Пристанище пилигримов

– И ты это называешь латентной системой порабощения? – Я скорчил удивлённую физиономию. – Согласись, что это гораздо приятнее, чем ГУЛАГ.

– Любая диктатура недолговечна, – парировал Славян. – Самый послушный раб – это тот кому внушили иллюзию свободы. На этом весь демократический мир держится.

Я замахал руками в знак протеста.

– Русские – это маргинальная нация! Нас могут только силой запрягать и лупить вожжами до кровавого пота, но просто так мы этот воз не потащим!

– Да ладно, – снисходительно обронил Гордеев. – Хотел бы я шагнуть в светлое будущее и увидеть, с какой блаженной физиономией ты сунешь голову в этот хомут… сам… по собственной воле.

– Не увидишь! Я быстрее хлопну банк, чем возьму кредит.

Он посмотрел на меня с жалостью и молвил с лёгким еврейским акцентом:

– Моня, я умоляю вас, эти понты уже никому не интересны.

– Да мне плевать на всех остальных! Я как был бродягой по жизни, так и останусь! – кричал я, брызгал слюной и бил себя кулаками в грудь.

В этот момент мимо нашего столика проходила красивая статная брюнетка лет тридцати. На ней была обтягивающая водолазка и короткая юбка, что вызывающим образом подчёркивало её роскошные формы. По всей видимости, дамочка шла из туалета к своему столику в глубине «Альянса». Гордеев щёлкнул её взглядом, как Кот Баюн, и, слегка коснувшись её руки указательным пальцем, заговорил с ней волшебным певучим голосом:

– Мадам, я дико извиняюсь, но позвольте заметить… В этом шалмане вы смотритесь неестественно. Разрешите Вас как-нибудь пригласить в «Александровский». (Прим. авт. Самый фешенебельный ресторан в городе на тот момент).

– А что вы тут сами делаете, молодые люди? – спросила дамочка, озарив нас обаятельной белозубой улыбкой.

Она была воплощением эротической мечты со всеми её атрибутами: оттопыренная бразильская попа и большая грудь, пухлые губки и глаза, сияющие неприкрытой похотью, идеально гладкая кожа и тёмно-каштановые волосы, напоминающие моток медной трансформаторной проволоки. Я считаю жутким моветоном подкатывать к таким женщинам, ибо все комплементы в их адрес кажутся такими же замызганными и банальными, как поздравления с Новым годом.

– Именно в этом месте нас застал ливень, – с некоторым пафосом ответил Гордеев, на что она снисходительно улыбнулась и ласково промурлыкала:

– Купите себе зонтик, молодой человек… А лучше – машину.

Я увидел у Гордеева некоторое замешательство, словно посыпалась штукатурка на праздничном фасаде его широкого самодовольного лица, но это длилось недолго, буквально пару секунд, и вновь восторжествовала его непобедимая мужская сущность. Готовых вариантов ответа у него не было, поэтому он ещё какое-то время широко улыбался, слегка подмигивая правым глазом, а она продолжила удивлять нас своей непосредственностью:

– Пытаетесь за мной приударить? – спросила она, пожирая его своими завидущими глазами; он сглотнул слюнку и молча кивнул головой. – Боюсь, что это может Вам дорого стоить.

– А никто и не собирается мелочиться, – парировал Гордеев.

– Ну тогда берите ручку и записывайте, – предложила она, взглянув в мою сторону и слегка приподняв уголки губ; я тоже улыбнулся ей в ответ, довольно натянутой улыбкой.

– Я запомню, – уверено сказал Гордеев. – Я злопамятный.

Девушка произнесла шесть цифр и вкрадчиво добавила: «Кстати, меня зовут Мариной». Потом она отправилась на своё место, а мы молча следили за её легкой грациозной походкой в фарватере между столиками. Постепенно она растворилась в табачном дыму.

– Вот это женщина! – восхищённо воскликнул я. – Будешь ей звонить?

– Нет, конечно, – спокойно ответил Славян.

– А на кой чёрт ты попросил у неё номер телефона?

– Я попросил?! – возмущённо воскликнул Гордеев. – Да она буквально навязалась на мою голову, эмансипированная сучка!

– А чё ты с ней вообще языками зацепился? Мадам, я дико извиняюсь… Тоже мне – светский лев.

– Я не узнал её вначале… Раньше она была блондинкой, – оправдывался Гордеев. – А когда узнал, отступать было уже поздно.

– А кто она? Кручёная, как поросячий хвостик?

– Вот именно… Это бывшая жена Трофима. Бывшая подружка Ноля. С Вовой Бешенным путалась ещё в начале девяностых, пока его не грохнули. Короче – бандитская подстилка.

– А в чём, собственно, проблема? – удивился я. – Ты на мента совершенно не похож, и с распальцовкой у тебя всё в порядке. Подъехал бы тихим фраером…

– В том-то и дело, что она меня знает… У неё – продуктовый магазин на Пархоменко.

