– Значения не имеет.
Олина сестра Наташа со своим восьмилетним сыном Фёдором отдыхали в Венгрии. И как-то раз, гуляя в городском парке, услышали русскую речь – разговаривала дама с мальчиком, примерно ровесником Фёдора. Приятно встретить за границей соотечественников! Фёдор поздоровался, и хотя те не отреагировали, подошёл ближе. Подыскивая повод для знакомства, он зашёл с одного бока, потом с другого и наконец сказал:
– Пойдёмте на детскую площадку, в эти часы там можно играть бесплатно.
Дама посмотрела на него и гордо ответила:
– Для нас, мальчик, это значения не имеет!..
А в этом году произошло, в некотором смысле, обратное. У Фёдора в школе записывали на бесплатные обеды детей из малоимущих семей. Учительница прочитала список и громко спросила:
– Фёдор, а ты почему не записываешься? У вас ведь с мамой папы нет!
Дети вокруг замолчали.
– Спасибо, – сказал Фёдор, – мы хорошо обеспечены…
И вот я всем своим видом показываю продавцу, что мы хорошо обеспечены, и цена для нас значения не имеет. Продавец это сразу начинает уважать.
– Какой линолеум хотите: английский, бельгийский?
– Давайте посмотрим английский.
Хотя с Олей мы вчера уже выбрали бельгийский. На нём я в конце концов и останавливаюсь.
– Сами будете забирать?
В магазине есть доставка, но мне не хочется целый день сидеть дома, их караулить.
– Сам.
– Один?
К чему этот вопрос?
– Конечно, один.
К чему этот вопрос я понял, когда два дюжих продавца положили мне на плечо рулон толстого линолеума размером четыре метра на шесть. Гена! Я никогда ничего не носил тяжелее рулона толстого бельгийского линолеума размером четыре метра на шесть! И надеюсь, искренне надеюсь, Гена, ничего подобного носить больше не буду!
Я подумал, что уйду сейчас по колено в землю прямо сквозь их плиточный пол. Но плиточный пол выдержал, и я, расставив пошире ноги, тоже. Дальше надо было что-то делать. А что делать? Появившись здесь с тонкой полуулыбкой и небрежными манерами пресыщенного деньгами человека, я таким же образом должен был отсюда уйти. И продавцы с тревогой наблюдали, как легко и непринуждённо я пытаюсь вписаться в двери (и они, и я в тот момент поняли – легкомысленно узкие двери!) их магазина. Но всё обошлось.
Оказавшись на улице, я первым делом попытался достать из кармана мобильный телефон, чтобы вызвать с работы «Газель» с помощниками. Телефон после некоторых усилий извлечь удалось, но в нём – какими же словами я тогда его проклинал! – села батарея. Вернуться в магазин не представлялось возможным – я бы испортил о себе впечатление – и поэтому оставался только один путь – вперёд!
Мой бывший партнёр по бизнесу Рифат считал, что имидж для бизнесмена вещь очень важная. А главным в имидже ему представлялся номерной знак автомобиля. За это он готов был бороться. У него не было в ГАИ столь тесных контактов, чтобы получить по-настоящему престижный номер, такой как, скажем, «001», или «777», но чтобы хоть пара семёрок в номере присутствовала, он правдами и неправдами добивался.
Одна машина у него ездила под цифрами «077», другая «737», и все видели: вот едет мужик не то чтобы сильно «крутой», но всё ж-таки изрядно «подкрученный».
И вот Рифат машину сменил, а семёрок ему на неё не дали! – слишком много «подкрученных» развелось, все семёрки разобрали. Он обратился к своему гаишнику: выручай. «Извини, – сказал гаишник, – единственное, что могу сделать – дать три буквы «А»: «ААА». С такими номерами, между прочим, в советские времена только номенклатура ездила». И теперь Рифат при встрече со знакомыми указывает на свой номер и объясняет, что с буквами «ААА» в советские времена ездила только номенклатура, а теперь ещё и он.
Анекдот по поводу номеров. Останавливаются у светофора две дорогие машины. В одной с номером «А 001 АА» сидит чиновник. Он опускает стекло и спрашивает владельца второй машины, с номером «О 001 ОО»:
– Что-то я вас не припомню. Вы чем занимаетесь?
– Да бабло срубаю. Ну, в смысле, бизнесмен я.
– Хм. А меня вы знаете?
– Нет, но судя по твоей тачке ты, братан, тоже не хило устроился…
…И вот, опять же, весы жизни: раз у кого-то есть престижный номер, то у кого-то для равновесия на земле должен быть номер прямо противоположный. И я вспоминаю своего московского свояка Мишу, мужа второй Олиной сестры, Гали (первая сестра – это мама Фёдора).
Купил Миша машину и пошёл её регистрировать. Пришёл в ГАИ – что такое? – возле окошка регистрации, где обычно толпится народ, никого нет. Хотя народ присутствовал, и в немалом количестве, но кучковался почему-то в отдалении.
