Пристанище пилигримов

Я налил себе ещё водки, разбавил её соком и пошёл к костру, вокруг которого сидело несколько человек, в том числе – Александр Валуев. Он разговаривал с интеллигентным мужчиной в очках, который впоследствии окажется кинооператором. Они что-то оживлённо обсуждали, но как только я появился и упал им на хвост, они тут же замолчали и уставились на огонь. «Мужики сплетничают как бабы», – подумал я, устраиваясь поудобнее, и вроде бы как случайно толкнул Александра локтём – тут же рассыпался в извинениях, на что он глубоким баском ответил:

– Ничего страшного… С кем не бывает.

– Извините, господа, слегка перебрал-с… Пять лет был в завязке, а вот сегодня развязал по такому случаю…

Валуев пристально посмотрел на меня, и даже оператор выглянул у него из-за плеча, проявляя к моей персоне неподдельный интерес.

– А что сегодня случилось? – спросил он.

– Мне сегодня предложили сниматься в кино! – с хлестаковским апломбом воскликнул я. – Представляете, какое это для меня потрясение?! Я вчера ещё об этом не мечтал, а сегодня утром просыпаюсь и не могу поверить глазам… Что за чертовщина?! Надо мной стоит Георгий Предтеча… в окружении трёх ангелов… с посохом в руках… А потом ещё апостол Дмитрий подтянулся.

Возникла неловкая пауза, в течение которой они смотрели на меня, как на сумасшедшего: что он несёт? кто это парень? какого чёрта он делает в нашей компании? ну он реально упоротый!

– Ребята, а про что фильм? – не унимался я. – Сценарий пока не видел.

– Про налоговую полицию, – ответил Саша.

– Вот тебе и нате – хуй из-под кровати, – удивился я. – А следующее «мыло» будет про гаишников? А потом – про пожарников? – Я грубо хохотнул. – А дальше что будете снимать? Бухгалтерский аудит? Сагу про коммунальщиков?

– Зришь прямо в корень! – воскликнул очкарик. – Мы вступаем в эпоху полного экзистен… цио… лизма… Тьфу ты! Снимаем для луковых голов. Всё наше творчество – это гарнир для рекламы.

– А Вы, Саша, кого играете? – вежливо спросил я.

– Хорошего мента, – вяло ответил он.

– Хороший мент… – Я криво усмехнулся. —… это тот мент, у которого снег на лице не тает.

– Ну почему? – попытался возразить Валуев. – Я лично знаю…

– Кого?! Я тоже знаю… Пока с ним водку пьёшь, всё нормально… Такой же человек, как и ты, но это – всего лишь мимикрия, и не дай бог столкнуться с этим уродом, когда он – при исполнении, да что там говорить – случайно оказаться рядом… Статья для тебя всегда найдётся. Люди – для них мусор, а они для нас – мусора! У меня товарища в РОВД на Пархоменко забили до смерти. Официальное отмазка – острая сердечная недостаточность. Его жена из морга забирала – он весь синий был, опухший, как Чупа-Чупс. За что парня убили?! За что детей оставили сиротами, а жену – вдовой?!! – Я не на шутку разошёлся, кричал, размахивал руками, а у Валуева на лице заиграли желваки. – Отвечу! За то что он, пьяненький, в субботу шёл домой и случайно наткнулся на патруль ППС… Хороших ментов там явно не оказалось!

Валуев напряжённо молчал. Оператор в это время щёлкал зажигалкой, пытаясь прикурить, но в ней, наверно, закончился газ.

– Саша, огоньку не будет? – спросил он Валуева; тот похлопал по карманам и помотал головой.

– Молодой человек! – обратился он ко мне.

– Да. – Я повернулся к нему с учтивой улыбкой.

– Огонь есть?

– Огня полно, – продолжая скалиться, ответил я. – Вон целый костёр… Прикуривай – не хочу.

– Пошутил?

