Пристанище пилигримов

– Нет. Никогда. – Задумался. – Но я довольно часто встречал людей, к которым мне приходилось применять насилие, и в некоторых случаях это заканчивалось летальным исходом.

– Что?! Ты хочешь сказать, что ты убивал людей?! – воскликнул Калугин; в его взгляде появилось явное недоверие.

– А ты не убивал?

– Я был на двух войнах.

– Я тебе, Андрюша, так скажу: вся моя жизнь была войной, с самого детства, и эта скрытая война давно идёт на земле. Я окунулся в это противостояние, как только пришёл в детский садик, а потом была школа, пионерские лагеря, дворовые разборки, кабаки… Ну а в конце восьмидесятых наша страна окунулась в омут гражданской войны. Столько повылазило нечисти, столько было пролито крови на улицах наших городов. Это была всё та же война добра со злом – война, которая продолжается уже тысячи лет и которая когда-нибудь закончиться Армагеддоном.

– Ты, наверно, думаешь, что стоишь на стороне добра? – спросил он с некоторой иронией.

– Первого человека я убил, когда мне было семнадцать, – продолжал я, оставив его вопрос без ответа, а он внимательно меня слушал, и на лице его не осталось даже тени сомнений; он понимал, о чём я говорю, потому что сам прожил такую же жизнь. – Я ни секунды не раскаивался, что совершил это убийство. Во-первых, это была самооборона, как и во всех остальных случаях. Во-вторых, эта была конченная тварь, вся сплошь покрытая блатными наколками, и во всех остальных случаях это были такие же нелюди, которым туда и дорога. Если бы мне дали возможность прожить свою жизнь заново, я бы поступил точно так же.

– Андрюша, откуда на земле столько подонков?! – спросил я с надрывом. – Ведь все когда-то были детишками, учились в школе, читали сказки о богатырях, которые воюют с нечестью. Как они потом выходят на эту кривую дорожку с кистенём? Убивают людей? Насилуют женщин, детей? Что за метаморфозы происходят с ними в период полового созревания? Откуда берётся столько безотчётной злости?

– А бесы, по-твоему, зачем? – с улыбкой спросил Калугин.

– Я считаю, и, между прочим, батюшка думает точно так же, – соврал я, – что добро должно быть с кулаками. Мы, нормальные люди, должны отстаивать свои духовные ценности, а так же защищать своих женщин и детей от этих варваров.

– Разговаривать с ними бесполезно! – заорал я, наполняясь лютой ненавистью к тем двоим. – Их можно только мочить! Понимаешь?

–А тебе не кажется, Эдуард, что ты слишком много на себя берешь? Не боишься, что пупок развяжется? – спросил Калугин.

– Ой, Андрюша, я понимаю, куда ты клонишь. Ты уповаешь на судебную систему? Она не работает: зверю, который убил тридцать человек, дают возможность жить до конца дней своих за счёт государства. Ты оглянись вокруг: в нашей стране самые преуспевающие люди – это бандиты, у которых руки по локоть в крови, или казнокрады, которые обирают инвалидов, бюджетников, пенсионеров. Где справедливое возмездие для них? Нет! И никогда не будет! А может, ты уповаешь на Божий суд? Так и это вилами по воде писано. Мне иногда кажется, что каждый просто отыгрывает свою роль перед Богом. Виноватых вообще не будет.

– Неправильно это всё, – чуть слышно сказал Андрей. – Каждому воздастся, а иначе зачем тогда жизнь, если это просто постановка, спектакль?

– Иисус хотел, чтобы мы научились левую щёку подставлять, – продолжал он, воодушевляясь с каждым словом. – Таким образом он хотел остановить циркуляцию зла на планете, то есть действие злом, противодействие злу, око – за око, зуб – за зуб, и так до бесконечности, пока все не сдохнут. А ты призываешь убивать тех, кто не соответствует твоим критериям. Хорошо. А если завтра такой же инквизитор на тебя пальцем укажет и кинет в толпу: «Рвите его, падлу!» Что тогда делать будешь?

– Ну-у-у, я думаю, что мы как-нибудь с ним договоримся.

Калугин громко расхохотался.

– Знаешь, что я думаю, Эдуард? Что эту землю нужно чистить от таких, как ты. От вас – всё зло.

Я вяло улыбнулся его шутке и произнёс примирительным тоном:

– Спорить бесполезно. До истины всё равно не докопаться. Любой вопрос превращается в дилемму.

