Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 8. Часть 12. Диалог и столкновение цивилизаций

Один стал мэром маленького города и, чтобы удержаться на этом посту, готов на любое преступление. Другой спился и горько смеется над своей сломанной жизнью. Третий подвизается на ниве бизнеса, пытаясь нажиться на обмане окружающих. Четвертый – бездарный, неквалифицированный учитель, «подсиживающий» коллег ради незначительного продвижения по службе.

Ну и сам тренер, который за последние четверть века не только не знал больше побед, но и был уволен с работы за издевательство над игроками. О баскетболе он говорит, что потерял к нему интерес, поскольку «это уже не игра белых».

Похожие мотивы мучительного приспособления бывших атлетов к реалиям взрослого мира можно встретить в произведениях выдающихся прозаиков, таких как Ирвин Шоу («The Eighty – Yard Run»), Скот Фицджеральд («The Great Gatsby»), Эрнест Хемингуэй («The Short and Happy Life of Francis Macomber»), Джон Апдайк («Rabbit, Run»).

Публиковалась и статистика, которая свидетельствовала, что большинство после короткой карьеры оказывалось на дне общества. «Звезды» прошлого оставались без работы или подвизались в роли дворников, грузчиков, рассыльных, служащих бензоколонок. Им не хватало образования, навыков и силы воли, чтобы начать жить с чистого листа, с азов и вновь двигаться вверх.

Вместе с тем были и есть такие, которые смогли устроиться в после-спортивной жизни и остаться счастливыми, успешными людьми. Оптимисты приводят даже данные, призванные опровергнуть вышеупомянутую печальную статистику о судьбе атлетов. Высказывается мнение, что книги и пьесы, описывающие их страдания, сочиняются интеллектуалами-хлюпиками, которые в юности отчаянно завидовали «звездам», а теперь пытаются отомстить им.

Апологеты утверждают, что спортсмены в среднем по интеллекту превосходят сверстников и поэтому лучше устраиваются в последующей жизни. Они чувствуют себя комфортнее, ибо их уважают, им доверяют и подражают. У среднего спортсмена, заявляет известный американский социолог, в три раза больше друзей.

Как представляется, делать те или иные однозначные обобщения о судьбе чемпионов было бы неправильно. И в Соединенных Штатах, и в России, и вообще повсюду спортсмены, как и прочие люди, устраиваются по-разному. Одни процветают, другие опускаются, третьи просто нормально живут. Все зависит от талантов, характера, наклонностей, везения, семейных обстоятельств, генов, состояния здоровья и тысячи иных факторов.

Заканчивая тему проблем в американском спорте, отмечу, что в нем процветало использование стимуляторов. Причем раз за разом выяснялось, что менеджеры и тренеры фактически заставляли подопечных принимать препараты, способствовавшие наращиванию мышечной массы, увеличению выносливости, энергетической потенции, физических возможностей.

Имели место случаи подкупа игроков. Самый крупный скандал разразился вокруг бейсбольной команды «Чикаго Блэк Сокс». Возникали подобные инциденты в студенческом баскетболе, в профессиональном боксе. При этом власти категорически отказывались легализовать спортивный тотализатор, столь распространенный в Европе. Аргумент – это приведет к разгулу коррупции в спорте, что, мол, и имеет место на Европейском континенте.

Велика роль в определении судеб спорта за океаном средств массовой информации. В начале ХХ столетия расцвел бейсбол, получая бесплатную рекламу в виде восторженных статей в прессе. Футбол превратился в пристрастие американцев № 1 благодаря телевидению. Народ влюбился по уши в этот спорт, сочетающий в себе кроме мощи, скорости, насилия, разнообразия тактических ходов еще и частые остановки, столь необходимые для рекламы. Гольф из развлечения узкой группки богатых индивидуумов вырос в зрелище для миллионов только при помощи телевидения.

СМИ диктуют порой регламент соревнований. Финалы, игра в добавочное время до первого гола (sudden death), начало матчей в неудобное для спортсменов время (ранним утром или поздним вечером) – все это вошло в практику за океаном исключительно по инициативе телевидения. А его нельзя не слушать, ибо уже в 1970-х годах футбол и другие популярные виды спорта жили в основном за счет продажи прав на телетрансляцию.

