Под флагом цвета крови и свободы

– Эдвард Дойли, – с непонятным упрямством, несмотря на растущую нехватку воздуха в горящих легких, повторила Морено. – Единственный человек, который имел право что-то предлагать мне – Эдвард Дойли, офицер британского флота, англичанин до мозга костей – в самом хорошем и в самом плохом смысле этого слова… – хриплый смех на секунду родился на ее губах и сразу же прервался судорожным приступом кашля. – Однако даже ради него… я не согласилась бы поехать ни в одну из стран Старого Света… Я родилась пираткой и, если потребуется, умру ею, но не стану играть роль красивой безделушки, которой распоряжаются по своему усмотрению! Ты ошибся, капитан, – злорадная усмешка мелькнула на ее губах. – У всех людей есть свои привязанности, но не всеми через них можно управлять! Я почти поверила твоим словам… потому что очень хотела им верить – но когда поговорила с теми людьми в трюме, то поняла, как ты это делаешь… Поэтому ты и проиграл. Стреляй, Джек! – яростно выкрикнула она вдруг. – Стреляй, и пусть все это наконец закончится!

Рэдфорд молча смотрел на нее, поддерживая трясущуюся, окровавленную правую руку с пистолетом левой. Слышно было, как позади него на полу страшно булькал и хрипел Генри, хватаясь за простреленную грудь; но пиратский капитан медлил. Переведя тяжелый, пристальный взгляд поверх дула на своего мучителя, он заговорил – отчетливо, глухо и прямо:

– Отпусти Эрнесту и дай нам уйти. Даже если ты убьешь ее, ты все равно уже проиграл!

– Я ни за что не стану договариваться с пиратом! – без колебаний отрезал Гарсия. – Брось оружие, не то она умрет!

Морено не видела его лица, когда испанский капитан произносил эти слова, но по его тону чувствовала, что тот не шутит; она смотрела на старого друга и понимала с обреченной ясностью, что он не выстрелит – не выстрелит, пока не станет слишком поздно. Джек Рэдфорд, которого она знала, был хорошим человеком, как для пирата, так и в принципе; однако теперь это играло против него. Эрнеста понятия не имела, кто из них двоих был более достоин жизни, и даже не задумывалась о таком прежде – но именно сейчас всем своим существом сознавала, что положить этому конец хватит сил лишь ей одной.

Капитан Гарсия держал пистолет плотно прижатым к ее виску одной рукой, а второй в то же время фиксировал ее шею – поэтому Морено, стиснув зубы и выдохнув, резко мотнула головой назад, метя затылком мужчине в челюсть. Захват ослаб на мгновение, и она вывернулась, пытаясь перехватить его правую, вооруженную руку, но не успела, скорее не увидев даже, а почувствовав кожей, как жесткое дуло прикоснулось к ее лбу. Раздался сухой щелчок кремня, но за ним ничего не последовало – пистолет в руке Гарсии дал осечку. И в то же самое мгновение Джек выстрелил. Пуля вошла испанцу точно под левую ключицу; он зашатался, прижимая ладонью сразу же принявшуюся толчками выбиваться из раны кровь, и медленно осел на пол, не сводя с Эрнесты огромных, полных ужаса и неверия глаз.

– Т… ты… ты!.. – повторял он свистящим шепотом; тонкая струйка крови пошла у него изо рта. Морено, опомнившись, наклонилась над ним, с силой надавливая на рану рукой:

– Говори, где они! Отвечай, и тогда ты умрешь быстро и безболезненно!..

– Мне все равно, – со слабой усмешкой просипел Гарсия. – Боли… боли я давно не боюсь. Ра… разучился.

Морено яростно оскалилась и нарочито надавила пальцами на хлюпающее под ними мясо, вырывая из груди раненого мучительный стон:

– Ничего, сейчас живо научишься обратно! Говори, солгал ли ты о моей семье? Солгал ли мне так же, как всем тем несчастным, которых сделал своими рабами?! Говори, не то я… – свободной рукой она сдавила его горло, подержала несколько секунд и чуть ослабила хватку. Гарсия зашелся кровавым кашлем, но глаза его все еще были ясными – только голос стал тише и хриплее, так, что Эрнесте пришлось наклониться к самому его лицу, чтобы разобрать слова.

