Счастливый стоит О’Рейли на пьедестале почета, а его седой учитель сидит в своем шотландском доме и по радио слушает реляцию о триумфе ученика. Слезы текут по стариковским щекам.
По примеру О’Рейли я приобретал брошюры, предлагавшие различные системы физического воспитания, и пытался следовать им. Принимался качать мышцы по программе культуристов (то, что сейчас называют бодибилдингом), старательно выполнял наставления самоучителя по самбо.
Помимо О’Рейли, меня вдохновляли, конечно, и советские чемпионы. Я слушал радиорепортажи о международных состязаниях, зачитывался газетными и журнальными статьями о них. «Советский спорт» и «Футбол» были тогда очень дефицитными изданиями, приходилось часами метаться по городу в поисках экземплярчика. Особое удовольствие доставляло мне посещение кинотеатра хроникально-документальных фильмов, где регулярно крутили ленты о победах советских спортсменов на Олимпийских играх в Риме (1958) и Токио (1962), на первенствах мира. Я со слезами на глазах наслаждался триумфом прыгуна в высоту В. Брумеля, стайеров В. Куца и П. Болотникова, прыгуна тройным В. Санеева и других корифеев отечественного спорта. По ночам, после таких просмотров, мечтал о собственных достижениях.
На землю меня вернули ребята из юношеской сборной РСФСР по легкой атлетике. Они проходили весенний сбор в г. Сочи и на это время их определили к нам в класс на учебу. В первую же перемену мы предложили новичкам посостязаться в прыжках в длину с места – одинарным, двойным и проч., по обычной нашей программе.
Сначала прыгнул одинарным я, приземлившись в районе личного рекорда. Борис Пантелеймонов тут же перекрыл мой результат сантиметров на пять. Остальные из наших прыгнули намного хуже. Но вот дошла очередь до членов сборной РСФСР. Первый же из них улетел сантиметров на сорок дальше, чем Пантелеймонов. Причем сделал это легко, без напряжения. Его коллеги по команде приземлились один за другим еще дальше.
В двойном прыжке преимущество сборников стало еще более ощутимым, а когда дело дошло до десятерного прыжка, наше отставание превратилось просто в позорное. Словно мы, лилипуты, пытались тягаться с гулливерами.
Вскоре моя гордость подверглась новому испытанию. В нашем классе учился симпатичный парень Валера Песчанко, который всерьез занимался тогда еще экзотическим для советских людей большим теннисом. Он часто ездил на сборы и соревнования, вышел на всесоюзный уровень, о нем заговорила пресса, даже центральная. На учебу у парня сил и времени хватало, а вот в спортивных забавах с одноклассниками он практически не участвовал. Но однажды все-таки согласился выступить за школу на первенстве города по легкой атлетике. И не только стал чемпионом, но и с ходу установил городской рекорд. Я и коллеги-прыгуны были посрамлены человеком, который первый раз в жизни участвовал в соревнованиях по нашему виду спорта и плохо владел техникой прыжков. Именно тогда я понял, что чемпионом в легкой атлетике мне стать просто не дано.
Были в моем окружении и другие по-настоящему талантливые ребята. Особенно выделялся Володя Дутов, который почти наравне с Валерием Песчанко играл в большой теннис, а заодно был одним из лучших в городе юных футболистов и баскетболистов. Кажется, он еще прекрасно плавал, играл в волейбол, настольный теннис.
В какой-то момент парень перевелся к нам в школу, и наша баскетбольная дружина моментально превратилась в грозу авторитетов. Мы уже было всерьез нацелились на городское чемпионство, но Володя опять поменял школу. Встретил его много лет спустя во время отдыха в элитном санатории «Сочи». Я уже был дипломатом со стажем и ответственным сотрудником ЦК КПСС, но чувство преклонения перед Дутовым, даже комплекса неполноценности в отношении его, у меня оставалось.
Как оказалось, Володя работал инструктором санатория по теннису. Каково же было мое удивление, когда я почувствовал, что он стесняется меня, робеет в моем присутствии. Пытался расслабить его, говорил ему комплименты, воздавал хвалу его спортивным достижениям юношеской поры. Но Дутов только еще больше тушевался. Мне стало обидно за этого невероятно одаренного человека, который и по сей день воспринимается в моем сознании как своего рода сочинский Всеволод Бобров, спортивный самородок.