– Зачем? – Я достал тлеющую ветку и протянул ему пунцовый уголёк…

А в это время Сережа и Юрий Романович, мило воркующие в некотором отдалении от нас, вдруг начали, мягко говоря, исполнять… Сперва режиссёр что-то нашёптывал с интимным выражением лица, чуть ли не касаясь губами мочки его уха, и Серёга внимательно слушал, вникая в каждое слово, но в какой-то момент его лицо потемнело, черты стали строгими, и он ответил режиссёру что-то типа: «Вы за кого меня принимаете?» – Юра попытался его успокоить и начал быстро-быстро говорить, положа руку на сердце, но Медведев подскочил как ужаленный, – Юра широко улыбнулся снисходительной улыбкой (словно восклицая: «Ну что с него взять?! Пацан – штаны на лямках!») и попытался удержать его за руку, но тот вырвался, оскорблённо тряхнув длинной меллированной чёлкой, и бросился наутёк.

– Серёжа! – крикнул Агасян. – Ты меня неправильно понял!

Он даже вытянулся в струнку по направлению убегающего Медведева, словно пытаясь остановить его телепатически, но догонять не стал. Он оглянулся по сторонам, пытаясь оценить эффект, который он произвёл на окружающих, но все в этот момент резко отвернулись, сделав невозмутимый вид. Юра закурил сигаретку и пошёл погулять к морю… Там, наверно, они и встретились (на гребне волны), потому что вернулись уже вдвоём, и Серёга больше не убегал. Они сидели в некотором отдалении от костра, вокруг которого собралась вся компания, мило ворковали, как два попугая на жёрдочке, и Юра трепетно следил за бокалом своего визави, Серёга при этом загадочно улыбался, и длинная чёлка ниспадала на лицо. Я видел, как постепенно проявляется женское начало на фоне его мужской сущности: этакая капризная мордочка с поджатыми пухлыми губками и чувственной прядью волос, оттопыренный мизинчик и красиво изогнутое запястье…

Ленок с интересом наблюдала за их трогательным общением, а потом подошла ко мне.

– Что тут происходит? – спросила она.

– У тебя танцора из коллектива уводят, – ответил я.

– Да ладно!

– Ага. Юра уже восхищался талантом и харизмой этого мальчика. Артист от бога, сказал он.

– И что в этом такого?

– Ты не понимаешь?

– Нет.

– Он увезёт Сергея в Москву.

– Полная чушь! Зачем он ему?

– У старого комедианта ничего не осталось: он давно уже пустил жизнь с молотка… А тут на тебе! – Я шлёпнул себя по ляжке. – Совершенно случайно он встретил родственную душу, да при этом ещё и молодую… Этот мальчик реанимирует старика, вдохнув в него большой глоток кислорода, а этот старик проведёт мальчика по красной ковровой дорожке прямиком в ад.

– Ты хочешь сказать, что он – педик? – спросила Лена, состроив недоверчивую физиономию.

– Тут всё гораздо сложнее. Все творческие люди – в той или иной степени алхимики.

– Что это значит?

– Они пытаются обратить нашу обыденную жизнь в искусство, – ответил я. – А для этого нужна какая-то особая формула…

Честно говоря, я даже приревновал Агасяна к Медведеву, поскольку он произвёл меня в свои личные собутыльники, а сам всю ночь ухлёстывал за этим мальчишкой, не обращая на меня никакого внимания. Он не уйдёт в свой номер после двенадцати и даже после трёх, чтобы полистать книгу, как он обещал, и отойти ко сну. Изрядно набравшись, в обнимку с Карапетяном, опираясь на него, словно на костыль, он будет отползать от потухшего костра с первыми лучиками солнца. Он будет весь разбитной и расхристанный, а на лице его, испачканном сажей, будет светиться задорная улыбка. Проходя мимо, он подмигнёт мне на прощание, и только мне будет понятен этот знак… «Всем спать! Всем спать! Завтра съёмка!» – крикнет он простуженным хриплым голосом и исчезнет в туманной дымке, а в мою пьяную черепушку придёт мысль: «Эх, не бывает в реальной жизни тупых сюжетов, в отличие от кинематографа, в котором доминируют глупость и бессмыслица, потому что снимают для «луковых голов» откровенные бездари или ловкие конформисты. Сегодня ему продлили контракт ещё на несколько лет, хотя по большому счёту его время уже истекло, а вино из одуванчиков превратилось в уксус».