– Я не лгал тебе, – пробормотал умирающий, цепляясь за ее запястье с таким отчаянием, что Морено, брезгливо дернувшая было руку к себе, замерла на полпути и с глухим рычанием вернула ее на место. – Я вел… вел записи с тех пор, как звал каждого… на борт в команду… Сначала даже думал… думал, что смогу… выполнить свои обещания им… но долго… слишком долго – много времени нужно было, чтобы… Я стал делать пометки в бумагах… кто из их родных мертв, кто еще жив… А твои родители – они действительно… у Рочестера… не лгал… – зашептал он совсем неразборчиво. Эрнеста стиснула его плечо:

– Где эти бумаги?

– В… в моей каюте. Девятая доска от окна… сдвинь ее, и увидишь тайник. Там все… – глаза капитана Гарсии гасли, но он мутным взглядом хватался за лицо девушки, как утопающий – за единственную, бесполезную соломинку. – Я… не хотел, чтобы так вышло. Не хотел тебя убивать… Я заслужил, – вдруг ясно и спокойно проговорил он. Морено сжала зубы.

– Благодарю тебя за это. Прощай, – вымолвила она и хотела уже отвернуться, когда Гарсия вдруг протянул к ней окровавленную руку и попросил чуть слышно:

– Поцелуй меня… Хотя бы один раз… за то, что сказал о твоих родных… – голос его прервался новым приступом кашля, мелким и слабым, сотрясавшим его уже безвольное тело в последних конвульсиях. Эрнеста видела не раз, как умирают люди, и думала, что привыкла к этому; но женская жалость на мгновение взяла верх в ее гордом сердце. Наклонившись к Гарсии, она молча прижалась губами к его лбу – большего Морено не могла заставить себя сделать, даже если бы и хотела. Но испанцу, казалось, было достаточно и этого; он повернул голову и на одно короткое мгновение снова стиснул ее запястье, затем вдруг задрожал, начал приподниматься, мучительно, тяжело дыша – и рухнул обратно, в лужу собственной крови. Эрнеста, помедлив, тронула пальцами его шею: конечно, рассудив трезво, она бы стала проверять отсутствие пульса на всякий случай, однако именно в эту минуту ей почему-то не верилось в то, что этот человек, получивший над ней, хоть и на короткое время, такую власть, внушавший ей неподдельный страх и самое настоящее отчаяние – мертв.

– Генри!.. – привел ее в чувство сорванный голос Рэдфорда: сгорбившись над юношей, он непослушными руками пытался перевязать его рану оторванным от своей рубашки подолом. Эрнеста вскочила, метнулась к нему, машинально помогла затянуть узел. Опомнившись, наклонилась к чужой груди и побледнела, услышав в ответ лишь мертвенную тишину.

– Джек, – справившись с собой, тихо сказала она, – Джек, нужно скорее уходить отсюда.

– Сейчас, сейчас, – кивнул тот, едва ли вообще поняв смысл ее слов: застывший взгляд его был прикован к белому, неподвижному лицу Генри – и такая дикая, сумасшедшая надежда была в глазах капитана Рэдфорда, что Эрнеста в отчаянии встряхнула его за плечи:

– Джек, ты меня слышишь? Нужно бежать, пока нас не схватили!

– Он сейчас очнется, и мы уйдем вместе, – убежденно отрезал тот, наклоняясь ближе к Фоксу и хлопая его по щекам. – Сейчас, сейчас, Эрнеста. Не спеши. Мы успеем…

– Джек, он мертв! – тряся его за плечи в попытке достучаться до друга, крикнула девушка. Новый звук, раздавшийся откуда-то снизу, заставил ее похолодеть: очевидно, матросы, услышав выстрелы, принялись выламывать дверь кубрика. Та, конечно, была прочной и надежной, но едва ли могла задержать толпу остервеневших от неизвестности людей больше, чем на несколько минут; надо было спешить. Однако Рэдфорд явно не понимал этого: на все уговоры девушки он не реагировал никак, лишь отбрасывая от себя ее руки с силой, неожиданной для человека, перенесшего подобные пытки.

– Джек, нам нужно уходить! Скоро они придут и убьют нас обоих, – увещевала его Морено с неподдельным отчаянием. – Джек, подумай о Генри – он ведь умер ради того, чтобы жил ты!..

Рэдфорд перевел на нее безумный взгляд, разлепил сухие губы, явно намереваясь что-то сказать – и замер, умолк, снова повернувшись к телу юноши. Зашарил по нему руками, ощупывая грудь, остановился, переложил пальцы на шею в поисках пульса – словом, не знай Эрнеста своего друга много лет, такое поведение показалось бы ей действиями сумасшедшего.