По настоянию телевизионщиков в футболе был добавлен боковой судья, обозначавший поднятием флага место, где мяч должен быть передан от одной команды другой. По сигналу представителя телекомпании судья может искусственно прервать игру, чтобы дать возможность одарить телезрителей очередной порцией рекламы. Бывали даже случаи, когда, следуя капризу хозяев голубого экрана, сокращалась или увеличивалась продолжительность таймов (периодов) в спортивных матчах.

Они же, телевизионщики, добились того, чтобы финалы кубков по футболу, традиционно разыгрывавшиеся днем 1 января, были разведены по времени: Сахарный кубок был перенесен на новогоднюю ночь, Хлопковый – на обеденное время 1 января. По его завершении разыгрывался Кубок Роз, а затем – Апельсиновый кубок. Телевизионная футбольная аудитория возросла в итоге в четыре раза.

Баскетбол терял приверженцев, пока под влиянием телевидения в правила игры не внесли изменения, оживившие ход поединков. Ведь в прошлом все штрафные выполнял один игрок, броски одной рукой и с прыжка не одобрялись, а крюком – вызывали скандал. Игры заканчивались со счетом 16:14, 17:15.

Телевидение стало даже диктовать, где должны базироваться спортивные клубы. Футбольные, баскетбольные и бейсбольные дружины переводят в города с большим количеством телестанций, телезрителей и населения в целом. В других случаях команды убираются из районов, перегруженных спортом. Так, выяснилось, что в зоне залива Сан-Франциско, несмотря на высокий уровень жизни, не хватает зрителей сразу на две футбольные и две бейсбольные команды. В результате одну бейсбольную ликвидировали.

Европейский футбол («соккер») тоже пришелся по вкусу большому телевизионному бизнесу – частые остановки состязания из-за нарушений правил, выхода мяча за пределы поля и травм спортсменов позволяют прогнать за трансляцию матча километры рекламных роликов. Но «соккер» так пока и не смог стать в США спортом № 1, как это имеет место в большинстве стран. Местная публика воспринимает эту игру как более медленную, монотонную, с меньшим количеством голевых моментов и голов, чем американский футбол.

Но все же число поклонников «соккера» растет. Во-первых, в него дешево играть, этот спорт не требует, как американский футбол, больших расходов на форму. Во-вторых, влияет заграница, особенно чемпионаты мира, не уступающие по размаху, драматизму, ажиотажу Олимпийским играм. В-третьих, интерес к «соккеру» подогревают все новые волны эмигрантов, как спортсменов, так и болельщиков.

Не все виды спорта удобны для показа. Долгое время не мог прижиться на телевидении хоккей. Американцы жаловались, что за трансляцией хоккейных матчей трудно следить. Телевизионщики подняли даже вопрос об использовании светящихся шайб, чтобы их лучше было видно. В 1976 году главные американские каналы отказались от трансляции игр чемпионата НХЛ. Но хоккей все-таки пустил глубокие корни на американской почве и ныне процветает там, как это прекрасно известно российским любителям спорта. Почему? Игра уж больно захватывающая и с насилием. То, что надо болельщику!

Чтобы заработать на спорте, телевидение и пресса уделяют ему максимум внимания. В выходные дни многие телевизионные станции отводили спорту 1/3 программ. Чего они только не показывали! Все, от футбола до гольфа, от легкой атлетики до прыжков на мотоцикле через обрыв. А в понедельник газеты посвящали спорту по 7–8 страниц, описывая в деталях, что произошло накануне на полях спортивных сражений.

Большую роль в привлечении к телеэкранам болельщиков играли комментаторы. В 1970-е годы блистал американский Вадим Синявский – Говард Коселл. У него был скрипучий голос, наглый тон, очень субъективный взгляд на вещи и страсть жалить словами всех и вся. И при этом его обожали. Болельщики, чьи места располагались поблизости от комментаторской кабины, смотрели не на игроков, а на Коселла. Многие через наушники слушали его репортаж для телевидения и радио, больше другого желая знать, что думал Коселл о происходящем на поле или площадке. Болельщик возмущался каким-то действием судьи, затем слышал одобрительный возглас Коселла в адрес рефери и тут же затихал.

Для команды важно, чтобы о ней не только говорили, но много и хорошо писали в прессе. Болельщику недостаточно посмотреть матч на телеэкране, он хочет прочесть комментарии об увиденном, ознакомиться со статистикой. Поэтому пишущие журналисты пользуются повышенным вниманием у спортивных боссов и часто получают от них взятки в денежной или натуральной (подарками) форме.