В то удивительное лето всё было неслучайно, и многие даже не догадывались о том, что наступает не просто новый век или новый миллениум, а новая эпоха для нашей страны и для всего человечества. Это был действительно переломный момент, и, хотя Борис Николаевич водил наш народ по пустыне девять лет, многие оказались к этому не готовы. Я помню, какая тревога висела в воздухе, – как перед войной в сорок первом. Натовские «ястребы» уже отбомбили маленькую гордую страну на Балканах, и это был нехороший знак, поскольку многие катастрофические события для мира начинались именно на Балканах. И хотя «вавилонские» башни пока ещё стояли, гордо выделяясь на зубчатом фоне урбанизированного ландшафта, но они были уже обречены. Огромная северная страна затаилась и ждала новых потрясений: люди не понимали, чего им ждать от новой власти и от этого маленького волевого человека с глазами и внешностью диктатора. Многим казалось в тот момент, что опять начнут закручивать гайки, что опять наступают тёмные времена и что гражданские свободы вновь будут попирать кирзовыми сапогами. Прекрасно помню эти разговоры про новые репрессии и чёрные воронки, про железный занавес и дефицит товаров народного потребления, – пожилых людей, в том числе и моих родителей, особенно беспокоило, что опять исчезнет колбаса и километровые очереди вытянутся вдоль магазинов. Так устроен наш народ, или точнее сказать, наша история: мы не ждём ничего хорошего от перемен, потому что они всегда заканчиваются кровью и голодом. Итак, над страной поднималась зловещая тень сталинизма, тревожно били кремлёвские куранты, и маленький волевой человек уверенной походкой входил в Андреевский зал Большого Кремлёвского дворца. Никто и предвидеть не мог, что этот человек поднимет Россию с колен, вернёт ей былую мощь и достоинство.

А у нас на полянке продолжалась гулянка. В какой-то момент мне всё надоело, и я пошёл освежиться к морю, над сияющей поверхностью которого висела ярко-голубая луна, – казалось, протяни руку и коснёшься её поверхности, испещрённой кратерами. Я не мог надышаться этой красотой, этим воздухом свободы, замерев на краю каменистого склона; снизу доносился шум прибоя, и белопенные волны выбрасывались на берег. Я постоял ещё несколько минут, выкурив последнюю сигарету, и начал спускаться… Несколько раз я чуть не свернул шею, – «Надо было идти по тропинке, как все нормальные люди», – ворчал я, а из-под ног сыпалась земля и катились камни. Вдруг я понял, что кто-то идёт за мной… Я оглянулся и увидел в двадцати шагах тёмный силуэт на фоне оранжевого зарева, – «Кого там нелёгкая несёт?» – подумал я.

Прохладная волна разбилась о голень – короткими стежками я начал наматывать на руки мерцающую поверхность воды. Хотелось закричать от восторга, но я не стал этого делать, потому что кто-то уже раздевался на берегу.

Давно уже заметил: когда купаешься ночью и заплываешь далеко, то совершенно не чувствуешь опасности, потому что море наполнено какими-то особыми струями, несущими покой и осознание того, что здесь – наш вечный дом, а материк – это всего лишь временное пристанище, которое рано или поздно уйдёт под воду.

Оглянувшись назад, я увидел, что за мной кто-то плывёт. Независимо от ситуации я всегда испытываю беспокойство, когда ловлю за собой «хвост». Сердце ёкнуло – я развернулся и поплыл навстречу своему преследователю. Моя природная паранойя не позволяла мне просто расслабиться и получать удовольствие от жизни – мне нужно было выяснить, кто он такой и какого чёрта он ко мне привязался.

– Водичка что надо! – бодренько воскликнул этот подозрительный тип, когда я подплыл к нему поближе.

В темноте я не узнал его.