Оказалось, в окошке выдавали номера с причудливо сложившимся к тому моменту сочетанием «СРУ». И никто из присутствующих не захотел посредством любимого автомобиля заявлять о себе столь громогласно. Одни посчитали, что это слишком нескромно, другие – что чересчур жизнерадостно. А Миша к удовольствию окружающих махнул рукой и встал к окошку, рассудив, что есть, конечно, в таком номере некоторые минусы, но есть зато и очевидные плюсы: не надо, хотя бы, сейчас в очереди стоять. И ездил потом в своё удовольствие по Москве, вызывая уважение у вмиг побледневших по сравнению с ним «крутых» и «подкрученных». У меня даже фотография этой машины сохранилась.
Но не все способны презирать условности, как мой свояк Миша. Однажды в магазине какая-то женщина спросила у моей жены:
– Вы не подскажете, где здесь находится бутик женской одежды «Koza дэрэза»? Я покупала там платье, но они, кажется куда-то переехали.
– «Koza дэрэза», «Koza дэрэза»… – стала вспоминать жена. И вдруг её осенило: – А, «Коза-дереза»! Да-да, у них вывеска «Koza dereza». Они прямо по коридору.
– «Коза-дереза»? – ошалело произнесла женщина.
Она-то думала, что одевается в бутике «Koza dereza», а оказалось, в какой-то козе, извините за выражение, дерезе.
Сухо поблагодарив, женщина пошла по коридору, но, не дойдя до «бутика», свернула и вышла на улицу. Думаю, и их платье она больше не надела. А зря: платья в «Козе-дерезе» продавались стильные.
Глава 12
Говоря об имидже, о престиже, нужно помнить, что престиж – это оружие. А любое оружие может не только сразить противника, но и ранить тебя самого.
Лет тринадцать-четырнадцать назад ехал я поездом с Урала, где получил от одной фирмы комиссионные за продажи. В этой фирме работал мой знакомый. Они никак не могли стрясти деньги с должника – сбоковской фабрики игрушек: фабрика вместо денег предлагала им свою продукцию. Тогда знакомый нашёл в Сбокове меня.
– Возьмись за продажу игрушек, – попросил он. – Комиссионные приличные, со сроками не торопим.
Ну, я и взялся. Закупил на фабрике образцы, большинство из которых составляли куклы, половину из них оставил дома Ксюше, а вторую половину засунул в огромную сумку и поехал по городам России – по универмагам и магазинам игрушек – добывать за куклы живые деньги. Вначале я путался в своей не мальчуковой продукции, но вскоре выучил её и весьма бойко рассказывал товароведам о преимуществах Маши, Даши, Саши и Наташи.
Поскольку игрушки я перевозил без коробок, то, заботясь о внешнем виде товара, каждый раз в дороге проделывал следующее. Едва поезд отходил от станции – вынимал кукол из сумки, поправлял им трусики, платьица, рассаживал в ряд и начинал расчёсывать. И один бог знает, что думали обо мне в это время другие пассажиры.
Наконец вся партия игрушек была продана. Получив полагающиеся комиссионные, я заехал на Урале к друзьям, раздарил их детям оставшиеся образцы, а одну куклу, Сашу, оставил себе, поскольку, как мне помнилось, моей дочери такой не досталось.
И вот, возвращаясь в Сбоков, купил я в Екатеринбурге с гонораров пачку сигарет «Мальборо» (да, Гена, я тогда ещё курил). Была для меня пачка сигарет «Мальборо» приобретением очень ценным и давно желанным, ибо в то время курить дорогие и редкие американские сигареты было столь же престижно, как сейчас, не знаю, иметь приличную машину. Я, конечно, таких сигарет позволить себе не мог, но тут с гонорара решил кутнуть и был этим очень доволен. И при каждом удобном случае как бы невзначай доставал узнаваемую пачку, в задумчивости крутил её в руках, а иногда даже и закуривал!
В купе поезда, которым я добирался, ехали со мной компанией трое парней, игравших весь вечер в карты. Разумеется, я не мог, да и не хотел сдержать искушения и в какой-то подходящий момент извлёк из кармана куртки «Аляски» пачку «Мальборо», неторопливо вытащил сигарету и, ещё медленней убрав пачку обратно, отправился курить в тамбур (да, Гена, тогда в поездах ещё разрешалось курить). На парней, почувствовал я спиной, мои манипуляции произвели впечатление.
Но в общем, уже «набыло чапить», что в переводе с бродинского (сбоковского) языка означает «надо было пить чай» и укладываться спать. Спал я на верхней полке, крепко и безмятежно. А когда проснулся, обнаружил, что еду в купе один: парни, очевидно, сошли на какой-то станции.
Немного повалявшись и расчесав по привычке куклу Сашу, я спрыгнул на пол и принялся искать кроссовки. Что за дела, кроссовок не было. Я обследовал купе с одной стороны, потом с другой и вдруг понял, что место, где я повесил с вечера куртку «Аляску» тоже пусто!