Особая тема в разговоре об американском спорте – международные состязания. Мировые первенства по отдельным видам спорта не очень интересуют публику. О выступлениях соотечественников на такого рода соревнованиях мало что сообщается. Исключение – теннис, гольф, мотогонки и фигурное катание. В целом же внутренние первенства увлекают болельщика гораздо больше, чем многие турниры международного ранга. Первенства по футболу, бейсболу, баскетболу и другим играм официально именуются мировыми, и победителям турниров присваивается титул чемпионов мира. Так их и воспринимают. Раз чемпионы США – значит лучшие в мире.

Олимпиады, однако, воспринимались и воспринимаются как событие огромной важности, где на кон ставятся честь и престиж нации. В 1970-е годы американцы переживали из-за того, что сложившаяся система организации спорта в стране мешала направлению на Олимпийские игры лучших атлетов. Олимпийский спорт традиционно находился под контролем Любительского атлетического союза (AAU), а все лучшие спортивные кадры сосредоточивались в учебных заведениях и управлялись Национальной атлетической ассоциацией колледжей (NCAA). Члены NCAA воспитывали «звезд», тратя на них уйму времени и денег, но когда дело доходило до отбора и подготовки сборной к очередной Олимпиаде, то власть переходила в руки AAU.

В NCAA в данной связи испытывали в высшей степени отрицательные эмоции, тем более что AAU представлялась там «сборищем беспомощных, непрофессиональных тупиц». И NCAA всякий раз делала все, чтобы не отпускать лучших в олимпийскую сборную. В ответ в AAU называли NCAA «картелем, состоящим из университетов, помешанных на коммерции и на извлечении максимальной прибыли из студенческого спорта».

Две антагонистические организации ожесточенно противоборствовали, обливали друг друга грязью, ставили друг другу «рогатки», а в результате Соединенные Штаты раз за разом посылали на Олимпиады ослабленные команды. NCAA, конечно, стремилась оттеснить AAU от олимпийских дел, но МОК признавал ее единственным представителем олимпийского спорта в США и без одобрения AAU ни один американец не имел права участвовать в Олимпиадах.

На фоне такой неразберихи, наша система подготовки олимпийцев выглядела образцовой. Американцы сетовали, что за советским Олимпийским комитетом стоят власти, вся государственная машина. И Международный олимпийский комитет (МОК) мирится, мол, с этим. Любые же попытки поставить AAU под контроль государства оборачиваются угрозами со стороны МОК исключить Америку из олимпийского движения.

Несмотря, впрочем, на междоусобные дрязги, Олимпиады разогревали в США нешуточные националистические страсти. Когда мы с Наташей приехали на работу в Сан-Франциско, американцы все еще отходили от потрясений мюнхенской Олимпиады. Они смертельно обиделись, что болгарский судья «украл» у них победу в финальном матче по баскетболу против сборной СССР. Так обиделись, что, например, жители Колорадо на референдуме высказались против проведения в их штате зимних Олимпийских игр 1976 года (причем в соотношении почти 1:2).

Нам же знакомые американцы раз за разом эмоционально выговаривали: «Это безобразие, мы никогда вам и вашим болгарам не простим подобного обмана!». Точно так же не могли за океаном примириться с тем, что советский спринтер Валерий Борзов выиграл в Мюнхене коронные американские дистанции – бег на 100 и 200 метров.

Вместе с тем вся Америка буквально влюбилась в нашу миниатюрную гимнастку Ольгу Корбут, которая, с одной стороны, выступила на Олимпиаде 1972 года с блеском, а с другой – расплакалась там из-за неудачно выполненного упражнения.

– Мы сентиментальны и любим слабых, – объясняли свой роман с О. Корбут американцы, – тем более что гимнастика не наш вид спорта.

Тогда за океаном, действительно, еще не появились собственные сильные гимнасты, и американцы болели за «крохотную» Корбут.

Весной 1975 года команда советских «звезд» гимнастики прибыла на показательные выступления. Кроме О. Корбут в ней были такие выдающиеся мастера, как Николай Андрианов, Нелли Ким, Эльвира Саади, Виктор Клименко и другие. Но их американцы не замечали – им нужна была О. Корбут и никто больше.