Особенно громкий грохот снизу, донесшийся через переборки, заставил ее вздрогнуть. Джек, не поднимая головы, произнес негромко, словно во сне:

– Уходи.

– Ты совсем спятил? – от его неподвижного, равнодушно-спокойного выражения лица Эрнесту против воли брала дрожь. Рэдфорд повторил:

– Уходи. Спасайся сама. Я не могу его бросить здесь.

– Джек, – сделала последнюю попытку достучаться до него Морено, – Джек, он мертв, и нам нужно уходить… – со стороны кубрика раздался треск выламываемых досок, и Эрнеста бросила свои увещевания и подхватила друга под локти, оттаскивая от неподвижного тела – в сторону лестницы, за которой имелся выход на палубу. Рэдфорд извернулся с неожиданной для еле стоявшего на ногах человека силой, рухнул на колени и ползком двинулся обратно.

– Уходи, тебе говорят! – крикнул он при этом почти прежним голосом, и Эрнесте сразу же стало понятно – своей волей он не сдвинется с места. Времени оставалось совсем мало: судя по звукам внизу, матросы если и не выломали еще дверь кубрика, то были к этому близки. Морено выдохнула, пытаясь совладать с собой – думать, думать быстрее! – и огляделась по сторонам. В глаза бросилась, издевательски блеснув лезвием, выроненная ею в схватке с Гарсией сабля. Тяжелая рукоять легла в ладонь, как влитая. Эрнеста взвесила ее, обернулась еще раз к Рэдфорду: тот сидел, склонившись над телом Генри и не замечая ничего вокруг.

– Прости меня, Джек, – шепнула Морено и с размаху опустила эфес сабли точно на затылок друга – тот медленно и словно неохотно дернулся, заваливаясь набок, и опустился на пол лицом вниз. Эрнеста, ругаясь про себя последними словами – вслух она не говорила ничего: берегла дыхание – подхватила его под мышки и поволокла в сторону лестницы.

Джек здорово отощал в плену – иначе Морено в жизни не смогла бы поднять его по ступенькам. Конечно, пиратская жизнь приучила ее ко всему, в том числе и тому, что обычной женщине едва ли удалось бы даже под страхом смерти; но чужое тело было на порядок тяжелее ее собственного, и за него было даже не ухватиться толком – пальцы соскальзывали, постоянно попадая на свежие и едва затянувшиеся раны. Задыхаясь и проклиная все на свете, Эрнеста перетащила его через все ступеньки, запнулась и рухнула было сама, больно задев обожженную руку, вскочила снова, прислушалась – кажется, матросы еще не вырвались из кубрика и не шли прямо по их следам – и потащила Джека дальше. Спуск на шлюпочную палубу, где ждет Педро, отрезан: в трюм спускаться опасно и слишком долго… как говорил Генри? Он, кажется, тоже добрался сюда на шлюпке, но где же она?..

– Мисс, мисс! Джек, сукин ты сын, слава Богу! Что за?.. Он… он жив?!.. – раздалось откуда-то справа, и боцман Макферсон, огромный, седой и трясущийся, бросился к ним, перевалившись через борт. Эрнеста вскинула руку, с трудом подавляя облегченный вскрик:

– Нужно быстрее перенести его в шлюпку. Он жив, только без сознания – прошу, не задавайте вопросов!

– А где… где же Генри? – озираясь по сторонам и наполовину уже все поняв, судя по упавшему голосу, вымолвил Макферсон. Морено молча сжала зубы и крепче вцепилась в Рэдфорда. Слава Богу, старый пират опомнился быстро – засуетился, бормоча какие-то ругательства напополам с молитвами, взвалил капитана себе на спини и бросился обратно к фальшборту. Внизу уже ждала шлюпка, закрытая от других галеонов с одной стороны правым бортом «Бесстрашного», а с другой – начинавшимися в полусотне ярдов скалами.

Внезапно Эрнеста остановилась, в отчаянии глядя перед собой словно разом остекленевшими глазами. Макферсон, уже залезший в шлюпку, погрузивший в нее бесчувственного Джека и взявшийся на весла, запрокинул голову:

– Мисс, вы что? Скорее, полезайте сюда!

– Я не могу, – сдавленно, беспомощно выдохнула Морено, схватившись за планшир.

