Пристанище пилигримов

На Маргарите в ту ночь было экстремально короткое платье, которое в машине задралось до самого пупка, открыв моему смелому взору её смуглые накачанные ляжки и белые трусики. Я не удержался и положил руку на гладкий бархат её ноги. Она вздрогнула от неожиданности и выпучила свои оленьи глаза. В этом взгляде читался только один вопрос: «Что ты от меня хочешь?»

– Ничего, – ответил я вслух. – Просто я люблю этот мир. И тебя я тоже люблю. Я люблю всех.

– Нет, ты конченный шизофреник! К психиатру сходи! – воскликнула она, оттолкнув мою руку.

Я улыбнулся и погладил её по головке. В этом прикосновении было столько нежности, что она испуганно отстранилась от меня, поскольку была дикая лань, не знающая ласки, на которую всю жизнь только охотились. А ещё мне захотелось сказать ей нечто душевное, приятное, чтобы загладить свою вину, но ничего не приходило на ум – я только улыбался и улыбался, пока моя улыбка не превратилась в гримасу.

– Ты какой-то странный, – сказала она, глядя на меня завороженным взгляд. – Сегодня уходил один человек… вернулся другой…

– С тобой что-то случилось за это время? – спросила она вкрадчиво, а я отвернулся и начал смотреть в окно. – А как ты здесь оказался… посреди дороги?

Молчание.

– Почему у тебя колено в крови? Ты дрался?

Молчание.

– А почему ты ходишь с какой-то монтировкой? Что ты молчишь, как рыба об лёд?

Я ответил, не поворачивая головы:

– Могу сказать только одно… – Длинная пауза, продлевающая интригу. – Я очень сожалею о своём поступке. – Это было сказано слегка дрожащим голосом.

– О каком?

– О том, что сбежал от тебя. Нужно было всё-таки остаться.

И вот после этих слов я повернулся к ней с таким выражением лица, словно моё раскаяние не знает никаких границ. Она смотрела на меня с огромным недоверием, словно я разыгрывал перед ней спектакль, а я и сам не мог понять, зачем это делаю, зачем пытаюсь заслужить её расположение… Словно ненароком мелькнула мысль, или кто-то мне её подкинул: «она нужна тебе». Странно. А зачем не сказали.

– Какие же вы, мужики, всё-таки идиоты! – воскликнула она, толкнув меня локтем в бок; она сказала это настолько громко, с чувством, что водитель услышал её сквозь радио-эфир и недовольно оглянулся.

– И все-таки, – спросила Марго, – что ты делал на дороге?

– В очередной раз испытывал судьбу, – ответил я.

Когда мы доехали до поворота на «Югру», я попросил водителя остановиться.

– Я не пойду через центральный, – пояснил я.

– Думаешь, могут стукануть? – спросила Марго.

– В любом случае конспирация не будет лишней. Пойду в обход, а в номер попытаюсь проникнуть через балкон.

Марго смотрела на меня по-собачьи преданно и кивала головой.

– Никому не говори, что я здесь, – продолжал я накручивать детективный сюжет. – Даже Андрюхе. Договорились?

– За кого ты меня держишь?

– Найди обязательно Ленку и скажи ей, что я буду ждать её в номере. Она никогда не закрывает балконную дверь… Ты всё поняла?

– Да, конечно, – ответила Марго.

Я нежно поцеловал её в губы и вышел из машины.

В лесу было как-то чудно: стволы сосен проредила луна, и они стояли, словно голые, словно с них спустили кору. Казалось, что всё вокруг покрыто голубым воском. Трескучие папоротники шелестели под ногами. На открытых местах, среди камней, переплетались змеи, – то ли это были ужи, то ли гадюки, я их не отличаю. Они сверкали чешуёй в лунном свете и наводили на меня ужас.

Под ногами хрустели сухие ветки, но вдруг что-то хрустнуло слева от меня. Я замер и медленно повернул голову… За частоколом сосен пробежала тень, а потом кто-то выглянул из-за ствола и смотрел на меня пристально, не отрываясь… Я не видел его лицо – лишь тёмный силуэт, прислонившийся к дереву, но мне и этого хватило, чтобы окутаться неподдельным ужасом.

– После заката в лес лучше не ходить, – пробормотал я и двинулся дальше.

По всему телу бежали мурашки, а ноги всё глубже и глубже проваливались в мягкий грунт – меня словно затягивали в землю… В какой-то момент я даже подумал, что никогда не выйду из этого проклятого леса.