И это несмотря на то, что Володя Дутов нанес мне в детстве психологическую травму. Однажды утром спускаюсь в «песочник» и не нахожу там ржавую штангу. Украли. Остаюсь без снаряда, нарушается программа тренировок. Вместе с соседскими ребятами ведем лихорадочный поиск. Проходит месяц – безрезультатно. Отчаявшись, решаем позаимствовать 32-килограммовую гирю из спорт-склада в школе. Залезаем туда вечером, утаскиваем гирю, а заодно стол для игры в настольный теннис. Оборудуем спортзал в подвале нашего дома и начинаем там упражняться. Упражняемся недолго, ибо уже два дня спустя завхоз школы без обиняков предлагает похищенное вернуть.
А мы возобновляем поиск любимой штанги. Наконец кто-то сообщает, что видел ее во дворе хибары у железнодорожного вокзала. В нескольких кварталах от нас. Идем по наводке и видим – с нашей штангой разминается Володя Дутов.
С окончанием школы спортивные страсти как-то сразу отодвинулись в моей жизни на задний план, а затем и вовсе сошли на нет. Учеба, и особенно изучение китайского языка, неустроенность быта в общежитии, непривычно холодный московский климат – эти и другие причины привели к тому, что на физкультуру и спорт не оставалось ни времени, ни сил, ни здоровья. Подавляющее большинство соседей по общежитию тоже не очень дружили со спортом. Разве что иногда мы гоняли футбольный мяч на небольшом пятачке под общежитскими окнами.
В нашем институте (МГИМО) спорт не очень и культивировался. На первом курсе периодически проводились занятия по физкультуре. Нас заставляли бегать, прыгать и, как уже упоминалось выше, ходить на лыжах. После первого курса занятия прекратились. В институте вроде бы работали какие-то секции, в том числе баскетбола. Но я никуда записываться так и не стал.
О том, чтобы институт участвовал в городских соревнованиях, я не слышал (хотя не исключаю, что такое участие имело место, но в любом случае ни преподавательский состав, ни студенты эту тему даже не обсуждали).
Конечно, не все советские вузы были столь безразличны к спорту. В некоторых имелись сильные команды по баскетболу, волейболу, водному поло, ручному мячу и другим видам спорта. Они сражались между собой за различные кубки и призы. Начальство в таких институтах стремилось привлечь в студенческие ряды способных спортсменов. Их порой принимали без вступительных экзаменов, платили им повышенные стипендии, позволяли пропускать занятия, завышали оценки на экзаменационных сессиях.
Но масштабы спортивной активности были все-таки ограниченными, привилегии спортсменам достаточно скромными, и общество в целом мало интересовалось перипетиями студенческого спорта. Руководители всех рангов, средства массовой информации, болельщики концентрировали внимание на деятельности спортивных обществ – «Спартак», «Динамо», «ЦСКА», «Торпедо» и др. Официально они объединяли любителей, а на самом деле это были профессиональные организации, которые участвовали в популярных во всем народе первенствах страны, защищали спортивную честь страны за рубежом. Если какие-то студенческие команды и попадали в число участников таких соревнований, то редко и по не самым популярным видам спорта. В футболе и хоккее, скажем, такого не было.
Совсем другая картина предстала перед нами в США. Спорт в средних школах и вузах Америки – это одна из важнейших составляющих их жизнедеятельности, это колоссальная индустрия развлечения, в которую вовлечены не только все когда-либо учившиеся и работавшие в данном заведении, но большинство граждан округа, города, а то и целого штата (от высших должностных лиц до последнего безработного).
Однако, прежде чем вдаваться в нюансы юношеского спорта, я хотел бы попытаться определить роль и функции спорта в жизни всего американского общества. Спорт за океаном – великая сила. На него тратятся огромные средства и уйма времени, он занимает львиную долю телепрограмм, газетных и журнальных полос. И можно согласиться с теми, кто считает, что в США спорт ценится больше, чем творчество. Многие молодые люди предпочитают карьеру футболиста музыке, пению, литературе.