В этот момент Калугин выпал из моего поля зрения, и я словно разговаривал сам с собой, глядя на мерцающий лунный след, поделивший глянцевитую поверхность моря пополам, и сияющее пятно в ночном небе. Я помню, что меня не покидало чувство абсолютного одиночества: мне казалось, что вокруг меня нет людей – одни голограммы – и что наша жизнь – это сплошная иллюзия, сон, который я вижу в одиночку. Я даже не чувствовал в тот момент, что рядом со мной находится человек и участвует в разговоре. Ещё раз повторяю: я как будто разговаривал сам с собой.

– С нами играют как с малыми детьми. Нас постоянно путают и водят за нос, – бормотал я, не обращая никакого внимания на Калугина. – Шлёпают по плечу… Эй, дружок! Ты оборачиваешься, а там уже никого нет… А тебе уже дают хорошего пинка под зад… Эй, парень! Куда ты смотришь?! Вот так и вертишься всю свою жизнь.

Я перевёл дух и продолжил:

– Вся наша жизнь – это сплошная фальсификация. Нас выпускают с отлаженного демографического конвейера, как самых настоящих биороботов. Генетически комплектуют, программируют, создают разные модели. Отработал срок – утилизируют. Но самое смешное заключается в том, что мы даже не догадываемся о своём предназначении. Мы производим нечто для кого-то без нашего понимания этого процесса. Мы не видим, что происходит вокруг нас, потому что наши органы чувств настроены таким образом, чтобы фильтровать общую информацию, превращая её в субъективный поток. Если бы люди узнали, для чего они на самом деле существуют, многие просто отказались бы жить. Но нам внушают мысль, что мы уникальны, и это даётся в комплекте с инстинктом самосохранения. Интерес к жизни поддерживают с помощью неосознанных рефлексов и скрытых мотивации. Бойся смерти! Ты должен жить при любых условиях. Смотри, парень, самоубийство – это великий грех! Ты даже не имеешь право распорядиться собственной жизнью, потому что это чужая собственность, потому что ты – раб Божий. И это в лучшем случае, а в худшем – мы просто забытая всеми и заброшенная среди космоса популяция. Лично у меня венец природы давно облетел.

Я повернулся и увидел Калугина: его голова свалилась на грудь, и он сладко спал под моё воркование. Он даже слегка посапывал. Я аккуратно поднялся с лавочки, чтобы не разбудить его, и пошёл в гостиницу.

Я побоялся сразу же заходить в номер и решил слегка подготовиться к разговору с женой: постоял на общем балконе и подумал о том, какие буду приводить аргументы в свою пользу, но в голове была такая путаница, что я решил импровизировать, а по большому счёту мне было просто плевать.

– Да пошли вы всё! – крикнул я, выходя с балкона, и мой крик потонул в мягких ковровых дорожках.

В конце коридора электронные часы показывали «02:25». Дверь с табличкой «236» была слегка приоткрыта. Когда я толкнул её и смело вошёл в номер, то увидел спящую жену, свернувшуюся калачиком поверх одеяла. Она спала одетая: наверно, ждала меня и не дождалась. Тихонько работал телевизор, бутылка была пустой, пепельница забита окурками, балкон распахнут, и в проёме зияла тёмная южная ночь.

Я сел в кресло и начал разглядывать спящую жену, и тут моё сердце сжалось от боли. Мне показалось, что у меня случился микроинфаркт. Лихая пьяная бравада прошла, как только я увидел эти родные черты лица, эти перламутровые веки с длинными ресницами, эти трогательные розовые щёчки, как у младенца, и запёкшуюся на губах слюнку.

«Как я буду жить без неё?» – подумал я, и светильники над изголовьем кровати тут же поплыли куда-то в сторону, свет их размазался по стене, и вся комната стала расплывчатой, словно «Титаник» пошёл ко дну и наша каюта наполнилась морской водой.

Я сполз с кресла на пол и на коленях просил у неё прощения, – она спала как невинный младенец, ничего не слышала, ничего не видела. «Прости меня, родная, – шептал я. – Как тебе не повезло с мужем. Как не повезло Косте с отцом. Простите меня за то, что я до сих пор ещё жив».

.24.

Я проснулся среди ночи от страшной жажды. Лена спала рядом, по привычке закинув на меня ногу. Телевизор беззвучно мерцал в сумерках, заливая стены голубоватыми бликами. Светильники у изголовья кровати были выключены. Я решил подняться, но выяснилось, что я не могу даже пошевелить пальцем. Я ужаснулся и начал звать на помощь – мой рот открывался беззвучно, а из него вылетали лишь мелкие куриные перья. В этот момент я увидел периферическим зрением, как в тёмном проёме балконной двери появляется нечто…

Я повернул голову и увидел расплывчато, словно не в фокусе, широкое скуластое лицо с маленькими прищуренными глазами. Хрипловатый прокуренный голос молвил в полной тишине: «Это он», – моё сердце сорвалось в галоп, и по всему телу начала расползаться пупырчатая жуть.

Качнулась портьера, и я увидел совершенно отчётливо его лицо, – из-под козырька кожаной кепки меня буровили цепкие холодные глаза. Он пристально смотрел на меня и тихонько, крадучись, приближался к постели. И вдруг тишину спящего отеля разрезал душераздирающий крик – словно подали напряжение на мои голосовые связки:

– ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!

Меня убивали в жизни много раз, но это не было так страшно, как алкогольный делирий. Поражает реальность происходящего – это как выход в иное измерение. Всю ночь я буду ходить по тонкому краю между тем миром и этим.

Я бился от ужаса словно на вязках, а жена обнимала меня, приговаривая:

– Всё кончилось, Эдичка. Всё кончилось. Это просто сон. Успокойся. Возьми себя в руки.

Она ошибалась: страшный сон только начинался. Отравленный алкоголем мозг превратился в портал для всяких сущностей, которые полезли через меня в наш мир. Я даже видел, как зелёные склизкие твари облепили спящую жену, – они словно отсасывали из неё нечто своими жадными присосками, их гладкие животы то раздувались, то опадали, то вновь раздувались… Только я уже больше не кричал – я растворился в этом явлении, я просто созерцал удивительные картины потустороннего мира. Я перестал существовать как личность.

Я даже не спал в эти моменты – я просто закрывал глаза и приходили бесы. Они били меня нещадно, и при этом я чувствовал реальную боль. Засыпать было страшно, но, обессиленный, измученный, я вновь проваливался в этот ужасный антимир. Они прижигали меня сигаретами, щекотали до истерики, – бесы очень любят щекотать, – короче говоря, глумились по полной программе. Я пытался с ними драться, но получал такие затрещины, что летел от них кувырком.

Особенно зверствовал их предводитель в помятой кожаной кепке, надвинутой на глаза. Как только я оказывался в том мире, он тут же появлялся передо мной с этой омерзительной кривой ухмылкой, а за его обнаженным волосатым торсом прятались и выглядывали какие-то тени. На плечах у него были наколоты пентаграммы, а на груди – большой перевёрнутый крест.

– Ты хотел меня найти, дружок? – говорил он ласково, и от уголков глаз его в разные стороны разбегались лучики морщинок. – Так вот я… Вот… Что ты хотел мне сказать?

Я чувствовал при каждом слове изо рта у него отвратительное зловоние, как будто он нажрался мертвечины.

– Как тебя зовут? – спрашивал я измождённо.

– Иуда Искариот! – хохотал он. – Тринадцатый апостол!

– Я тебя всё равно найду, – шептал я, еле ворочая опухшим языком.

– А толку-то, дурачок? Зло неискоренимо! – юродствовал он.– Даже если ты меня убьёшь, на моём месте вырастут как сорняки десятки новых слуг Всемогущего. Ты ещё не понял, в каком мире ты живешь?

– Помнишь Иоанна Богослова? – продолжал этот ублюдок, щуря на меня свои лукавые глазёнки. – Он правильно подвёл главную мысль: Богу нужны виновные, чтобы оправдать своё несовершенство. Он для этого и создал Дьявола, чтобы на него всё спихнуть. Врубаешься, сынок? У Верховного всегда получалось создавать зверюшек, которые живут по заданной программе, но создать оптимальное разумное существо, свободное в своём выборе, ему никак не удаётся. Ваша раса уже пятая на земле, и весь урожай снова загублен. Куда вас девать? Что с вами делать? А? Поэтому Апофис уже близок, и сколько бы вы ни тешили себя надеждами, вам все равно пиздец!

– Так зачем кого-то убивать? – продолжал он. – Тебе всего лишь дали урок, который пригодится тебе в будущем. Это очень полезный урок. С него начнётся твоя новая жизнь. И вместо того чтобы сказать «спасибо», ты хочешь убить своего учителя из-за непомерной гордыни, из-за комплексов своих. Ты постоянно хочешь кого-то убить, но на самом деле пытаешься убить страх, который живёт в тебе с детства. Но убивая, ты загоняешь себя в полную жопу.