Пристанище пилигримов

– Либо ты кушаешь дерьмо в одиночку, – продолжила Аня, – либо что-то вкусненькое в компании подруг. Красивые мужики всегда востребованы, поэтому приходится делиться.

– Ты знаешь, Эдуард, – промурлыкала она, и глаза её подёрнулись поволокой, – когда мы ходим с подружками в ресторан, то заказываем всего по одной порции и без смущения пробуем друг у друга с тарелки.

Я натянуто улыбался и не знал как на это реагировать.

– Анюта, а ты когда-нибудь любила? – вдруг спросил я.

– Какое это имеет значение?

– Хочу тебя понять.

– Ой, я тебя умоляю! – Она сморщила обезьянью мордочку. – Мы, бабы, сами себя не понимаем!

– А ты не боишься в меня влюбиться? – спросил я, глядя на неё в упор. – Ты ведь с огнём играешь.

– Нет, не боюсь. Мне это вообще не грозит, – ответила она, резко встала, поправила тоненькую полоску между ягодиц и отправилась к морю.

Она шла на цыпочках, аккуратно ступая по камням, грациозно изгибаясь и виляя бёдрами, – у неё были очень красивые ноги и маленькая упругая попка. В каждом её шаге, в каждом движении чувствовалась природная женственность и надлом, что не могло оставить меня равнодушным. Сердце моё сжалось, а в животе послышалось взволнованное урчание.

Такие женщины, как Анюта, умеют тронуть мужскую сентиментальность. Для них это всего лишь игра, а мы каждый раз верим, покупаемся на их уловки, переживаем в предчувствии настоящей любви, но всё заканчивается одноразовым сексом. Чаще всего женщины делают это от скуки. В общей массе они распущенны и циничны, но такие, как Анюта, – это натуральное исчадие ада. Ты понимаешь это умом, но рефлексы срабатывают на таких блондинок безотказно, с постоянством, плавно переходящим в идиотизм.

Она шла по воде в розовом облаке заката, а я не мог оторвать от неё глаз, настолько она была гибкой, изящной и трогательной до глубины души. Она напомнила мне великолепную Амфитриту, когда поплыла по сияющим волнам навстречу солнцу.

На второй день после знакомства мы возвращались с пляжа в отель и медленно ползли в гору по пыльной каменистой дороге. Впереди карабкалась Ирен. Я, словно зачарованный, следил за каждым её шагом, и это было довольно странное зрелище: её мощные ягодицы, словно чугунные шары, перекатывались под прозрачным сиреневым парео, на ляжках и отполированных икрах вздувались вены и играли струны сухожилий.

Анюта начала слегка притормаживать, прихватив меня рукой за локоток, а Ирина в это время карабкалась в гору, как упрямый муфлон.

– Эдик, давай покурим, – предложила она срывающимся голосом. – Дух переведём, а то сердце сейчас выпрыгнет.

– Так мы покурим или дух переведём? – переспросил я и оглянулся назад.

Небо стало прозрачным, и появилась бледная луна. Над самой кромкой лилового горизонта, в ветряных облаках, угасала тонкая пунцовая щель, и желтовато-розовый туман стелился над морем. Белый прогулочный лайнер, глянцевито отсвечивая иллюминаторами, уходил в открытое море, и я, опустив на мгновение веки, оказался на его палубе и ощутил на своём лице порывистое дыхание ветра.

– Челюсть подбери, – услышал я Анютин голос.

– Очень красиво, – прошептал я.

– Мы уже две недели любуемся этой красотой. Почти не трогает. Дай лучше сигаретку, – сказала она, щуря на запад близорукие равнодушные глаза.

Я протянул ей пачку.

– Ты что, на Ирку запал? – спросила она, ехидно улыбаясь. – Хочешь её?

Я пожал плечами, выразив сомнение всем своим видом.

– Ты знаешь, – ответил я, – у меня довольно банальный вкус… А у Ирины очень незаурядная внешность. Меня такие женщины пугают, хотя жопа у неё довольно ликвидная, и на такую жопу всегда найдутся охотники.

Аня хотела что-то сказать, но я перебил её вопросом:

– Ты давно её знаешь?

– Познакомились в день прилёта, – ответила она, глубоко затягиваясь…

– А ты видела её совершенно голой… бес трусов?

Она аж дымом поперхнулась и начала кашлять.

– Ты это куда клонишь? – просипела она, указательным пальцем смахивая пепел с кончика сигареты.

– Есть у меня подозрение, – с загадочным видом произнёс я и подмигнул.

– Какое?

– Сдаётся мне, что у нашей Ирочки – клитор сантиметров пятнадцать в эрегированном состоянии.

– Ты хочешь сказать, что она гермафродит?! – почти закричала Анюта.

– Тихо. Не ори, – зашипел я. – Ирка смотрит.

– Идём уже, Ирин… Идём! – Я помахал ей рукой.

– Хватит курить, – сказал я, и мы двинулись дальше.

– Эко тебя нахлобучило, – бухтела Анюта у меня за спиной. – Она говорила мне, что занималась бодибилдингом на профессиональном уровне. Была серебряным призёром чемпионата России. Снималась даже в каких-то спортивных журналах. Принимала гормоны, о чём сильно раскаивается, потому что не может родить ребёнка.

– И не уговаривай меня, – отшучивался я, – не хочу я твою подругу. Мне не интересны женщины, которые занимаются мужскими видами спорта и при этом употребляют тестостерон. Мне кажется, что эти девочки не совсем девочки. Это просто мужики, которые по недоразумению попали в женское тело. Как писал Зигмунд Фрейд – психологический гермафродитизм. Я совершенно уверен, что к таким химерам испытывают влечение мужики, которые сами находятся в промежуточном состоянии, и я думаю, что таких чудаков немало скрывается за личиной традиционной сексуальности. Короче, не люблю я таких маскулинных баб…

Я сделал небольшую паузу и молвил с придыханием:

– Другое дело – ты.

– А что я? – спросила кокетливо Анюта.

– Ты изящная, почти прозрачная, нервная, порочная… И что самое главное – женственная.

–Эдуард, я правильно тебя поняла: ты хочешь меня трахнуть?

Похоже, этот вопрос был для неё риторическим.

– Ну почему сразу же трахнуть?! – возмущённо воскликнул я. – Чёрт побери! Вокруг – сплошные эмансипе! Куда от вас деваться?!

– А чего ты хочешь? – спросила она с ухмылкой. – Романтики? Хочешь предложить мне большую и чистую любовь? Или может быть – замуж?

– Не знаю, – ответил я. – Мне хочется какой-то новизны.

Я задумался, а она выжидающе смотрела на меня.

– Для меня любовные отношения – это феномен. Мы называем себя людьми, но мало чем отличаемся от животных. Всё как-то рефлекторно, предсказуемо, как у собак: понюхали друг у друга под хвостом, пожрали вместе, потрахались и разбежались в разные стороны. Ты уехала в Сургут, я – в Нижний Тагил. А смысл какой в этом? Через полгода я даже не вспомню, как тебя звали.