Я встречал делегацию в сан-францисском аэропорту. Там собралось несколько тысяч поклонников советской «суперзвезды», от стариков до малышей дошкольного возраста. Преобладали же школьники, вооруженные плакатами, знаменами, вымпелами с надписями: «Ольга, мы любим тебя!», «Ольга – ты в наших сердцах!», «Ольга – ты лучшая в мире!». Когда спортсмены появились в зале ожидания, толпа с ревом ринулась в направлении О. Корбут. Мощные полицейские кордоны с трудом сдержали напор фанатов. Ольгу удалось отстоять и переправить в помещение аэропорта, где состоялась пресс-конференция.

В президиум посадили только О. Корбут и меня как представителя генконсульства СССР. Я попросил пригласить туда всех остальных «звезд». Американцы решительно воспротивились, но главному тренеру команды место в президиуме все-таки выделили. Впрочем, вопросы (и много вопросов) адресовались исключительно Ольге. Каждый ее ответ, даже самый незамысловатый и стандартный, вызывал бурю восторгов в зале.

На протяжении всего пребывания в Сан-Франциско от Ольги ни на шаг не отходил личный телохранитель, он даже ночевал в ее гостиничном номере. Но вот наступил главный день – выступление советских гимнастов. Билеты давно были распроданы, спекулянты предлагали их с рук по астрономическим ценам. Главная концертно-спортивная арена «Кау Палас» заполнилась до отказа, как говорится, яблоку негде было упасть.

Сначала выступали товарищи Ольги по команде. Их тепло приветствовали, но аудитория ждала ее, любимую королеву гимнастики. Выступала она, конечно, последней. Предварительно погасили свет, и в полной темноте, под волнительные звуки марша, диктор громовым голосом прокричал: «А сейчас, дамы и господа, несравненная Ольга Корбут, собственной персоной!». Зал залился светом и на арену, купаясь в лучах прожекторов, выбежала миниатюрная Ольга. Ее встретил восторженный рев вскочившей на ноги публики. Пока гимнастка выступала, рев не утихал, сменившись после ее ухода продолжительными овациями.

Всю следующую неделю пресса в деталях, с многочисленными фотоиллюстрациями смаковала выступление О. Корбут и весь ее визит в Сан-Франциско. Так любили советскую спортсменку в США.

Но вот наступил год очередных Олимпиад, 1976. И появились новые кумиры (и новые «враги»), оттеснив прежних на задний план.

Сначала прошли зимние игры в Инсбруке. Нас очень удивило, как освещали их местные СМИ. Телевидение превратило Олимпиаду в грандиозное шоу, призванное привлечь как можно больше зрителей и «одарить» их максимально возможным количеством рекламных роликов. Соревнования почти не показывали, вместо них было много волнующей музыки, громких возгласов дикторов, смакования сенсаций – кто-то из горнолыжников упал и расшибся, хоккеисты устроили грандиозную потасовку, одна «звезда» попалась на допинге, другая – опоздала на старт.

Бросалось в глаза явное увлечение горными лыжами и бобслеем. Равнинные лыжные гонки, скоростной бег на коньках и многие другие виды попадали на телеэкран, только если американцы имели в них успех. Причем речь велась в основном об их выступлениях. Соперники, даже если именно они выигрывали золото, оставались в тени.

Хоккейный финал между СССР и Чехословакией показали. Но комментировали его весьма странным образом. Происходящее на ледовой площадке мало волновало ведущих. Вместо этого они, словно заведенные, раз за разом напоминали телезрителем о том, что в 1960 году на Олимпиаде в Скво-Вэлли любительская американская команда обыграла хоккейных асов из СССР. «Представляете, – кричал директор, – какая сенсация! Это все равно, как если бы студенты побили лучшую профессиональную футбольную команду».

Сравнение некорректное, учитывая, что американские любители в те годы на деле не просто являлись такими же профессионалами, как советские спортсмены, но жили и тренировались в гораздо более комфортабельных условиях и намного лучше оплачивались, чем наши. Тем не менее тезис о том, что Америку представляют на Олимпиадах всамделишные любители, юные и обездоленные, а СССР под видом любителей выставляет махровых профессионалов, повторялся в те годы постоянно – по телевидению, в прессе, в разговорах обывателей.

Болели в США не только за своих, но и против нас. Исключение составляли лишь советские фигуристы, которыми восхищались, почти как Ольгой Корбут. Юную Водорезову так и окрестили: «Новая Корбут!». Зато в других видах, и особенно в тех, где традиционно доминировали американские атлеты, любая наша победа вызывала озлобление, любое поражение – восторг.

