Пристанище пилигримов

– Славян, меня тошнит от этих поварёшек (выяснилось, что они работают в школьной столовой). Могли бы в шахматишки перекинуться, могли бы «Матрицу» посмотреть, могли бы пораньше лечь спать. В любом случае это будет гораздо интереснее, чем развлекать этих первобытных девиц.

Гордеев посмотрел на меня, как на больного человека, у которого не осталось ни единого шанса.

– Господи, ты стал таким скучным. Что она с тобой сделала?

– А может, это первые шаги к добродетели, – ответил я и как-то странно захихикал; некая обречённость была в этом смехе.

– Не болтай, – парировал Гордеев и открыл мне страшную тайну: – Она сделала из тигра коврик себе под ноги. Вот что она с тобой сделала. И я вижу спасение только в других женщинах. Тебе нужно больше трахаться и меньше думать о ней.

– Не смеши мои причиндалы! Плетью обуха не перебьёшь. Как могут две кухарки отвадить от королевы?

Славян поморщился от моих слов и пошёл к выходу, даже не кивнув на прощание тётушке Джамиле. В обнимку с пакетами мы вернулись в такси и поехали дальше. В магазинчике он, конечно же, не оставил ни копейки. «Терпеть не могу этих чурок», – пробормотал он себе под нос, когда мы выходили на улицу, но зато водителю он оставил хорошие чаевые, по-барски махнув рукой.

Прежде чем уютно устроиться на диване, девчонки обнюхали в моей квартире все углы, осмотрелись и попросили тапочки, а я в это время заправлял катушку в «Олимп – 005».

– Э-э-э, так дело не пойдёт, – возмутился Гордеев. – Вы что, в ресторан приехали? Сперва нужно поработать, а после этого можно будет отдохнуть.

– А что делать? – спросили они, послушно приподнимаясь с дивана.

– Да ничего особенного, – ответил Гордеев и мило улыбнулся.

Он отвёл их на кухню и там жестоко «изнасиловал»… Во-первых, они перемыли всю посуду, к которой я не прикасался две недели, – покрытая жиром и остатками еды она возвышалась над раковиной, словно Эверест. Я ненавидел мыть посуду, поэтому мыл её крайне редко, лишь тогда, когда заканчивались столовые сервизы, подаренные нам на свадьбу, – ими были забиты все кухонные шкафы. Обычно я закидывал грязную тарелку в раковину и следующую закидывал туда же, и следующую, и следующую, – так постепенно раковина заполнялась, и тарелки начинали скатываться на пол, разбиваясь в дребезги. «На счастье!» – восклицал я без особых сожалений, подметая осколки. Девочки моментально решили эту проблему, но майор Никитин уже приготовил для них новое задание:

– Так, тарелочки перемыли… Молодцы! Теперь нужно картошечку почистить, колбаску нарезать, сырок, хлебушек… Картошечку сварите с тушёнкой. Да-а-а, и салатик нашинкуйте из помидоров и огурцов. Только – с маслицем, девочки. Мне майонез нельзя: я фигуру берегу. – И он ласково похлопал себя по огромному животу. – И побыстрее, девочки, время-то идёт… Не забывайте – скоро понедельник.

Во-вторых, они приготовили шикарный ужин и сервировали стол. В-третьих, прибрались на кухне и даже шлифанули раковину, которая после этого буквально сверкала от чистоты. Довольные и раскрасневшиеся, они вернулись с кухни, а я небрежно спросил: «Девчонки, может, вы и бельишко состирнёте до кучи?» – при этом у меня было совершенно серьёзное выражение лица. Они замерли в полной нерешительности, а Гордеев успокоил их: «Девчонки, выдохните, покушайте, выпейте вина, а бельишко от вас никуда не уплывёт».

Он разлил по бокалам розовый вермут, и наш алкогольный марафон продолжился. В колонках надолго поселился романтичный и любвеобильный Фрэнк Синатра. В какой-то момент феерично вступила его бесподобная композиция «New York, New York»: визжали трубы, ревели альты, плакал саксофон, а где-то на заднем плане надрывалась сурдинка, – и только мы решили с Гордеевым выпить под нашего любимого Фрэнка, как одна из этих девиц прервала культурный «лехаим» довольно бесцеремонной фразой.

– А что у нас музыка какая-то беспонтовая? – спросила она, небрежно выдвинув в сторону динамика свой длиннющий накладной ноготь; губки – бантиком, глазки – пуговками, жиденькая белёсая завитушка прилипла ко лбу, а на левой щеке – короткий шрам, вечная память о распутной юности.

– Ага, – подхватила другая маруха, сморщив картофельный носик, – прямо как в цирке…

Я не смог себя сдержать и буквально повалился от смеха – это ж надо было такое ляпнуть: «как в цирке».

