Надежда и отчаяние

Я написал несколько десятков предложений в «Word», после чего наконец-таки лег спать. Засыпал я, кажется, счастливым. Часы показывали пять часов утра.

Глава третья

Мне виделась удивительно простая, короткая, но в то же время удивительно прекрасная картина. По крайней мере такой она мне показалось.

Стоял весенний (или летний) вечер. Алое закатное солнце покрывало своим одеялом небо, заставляя розоветь облака близ него, и землю, окрашивая в рыжий цвет траву и рощу, пуская солнечные дорожки по реке, бежавшей где-то в стороне. Солнце не грело так, как делает это днем, теперь оно лишь мягко-мягко пригревало своими тепленькими вечерними лучами. Две людских тени до того удлинились, что совсем потеряли свои очертания. И вот я уже в теле одного из этих двух людей, в мужском теле. Играла невероятно прекрасная музыка, которая звучала у меня в голове, но которую я не в силах передать. И под эту музыку я вместе со вторым человеком – девушкой – танцевал увлекательный, способный возбудить сладкие грезы и томительные мечты, танец. Вальс. Ее лицо казалось мне смутно знакомым, но черты все равно не разобрать. Мы смотрели друг на друга, улыбались, порой смеялись. А ее золотистые волосы все развевались на ветру, а мы все кружились и кружились… Это всего лишь танец, но как же это замечательно! И настолько прекрасное чувство обуяло сердце, что и его я не в силах передать.

Я очнулся, когда часы уже показывали полдень. Я был в отличнейшем настроении ввиду такого замечательного видения. Все проблемы, все печальные мысли улетели куда-то далеко-далеко, растворились в тех розовато-белых облаках. До того радостно мне было, что хотелось броситься на землю, обнимать ее, рыдать и обливаться слезами от счастья. Но я сдержался. В голове на мгновение возник образ Даши, а вместе с тем и действие. Ладони чуть похолодели. Быть может рискнуть и написать ей? Я очень долго ходил взад-вперед в нерешительности. Да, я, кажется, боялся. «Ладно, позавтракаю и что-нибудь придумаю», – вслух заключил я и пошел на кухню, просить у холодильника еды. Два вареных яйца и чай – больше попросту ничего не было. Я сел за ноутбук и первым делом открыл почту – вдруг там пришло что-то кроме спама. Там действительно что-то было. Ответное письмо с редакции журнала.

«Здравствуйте…очень рады… спасибо…опубликуем», – бубнил я себе под нос.

После письма меня накрыло. Я засмеялся и начал махать руками, как умалишенный. Изо рта сами собой вслух полились слова.

– Вот оно, вот! Господи, спасибо, вот оно! Я все думал: «Будет ли хоть день, хоть час, когда мне повезет?» И да, да, Господи, да! Вот оно, вот! Я знал, я черт возьми знал, что даже в кромешном аду должен быть свет! Я знал, что нельзя добиться чего-то великого, не испытав отчаяния! – Я захохотал. – Получи, мама, получи Ваня!

Почему-то только сейчас я осознал, что все мое стремление к великому, к славе, к узнаваемости выросли не из тщеславия и честолюбия (за что я даже ругал себя), а из того, что моя мать в меня никогда не верила, она лишь твердила, что я ничего не добьюсь, но вот, получите! Всем вам подлецам назло! А Щеголев! Он ведь тоже никогда в меня не верил.

– Но теперь все изменилось! Ха-ха-ха! Я достиг этого, мама! Я на вершине мира!

Я разослал рассказ еще в несколько журналов. После отчаяния всегда возникает надежда, переходящая в счастье, после черной полосы непременно наступает светлая полоса, которая будет длиться очень и очень долго, и так происходит в жизни абсолютно каждого человека. Главное, найти в себе силы переждать, перетерпеть неудачи и тогда все непременно наладится.

До ночи, которую я так любил, оставалось еще много времени, так что необходимо было найти какое-нибудь занятие. В голове вновь всплыл образ Даши. Почему-то при воспоминании о ней мне становилось хорошо, а из замиравшего сердца по всему телу разливалось тепло, вызывая улыбку. Наверное, можно договориться с ней о встречи, например, на завтра? Почему бы и нет?

Я открыл «VK» с внешней уверенностью, но с сильно стучавшим сердцем и беспокойством внутри. Перед пустой строкой я долго сидел сконфуженным, то поднимая влажную и слегка холодную руку, чтобы написать, то опуская ее, чтобы плюнуть, закрыть вкладку и пойти играть во что-нибудь. Лишь спустя несколько минут я все же решился.

«Привет».

«Доброе утро», – ответила она, и я сразу представил улыбку на ее лице, с какой она всегда приветствует меня.