Успехи Советского Союза в хоккее не оставляли американскую публику в покое на протяжении всех 1970 годов. На Западе США хоккей, правда, не был тогда популярным. Но и там победа СССР над канадскими профессионалами в 1972 году вызвала бурю негативных эмоций. Большинство игроков канадской сборной играли в американских профессиональных клубах, поэтому считались в США своими. И, конечно, лучшими в мире. А тут вдруг какие-то русские, официально – любители, приезжают в Северную Америку и в первом же поединке громят 7:3 суперменов из Национальной хоккейной лиги! Что тут началось! Рекой полились оправдания профессионалов и обвинения в наш адрес.

Во-первых, «Москва настояла на самом неудобном для североамериканских профессионалов времени проведения встреч» (в сентябре, в межсезонье, когда те не в форме). Во-вторых, «русские не только играют, но спят, едят, гуляют вместе, поэтому они невероятно сыграны»; североамериканцы же из разных клубов НХЛ, они впервые оказались в одной команде. В-третьих, советские хоккеисты – «машины, не имеющие эмоций, они ведут спартанский образ жизни, который не под силу цивилизованным людям». В-четвертых, «русские застали профессионалов врасплох, ибо притворялись до этого слабыми». В-пятых, североамериканские мастера клюшки «живут на зарплату и вынуждены постоянно думать о хлебе насущном, а русские находятся на полном государственном обеспечении и могут всецело отдаваться хоккею».

В перечисленные выше аргументы верил практически каждый американец, с кем довелось беседовать в то время о хоккее. Но вот в конце 1975 года в Северную Америку прибывают два советских клуба: ЦСКА и «Крылья Советов». Они встречаются с восемью клубами НХЛ. Время теперь удобное для местных профессионалов, команды сыграны. Элемент неопределенности снят. И тем не менее североамериканцы проигрывают. Немедленно следуют оправдания: ЦСКА был усилен игроками из других команд, это все равно, как если бы «Филадельфия Флайерз» добавила в свой состав «звезд» из «Бостон Брюинз» или «Нью-Йорк Рейнджерс». О факторе несыгранности хоккеистов из разных команд уже никто не вспоминает, зато русских обвиняют в «хитростях», «коварстве», «нечестности».

Хотя бывали и исключения. Некоторые газеты объективно оценили наши успехи и даже привели в пример дисциплинированность советских игроков. Комментируя поражение ЦСКА от «Филадельфия Флайерз», газета «Крисчен Сайенс Монитор» писала: «ЦСКА имел такие же шансы против «Флайерз», какие имели бы артисты Большого театра в драке с бандитами».

В июле 1976 года все внимание Америки было приковано уже к следующей Олимпиаде – летней, в Монреале. Телекомпания АВС, получившая эксклюзивные права на трансляцию игр, смогла «замкнуть» на себя 45 % всех телезрителей США! К экранам прильнули многие из тех, кто никогда к спорту не питал ни малейшего интереса. А вот истинные любители опять, как и накануне зимой, остались в накладе. Соревнований мы почти не увидели.

Вместо них телеаудиторию пичкали бесчисленными интервью, репортажами о вечеринках молодежи, монреальском метро, тамошних ресторанах, ну и, естественно, сенсациями. Кто-то из восточноевропейских атлетов попросил в Канаде политическое убежище, английская королева прибыла на игры, чтобы поболеть за дочь-наездницу, африканские сборные, обидевшись на Новую Зеландию, покинули Олимпиаду и пр.

Сами соревнования телевидение, как и в зимнюю Олимпиаду, тоже подавало в сенсационном ключе. Выбирались драматические моменты и вовсю обыгрывались. Прежде всего воспевали достижения американских атлетов. Вот представитель США Дженнер выигрывает престижное легкоатлетическое десятиборье. Сначала показывают его бег с американским флагом в ознаменование победы. Крупный, средний и мелкий планы под бравурный марш. Затем зритель видит Дженнера на пьедестале почета. Ему вручают олимпийское золото, медленно ползет вверх по флагштоку стяг Соединенных Штатов. Опять Дженнер. Улыбается и машет миниатюрным национальным флагом. Трибуны с возбужденными болельщиками. Реклама, после нее повтор уже прокрученных кадров, и «на десерт» – калейдоскоп победных бросков, прыжков и рывков Дженнера. Соревнования, их ход, выступления других участников десятиборья – все остается за кадром.