И вот передо мной появился скалистый подъём. Цепляясь за шероховатые его выпуклости, я начал карабкаться кверху. В лесу было шумно, ветрено: с моря, словно в открытое окно, врывался прохладный бриз, – он со скрипом раскачивал стволы деревьев, шелестел кронами, свистел в моей ушной раковине, тоненько так: «с-с-с-с-с-с-с-с-с».

Покоряю подъём. Иду дальше. И вот на меня словно наплывает по лесу светящийся многопалубный лайнер… Я выхожу ему навстречу и понимаю, что это корпус «В». Через тенистую аллею двигаюсь к центральному зданию. Неоновая вывеска «Югра» заливает окрестности ярко-красным светом. Балкон – на другой стороне. Опасаясь кого-то встретить у центрального входа, огибаю всё здание с тыла, делая большой крюк. По-шпионски выглядываю из-за угла и всматриваюсь в окна нашего номера.

– Чёрт! – Там горел свет, чего я не ожидал увидеть, поскольку Лена в десять часов вечера должна была уйти в клуб.

«Она просто забыла его выключить», – подумал я и двинулся к пожарной лестнице.

Переползать пришлось с балкона на балкон по нижнему выступу. Высота пять метров – второй этаж. Никто меня не беспокоил вылазками из своих номеров. Никто не крикнул мне с верхнего этажа (какой-нибудь курильщик) типа: «Эй! Парень! Какова черта ты там ползаешь?!» Всё было в ёлочку, всё было мне на руку, хотя где-то на четвёртом этаже отъехала балконная дверь и пьяный женский голос воскликнул: «Вот это ночь!!! Вадик, давай нажрёмся сегодня в уматину!» – в ответ раздался насмешливый мужской баритон: «А по-моему, тебе уже хватит». – «Вадик! Не ломай кайф! Через два дня – в Сургут!» – и тут я понял, кому принадлежит этот пьяный восторг.

– Ты смотри, наша стрекоза везде поспевает, – прошептал я себе под нос и двинулся дальше.

Когда до нашего балкона оставался только один пролёт, я услышал голоса из номера 236. Балконная дверь была открыта, но зашторена плотной занавеской. В соседнем номере никого не было, и я, перемахнув через перила, спрыгнул на их балкон. Прислушался. Выглянул из-за перегородки. Ничего не было видно. Сквозь кремовую ткань портьеры пробивался тусклый свет.

– Я звонил целый вечер. У них была снята трубка… А потом Марго мне перезвонила, уже в девять…

Это был голос Калугина, и я сразу же его узнал.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросила Мансурова.

– А ты сама как думаешь, на что это похоже? – ответил вопросом на вопрос Андрей Григорьевич, и в его голосе прозвучали весёлые нотки, переходящие в задорный смех.

После этой фразы повисло долгое молчание. Я даже представил, как моя жена задумчиво смотрит куда-то вдаль, закручивает пальцем платиновую прядь волос, а Андрюша выжидающе молчит, ловит каждое её движение взглядом.

«А если они сейчас в постели?» – подумал я, и тошнотворная ревность окутала моё сердце; я представил себе его довольную рожу, за голову закинутую руку, небритую подмышку, смятые простыни, нахлобученное одеяло, и только свою жену я не смог представить в этой ситуации (она как-то не вырисовывалась).

Этот мир наполняла многослойная какофония звуков: от шума прибоя до трансляции футбольного матча по телевизору, – но молчание в номере 236 наливалось инфразвуком, который постепенно становился невыносимым и выдавливал мои барабанные перепонки наружу. Это молчание разрушило последнюю надежду остаться с ней.

«Не могут чужие люди так долго молчать. Они даже больше, чем любовники… Они самые настоящие соучастники», – подумал я с ненавистью к этой сладкой парочке.

«Вот видишь, к чему приводят неожиданные визиты к жёнам. – Я даже тихонько захихикал. – Самовлюблённый павлин. Дятел. Олень. Фуфломёт. Герой-любовник, блядь. Лазишь тут по балконам».

Ситуация перестала меня напрягать, а напротив – появилось какое-то бесшабашное веселье, приятная самоирония и ощущение свободы, когда можно лететь во все стороны мира, ничем не дорожа и ни за что не цепляясь.

В какой-то момент я услышал монотонный скрип матрасных пружин: хрум, хрум, хрум… «Ну вот началось», – подумал я и мне стало ещё веселей; я буквально давился от смеха. Мне даже захотелось увидеть лицо своей жены в момент оргазма, да как гаркнуть: «Что, сука, балдеешь без меня!» – вот бы они перепугались.