Я понимал, что волнуюсь без особой на то причины, и от этого начинал волноваться еще больше. «Какого черта я волнуюсь? Успокойся, успокойся!»

Мы обменялись простыми вопросами: «как дела?», «что делаешь?», «как настроение?» и прочее.

«Слушай, я хотел у тебя кое-что спросить».

«Слушаю».

«Что бы ты сказала, если бы я тебя пригласил сходить в театр, например?»

«Я бы согласилась)».

Я был в восторге.

«Тогда когда?»

«Боюсь, что завтра не получится, мне надо помочь дяде с одним делом, но вот послезавтра я вся в твоем распоряжении».

«Послезавтра? Отлично. Но может быть я могу тебе помочь с дядей? Ну, то есть с его делом», – добавил я следующим сообщением.

«Я бы не хотела тебя затруднять».

«Да что ты, я же сам предложил. Готов послужить тебе)»

«Ну как же тут отказаться?) Хорошо, спасибо».

«Отлично. В таком случае, до встречи».

«Пока».

Я вышел из нашего диалога в весьма приподнятом настроении. Еще раз взглянул на письмо от редактора, как будто не мог поверить своим глазам. Прозвенело уведомление. Я с улыбкой перешел во вкладку «диалоги». Улыбка быстро пропала.

«Привет».

Сердце бешено застучало, руки в один миг вспотели. Уведомление все еще звенело у меня в голове, отдаваясь ноющей болью по всему телу. Сообщение пришло от Кати. Я в одночасье перестал понимать, что происходит.

«Здравствуй».

«Можно задать тебе вопрос?»

Мне стало еще страшнее. Господи, да что же ей от меня надо?! Мы не переписывались с ней уже пару месяцев и тут вдруг это сообщение!

«Ну давай».

На самом деле я примерно представлял, что она хочет спросить. Она хочет узнать почему мы не общаемся и почему я практически перестал с ней разговаривать. Хочет узнать, почему я убегаю от нее.

Судьба с ее больным чувством юмора сделала так, что Катя попала в один институт со мной, на одно направление, в одну группу… Каков же был мой ужас, когда я ее здесь увидел… Я рвал на себе волосы с криками: «Как она сюда попала?! Она же была совершенно в другом классе, с другими предметами! Я только-только отошел от нее и вот она здесь! Она что, специально меня преследует, чтобы добить?!» И в институте я практически не контактировал с ней. Изредка мы обменивались парочкой фраз, но в большинстве своем даже не здоровались и не прощались. Просто я боялся вновь угодить в тот же капкан…

«Я тебя чем-то обидела? Что-то когда-то не так сказала?»

«Да нет, ты все сделала правильно. Я же тебе не нравлюсь? Нет. Так что ты сделала все правильно, отказав мне».

«Просто понимаешь, я много вложила в тот ответ, сочувствовала тебе, но по итогу ты ушел в другой класс. А теперь в институте я от тебя получаю лишь молчание. Мне кажется это не совсем нормально. Я как никто другой понимаю твои чувства. Это несправедливо так молчать и сбегать».

От моего волнения с дрожавшими руками не осталось и следа. Я начал медленно, но верно звереть. Клянусь, я бы убил ее, если бы она была рядом.

Понимает… Ха-ха-ха, она понимает мои чувства?! «Да если бы ты понимала их, ты бы никогда в жизни не написала эту х…ю!» – орал я на всю квартиру в слепом бешенстве.

«Поэтому впредь я бы попросила не оскорблять мои чувства, – прислала она следом. – Я слишком долго молчала».

Клянусь, еще одно слово, и я бы разбил ноутбук. Эта сука просит, чтобы я перед ней извинился за оскорбление ее чувств?! То есть когда она поняла все мои намеки (до признания) и резко перестала со мной общаться на целую адскую неделю – это не было оскорблением моих чувств?! То есть это как бы нормально, да?!

Я возненавидел Катю. Я не просто окончательно перехотел возобновлять с ней общение (она-то часто мне писала, что надеется все вернуть как раньше). Теперь я хотел полить ее матом с ног до головы, я хотел ее оскорбить так сильно, как только смогу.

Я долго-долго думал о том, что же все-таки ей ответить. Но в итоге не ответил ровным счетом ничего. Наверное, это тот самый момент, когда собственное здоровье куда важнее. Серьезно, кто она вообще такая?

Ко всему прочему насколько же Катя глупая, раз не может понять, что общения как раньше уже не будет. Никогда. И дело вовсе не в том, что мне теперь некомфортно рядом с ней ввиду отказа. Дело в том, что я давно начал замечать в ней все то отрицательное, что мне не давали замечать розовые очки любви. И признаюсь, все это в ней меня и раздражало, и бесило, и вызывало презрение с ненавистью. И смириться с этим я не мог.

***