– А что бы Вы хотели послушать, голубушка? – спросил Славян чрезвычайно вежливым тоном, но у него уже покраснели глаза и щёки раздувались от гомерического приступа.

– Ну-у-у-у… такую улётную… как в клубах… буц-буц-буц, – ответила маленькая, слегка растерявшись, на что у Гордеева брызнули слёзы, а я уже катался по полу, дрыгая ногами и хватаясь за животики.

Это было слишком даже для них – какой-то явный перебор, как в анекдоте про ортодоксальных блондинок.

– Эдуард, поставь девочкам техно, – попросил Гордеев, смахивая слезу.

Я решил поменять бобину и, чтобы в нашей компании стало ещё теплее, поставил девочкам Ace of Base, альбом 1993 года «Happy Nation», и тогда малышка с картофельным носиком окончательно отправила нас в нокаут, из которого мы уже не выбрались.

– Уау!!! – восхищённо воскликнула она на вступительных аккордах «All That She Wants». – Я балдею от этой группы! Давайте быстрее накатим! Я под эту песню целку потеряла!

– Что? – удивлённо спросил я, и мы с Гордеевым легли на пол…

Надо признать, что всё начиналось довольно весело и детская непосредственность наших подружек вывела меня из любовной меланхолии. Мы синхронно выпили и закурили. Прохладный сквознячок стелил по полу, втягивая в открытое окно прозрачную занавеску с кленовыми листьями. Хрюкали басовые динамики. В средних надрывалась Линн Берггрен. Девчата щебетали между собой, не вникая в наши разговоры, и казалось, что они совершенно освоились в чужой квартире, после того как вымыли посуду и приготовили еду. Гордеев даже заметил:

– Только допусти женщину на кухню, и она уже будет считать себя хозяйкой.

– Это рефлекс, выработанный веками, – подтвердил я.

– Эх, – выдохнул Гордеев, – хорошо сидим. Как-то по-домашнему. Надо вот с этой курносенькой на брудершафт выпить.

– А-а-а-а… Славка… забирай обоих… Дарю! У тебя был когда-нибудь тройничок?

– Спрашиваешь! – ответил он и продолжил с мечтательным видом: – У меня в Питере… Короче, были две подружки-лесбиянки…

Но закончить эту историю он не успел, потому что в дверь позвонили… Во втором часу ночи, да ещё в такой расслабленной обстановке, этот электрический сигнал прозвучал как набат – все вздрогнули, переглянулись и замерли в немом ожидании. Повисла зловещая тишина. Прошло несколько секунд, и «колокол» ударил во второй раз.

– Кто бы это мог быть? – с натянутой улыбой спросил Гордеев.

Я сделал музыку тише и ответил:

– В такое время приходят только менты.

– Менты уже давно спят, – уверенно заявил Гордеев. – Сейчас не тридцать седьмой год, чтобы по ночам разъезжать на чёрном воронке. Может кто-то дверью ошибся?

– Вполне может быть, – согласился я. – К моему соседу вечно какие-то пьяные шмоньки ползают и при этом частенько путают звонки. Я уже несколько раз среди ночи подрывался.

– Ну тогда сделаем вид, что никого нет дома, – прошептал Гордеев, состроив загадочное выражение лица, и в тот же момент позвонили несколько раз, довольно требовательно.

– Ну что за хамство! – возмутился он. – Так трезвонить среди ночи!

– Ты знаешь, Славян, я начинаю догадываться…

Он перебил, не дослушав мою версию:

– А я этот вариант предположил ещё в «Альянсе».

– Мы не можем вместе ошибаться, – заметил я. – Есть вещи, предначертанные судьбой, так называемые фатальные точки, которые не обмануть, не обойти, и мы сейчас находимся в этой точке.

Блондинки смотрели на нас с удивлением.

– Ну тогда выпьем! – с фальшивым оптимизмом предложил Гордеев.

Мы подняли бокалы, а он сказал:

– Давайте – не чокаясь… ибо… ибо этот ночной гость ничего хорошего нам не сулит.

После этой фразы «матрёшки» окончательно приуныли, а через секунду мою дверь уже выносили ногами, совершенно бесцеремонно. Мы выпили с видом, будто ничего не происходит, и попытались продолжить светскую беседу, но разговор не клеился. В коридоре послышались голоса – я выключил музыку, и мы стали напряжённо слушать «эфир».

– Девушка! Да плюньте вы на этого бабника! Заходите ко мне! Посмотрим мои армейские альбомы, накатим по рюмашке! – Голос был прокуренный, пропитый и озорной, как у шпрехшталмейстера в дешёвом шапито.

– Это мой сосед Дима… Майор Поздняков… Бывший ракетчик… В глубоком запасе… А если быть более точным, в глубоком запое… Одинокий алкаш, короче… Достал уже своими альбомами… Я всех его армейских друзей знаю по именам.