– Как это? Мисс, скорее!.. – крикнул старый боцман. Девушка повторила глухо:

– Я не могу уйти без бумаг. Он сказал… сказал, что они живы…

– Мисс, я… Я не знаю, кто и что вам сказал, но там – там люди, которые вот-вот придут сюда и прикончат нас, как беднягу Генри! – Макферсон поднялся со скамьи и протянул ей руку. Эрнеста снова оглянулась назад, и решимость ее на мгновение угасла, но тотчас загорелась с новой силой; обернувшись к старому товарищу, она потребовала хрипло:

– Уходите отсюда. Быстрее, мистер Макферсон, уводите шлюпку за скалы! Не ждите меня.

– Мисс…

– Иначе у меня будут связаны руки! Уходите, поторопитесь – я сама найду вас позже! – крикнула она и, не дожидаясь новых возражений, прибавила: – Это приказ, мистер Макферсон.

Времени на споры не было – под угрозой были не только их жизни, но и спасенного с таким трудом Джека, не то старый боцман ни за что не повиновался бы. Обратно Эрнеста возвращалась той же дорогой, которой выходила на палубу – так было ближе до капитанской каюты. Тела Генри, Гарсии и Сертиса все еще лежали внизу, и при виде них Эрнеста сдавленно вздохнула: как бы там ни было, она жалела юношу, столь глупо и правильно пожертвовавшего жизнью ради преданных им товарищей – поступок, которого она никак от него не ожидала и теперь мучилась чувством вины за собственные жестокие слова, брошенные ему тогда, в шлюпке. Как бы Морено ни торопилась, все же она на секунду опустилась рядом с ним на колени и потянулась было закрыть глаза – но у Фокса веки оказались смежены, как у спящего, и, если не считать мертвенной бледности, он был в эту минуту поразительно красив: Морено вдруг поняла, что именно все остальные видели в нем раньше.

– Прощай, Генри. Кто из нас не совершал ошибок, верно? А ты ушел достойнее многих великих пиратов, – сжимая на прощание руку юноши и невольно прикасаясь к его щеке, шепнула Эрнеста. Ладонь ее соскользнула, случайно коснувшись шеи – и девушка похолодела.

Сперва она подумала, что ей почудилось – однако под пальцами слабо, но отчетливо стучала кровь, разгоняемая сердцем по жилам. Наклонившись ближе, Морено уловила и дыхание, чуть слышное и прерывистое, каким ему и полагалось быть после подобного ранения. Но повязка, наложенная Рэдфордом и остановившая кровотечение, очевидно, спасла Фокса – во всяком случае, уберегла его от мгновенной смерти.

– Так ты жив, – пробормотала Эрнеста, настолько пораженная, что на несколько секунд утратила бдительность – чужие шаги на лестнице она услышала слишком поздно. Можно было попытаться еще сбежать, но как быть с Генри? Морено заметалась по сторонам, выхватила саблю больше на инстинктах – едва ли ей удастся этим оружием задержать толпу хоть на полминуты, тотчас осознала она в отчаянии. С грохотом распахнулась дверь, и в трюм хлынули люди. Эрнеста с трудом подавила в себе желание выставить вперед клинок и крикнуть: «Не подходите!»: она понимала, что им нужно увидеть все сразу и самим. Матросы, вваливавшиеся следом за товарищами, как и они, делали несколько шагов и в изумлении останавливались; взгляды всех были обращены на трупы капитана и его старшего помощника. Морено чувствовала, как накалялась вокруг тягостная тишина – именно это и требовалось ей.

– Слушайте меня! – звонко крикнула она. – Капитан Гарсия умер. Я знаю, каким именно образом он заставлял всех вас служить себе. Знайте – перед смертью он открыл мне, где хранятся его записи обо всех ваших родных, о людях, ради которых вы пришли сюда и трудились долгие годы! – Низкий, задушенный ропот пронесся вокруг, и Эрнеста вскинула руку: – Я скажу вам, где они хранятся! Но прежде – вы поможете моему другу. Когда он будет здоров и окажется в состоянии вместе со мной покинуть борт – клянусь, что я скажу вам все! Вы ждали столь долгое время – так потерпите всего несколько дней!..

– Не слушайте ее! Неужели не видите, что она лжет? – обернувшись к остальным в толпе, вмешался светловолосый юноша-француз – Рене, как припомнила Эрнеста, перебивая его: