Такой же маленький, как ваш

С тех пор мы живём без паркета.

А через несколько месяцев Витя сам меня нашёл. Ни словом ни полусловом не обмолвившись о нашей последней беседе, он горячо заговорил:

– Эдя, есть перспективное дело, очень прибыльное. Я сейчас строю свой бизнес и собираюсь получать хорошие деньги.

– Рад за тебя, Витя, искренне рад.

– Предлагаю присоединиться. В основе бизнеса лежит американский оздоровительный продукт…

– «Гербалайф», что ли?

– Послушай. Я сам его ем. Посмотри на меня…

– Вить, я неплохо знаком с «Гербалайфом», когда-то сам занимался.

– Чувствую себя великолепно! Но кроме того, это приличный бизнес…

В общем, мне составило определённого труда отбиться от новоявленного дистрибьютора.

– Пылёва видел, – сказал я дома Оле, – «Гербалайфом» занялся.

И пожалел, что сказал. Жена моя, как многие женщины в канун лета, срочно собиралась худеть.

– Надо купить, – сказала она. – Может, Пылёв и скидку сделает.

На встрече с Олей Пылёв всячески старался «подписать» её, а заодно и меня, в распространители.

– Мы всё это знаем, – отнекивалась она. – Эдик даже супервайзером был.

– Супервайзером?! – ахнул Пылёв. – Международным?

– Не знаю, – сказала она. – А междугородный есть?

– Нет.

– Значит, международным.

Это произвело на Пылёва впечатление. Больше он Олю не «подписывал», продал ей набор в самом деле со скидкой и обещал каждый день звонить, осведомляться о здоровье и консультировать.

– Не надо, Витя, – пыталась уговорить она его, – я всё это знаю.

Я же Олю успокаивал, что Пылёв не то что каждый день, а вообще ни разу ей не позвонит. И ошибся. Один раз звонок всё-таки раздался.

– Как дела? – спросил её Пылёв озабоченно. – Как стул?

И не получив вразумительного ответа, пропал, теперь уже навсегда.

Но это было чуть позже, а тогда, после истории с мастерами-отделочниками, которая закончилась бесполезной паркетной беготнёй, я почти разуверился в окружающих меня людях. С грустью созерцал я девственные штабеля паркета у своей двери и в жанре плача с пафосом восклицал:

– Да умеем ли мы хоть что-то делать по-хорошему?! Да как, скажите вы мне, мы в космос-то полетели?

И на мой взгляд, такая постановка вопроса имеет право на существование. Не так давно я отвёз машину в автосервис своему знакомому слесарю Пете, и там по недосмотру она снялась с ручного тормоза и въехала в стену. Конечно, прямо в сервисе мне машину и выправили, дверь починили и крыло, но когда я смотрю на повреждённую фару, мне до сих пор кажется, что целая она выглядела лучше.

Упомянув знакомого слесаря Петю, я должен несколько поправить начальный тезис, заменив выражение «умеем ли мы хоть что-то делать по-хорошему» на «умеем ли мы что-то РУКАМИ делать по-хорошему». Потому как этот Петя человек в своём роде незаурядный, получивший среди друзей прозвище «Спермозавр». В то время когда я с ним познакомился, ему было под пятьдесят. И он был женат, имел любовницу и всем другим видам отдыха предпочитал баню с представительницами прекрасного пола. Значит, умеем кое-что! Значит, можем кое-чем!

А так-то Петя мужик неплохой (если вам хочется продолжить простонародную поговорку, я не буду возражать). Делает нормально и берёт, не жадничая. И единственное, в чём я могу его упрекнуть, так это в том, что во время работы он забывает, куда кладёт зажженную сигарету. А кладёт он её преимущественно на заднее сиденье моей машины, на котором потом остаются глубокие чёрные дыры. У меня сейчас таких четыре.

В общем, было время, когда я во всех разуверился и возроптал. И хорошо, что нашлись те, кто вернул мне веру в ближнего. Есть такие люди, есть! Но нас мало. Это я шучу. (Это я кокетничаю, что шучу). Мало их, и сразу не разглядишь. Они по виду такие же, как другие, они маскируются под всех. Но стоит увидеть их работу, становится ясно: вот они, родимые, вот же они!.. Моё почтение! Вы починили? Что ж, не плохо. А это, сами додумались? Очень даже хорошо. Тогда рад сообщить, что вам присвоено почётное звание «Соль земли» с вручением знака «Надежда наша и опора». И извольте получить за работу.

Мне ныне ремонтирует машину один из них (извини Петя, сидения жалко) – механик Степан. Познакомившись с ним, начинаешь понимать, как мы полетели в космос, и не понимаешь, почему не полетели раньше, хотя бы на месяц, или на пару недель. У меня парикмахер такая – Таня. Когда смотришь на её работу – прошу прощения, на себя, – в душе распускаются фиалки, и мнится, что все люди на земле талантливы, трудолюбивы и честны.

И, прибывая в сём мнении, ты уже не лезешь проверять, какие сливы в овощном киоске взвешивает тебе продавщица: конечно, хорошие, какие ещё?! Ведь у неё такое уверенное, почти как у Степана, лицо и такой приветливый, почти как у Тани, взгляд. Где вы, Брюлловы и Серовы, Есенины и Блоки?! Отчего не толпитесь вы у дверей киоска и вместе со мной не любуетесь труженицами овощного прилавка, отчего не поёте их красные губы, их пре-красные лица и премощную грудь?!

И отчего лишь дома обнаруживается, что купленные тобою сливы на треть порченные? Вон они в ведре лежат, я их уже выбросил. Оля спрашивает: «Что это?» Что-что, сливы. А продавщица – бесстыжая.

Но ведь есть – не может не быть! – среди десятков продавщиц овощных киосков такая, которая скажет:

– Я не буду вам накладывать – да что там! – не буду ложить эти сливы, они не очень свежие, а положу – пусть будет наложу! – из другого ящика только хорошие.

А хозяину объяснит:

– Эта продукция испортилась, и я не стала её продавать.

– Ай, как правильно сделала! – воскликнет хозяин. – Дай я тебя за это расцелую.

Мне кажется такое бывает. Просто надо, чтобы вам повезло.

Как в процессе прошлого ремонта повезло-таки мне. Это был тоже плиточник. И звали его Саша. Я пригласил его отделывать ванную. Он пришёл работать с сыном, скромным молодым человеком, студентом первого курса политехнического института, и сказал:

– Сделаем, хул…, Эдик, не волнуйся. Всё, бл…, будет по высшему разряду.

Да, он матерился! Но матерился, как пел! И работал, как пел! И пел, когда работал. И опять матерился. Он выложил плитку, установил сантехнику, заделал потолок, доклеил обои, покрыл лаком плинтус, скрыл проводку и привёл в порядок то, что осталось от непутёвого учителя труда, напыщенных краснодеревщиков, плутоватой фирмы и иже с ними. И при этом в конце каждого дня Саша с сыном подметали полы и выносили строительный мусор на улицу. Мама дорогая! Да если бы так все работали, то пусть бы они себе матерились на здоровье. Мы всей семьёй стояли бы рядом и матерились с ними вместе!

Но, увы, работают так не все.

И теперь, наверное, вам становится понятным, какую гамму чувств я испытывал перед надвигающимся вновь ремонтом, памятуя обо всём, что пережил пять лет назад. Но отступать было некуда, ибо если бы мы не сделали ремонт в нынешнем году, то… то можно было бы его, конечно, сделать в следующем… Господи, как всё-таки хорошо, что это уже позади! А было время, когда оно только начиналось…

Здесь я прерываюсь, ибо чувствую, что дошёл где-то до середины повествования.

Сейчас мы живём заботами первых дней первого класса: Полина пошла в школу. И тихонечко фонареем: в день задают по нескольку страниц прописей, математики, родной речи и английского. При этом, например, на второй неделе учёбы они занимаются фонетическим разбором слова, письменно и устно: звуки гласные-согласные, согласные твердые-мягкие, глухие-звонкие, ударения, слоги. В наше время под фонетический разбор слова в пионеры принимали (или уже выгоняли?). Самое удивительное, что Полину этот разбор нисколько не смущает, она с ним вполне справляется. Гораздо труднее ей даются крючки в прописях.

– Пап, – спрашивает она меня задумчиво, – что наш президент делает, вот чем он занимается?

– Разными государственными делами.

– Какими, например?

– Ну, например, встречается с другими президентами.