– И как-то странно она себя повела, – задумчиво произнёс Гордеев. – Меня вообще настораживает, когда женщина проявляет инициативу.

– И что означает её фраза «это будет Вам дорого стоить»? – От удивления я даже почесал затылок. – Она кто – лакшери-проститутка или чёрная вдова? Что за понты?

– Да все они проститутки! – резко ответил Гордеев, прихватив двумя пальчиками горлышко графина. – Только одни продают себя в розницу, а другие ищут оптового покупателя. Я даже не хочу заморачиваться на тему – что она имела в виду?

Мы опрокинули по рюмашке и ещё раз внимательно осмотрели зал. Наша новая знакомая веселилась в компании каких-то дородных баб, – они отсвечивали золотыми побрякушками и явно смахивали на работников торговли. За барной стойкой сидели две шикарные девицы, – они цмыкали кофеёк из маленьких чашечек, курили длинные чёрные сигареты, о чём-то мило беседовали, и было понятно по их надменно вздёрнутым носикам, что они давно уже пристроили в тёплое местечко свои аппетитные попки.

В основном какие-то бледные поганочки были разбросаны по залу, – как говорится, ни кожи ни рожи. В темноте шарахались пьяные тётки, натыкаясь на стулья. В проходе уже кто-то танцевал под группу «Demo». По большому счёту мне было плевать на эту субботнюю кутерьму, на эту развязанную публику, на этих пьяных баб, поскольку моя задача была предельно проста: напиться до полной потери чувственности и каким-то образом «обмануть» ещё один выходной. Телефонов повсюду было как грибов после дождя, и я в любой момент мог сорваться, но капитан Гордеев контролировал ситуацию и никогда бы этого не допустил.

– Да-а-а, на многое придётся закрыть глаза, – молвил Славка, обводя разочарованным взглядом собравшихся для разврата.

– Ты хотел сказать – залить? – Я громко рассмеялся, а он даже не улыбнулся в ответ; всё продолжал озираться, словно параноик.

– В прошлый раз мы тоже искали компромисс, – начал я вспоминать нашу последнею вылазку на «охоту». – Ты помнишь, в какой бедлам мы попали? Я всю ночь боялся, что нас либо отравят клофелином, либо затрахают до смерти, а ты на следующее утро не мог поднять глаза… Как её там звали? Людок?

– Ну прекрати-и-и, – мучительно застонал Гордеев и сморщился как от зубной боли. – Я неделю пытался её забыть, но в памяти постоянно всплывала эта чёрная бородавка на щеке. Блядь! Зачем ты мне об этом напомнил?

– А что бы не допускать подобных ошибок! – воскликнул я. – Пока трезвые, с амбициями всё в порядке, но стоит нажраться и потерять с первыми лучиками солнца последнюю надежду, хватаем уже всё подряд, словно голодные псы. Я не вижу в этом смысла – зачем убивать последние иллюзии? – Небрежно стряхиваю пепел мимо пепельницы. – Мы столько раз уже это делали, что совершенно потеряли к этому вкус.

– Давай в шахматишки перекинемся, – предложил я, – или поедем в бильярдную…

Он ущипнул меня очень больно.

– Что?!! – закричал я с таким видом, будто истекаю кровью.

– О таких вещах даже не смей заикаться… Слышишь? – он шипел, словно прохудившийся шланг.

– Только представь на секундочку и сразу же забудь… Сразу! – Он даже рубанул по воздуху ребром ладони, словно отсекая любую возможность катастрофических последствий. – Представь, что эта крамольная мысль придёт в голову не только тебе, а очень многим людям, и они поймут бессмысленность этой вечной возни под одеялом и репродукции таких же, как они, идиотов и неудачников… Тогда секс перестанет быть единственным органичным культом на планете и перестанет цементировать общество, объединяя в комплементарную систему чужеродные антагонизмы, коими являются мужчины и женщины. Что последует за этим? Страшно подумать – ни то что высказать! Не шали с такими мыслями, Эдичка. Не надо нам этого.

Взывая к моей гражданской ответственности, Гордеев скорчил такую уморительную физиономию, что я покатился со смеху и ответил ему тоном дегенеративного подростка, который поклялся больше не дрочить:

– Ну ладно (гундосо и протяжно), давай тогда искать тёлок, а то болтаем-болтаем о всякой ерунде, только время теряем зря.

Конечно, я понимал, что он валяет дурака, и он ещё долго поглядывал на меня с опаской и тихонько покачивал головой: мол, не надо, Эдичка, не надо, не буди лихо, пока оно тихо.

Так вот, повторюсь: Слава Гордеев был довольно незаурядным человеком, обладающим массой талантов, но его кипучий темперамент не позволял ему сосредоточиться на чём-то одном, поэтому он был увлекающейся натурой, крайне непостоянной в своих увлечениях, и это касалось не только женщин…